— Все, исчезаю. — Саня поднялся; Вика проговорил на прощанье, глядя с любопытством:

— Вы меня все-таки держите в курсе дела, если вас не затруднит.

— Нисколько, наоборот. Извините, Владимир Николаевич, что я отнял время…

— Сегодня делать нечего. Я как раз и хотел предложить вам вместе уехать домой. У меня такси по вызову.

— Прекрасно.

Унылый октябрьский город катил в автомобильном окошечке, «очам очарованья» не было в железобетонных коробках и коробочках, стекла запотели — и летящий ландшафт причудливо, сказочно изменился… Почему «сказочно», откуда такой эпитет? Ах да, младший компаньон с его возвращением в детство.

Старший обернулся с переднего сиденья, поинтересовался:

— Ну как вам у нас?

— Непривычно. Мне-то как раз деловой жилки не хватает.

— Ну, у вас с Викой, вижу, и дела уже какие-то завелись.

— Нас обоих заинтриговала судьба Нины Печерской.

Машину лихо занесло на повороте, пассажиры чуть не столкнулись лбами.

— Кто такая Нина Печерская?

Стало быть, она ему ничего не рассказала, подумалось с благодарной нежностью, сейчас я ее увижу!

— Женщина, которая жила до Викентия Павловича в кабинете.

— А, которая внезапно съехала. А что с ней?

— Он видел ее в августе, а я — в прошлую пятницу. Что ей нужно в доме, не пойму.

— Так вы б ее и спросили.

— Она опять исчезла.

— Куда?

— В том-то и дело, что не знаю.

— И Вика заинтересован этим делом? — спросил Владимир недоверчиво.

— Ему все это напоминает детство, сказку, он сказал.

— Вот уж не подозревал за Викентием Павловичем… Идейный холостяк, девиз «деньги», никакой сентиментальности.

— И тем не менее… Надеюсь, Владимир Николаевич, наш разговор останется между нами.

— Разумеется. Но, может, вы объясните, что произошло?

— Скажем, так. Пропал человек, я его ищу. Вас устроит такое объяснение?

— Не совсем, но это ваше дело.

— Объясню, обещаю… когда для самого что-то прояснится.

— Я в вашем распоряжении, правда, не представляю, чем смогу помочь.

— Ну хотя бы… Расскажите, например, что делали в пятницу вы и ваши сотрудники.

— Наверное, когда в доме была Нина Печерская? — уточнил Владимир проницательно. — Пожалуйста. Вместе с представителями заказчика занимались составлением договора.

— В какое время?

— С девяти утра до четырех. Не уходили даже на обед, решили наверстать в ресторане.

— На чем вы туда добирались?

— Заказали четыре машины. Гулять так гулять. Словом, целый день не расставались, только Вика ездил в банк.

— Когда?

— Ушел он в третьем, а подъехал к «Праге» около пяти. Во сколько вы видели ту женщину в доме?

— Без четверти четыре.

— Не понимаю, какая здесь может быть связь.

— Давайте не будем торопиться, Владимир Николаевич. Где вы потеряли ключи, как вы думаете?

— Понятия не имею. В четверг вечером хватился, уже во дворе. Майя Васильевна открыла.

— Она вам дала запасные?

— В субботу выпросил.

Машина завернула на Жасминовую, остановилась у калитки, прошли к дому, поднялись на крыльцо.

— Видите щель между портьерой и рамой? — Саня кивнул на окно. — Вон в том кресле сидела Нина Печерская.

— В кресле хозяйки? — удивился Владимир.

— Хозяйки как будто не было дома.

— Что за фантастика!

— В этой фантастике я живу уже четвертый день. Это вы порекомендовали Викентию Павловичу кабинет?

— Я.

— А сами как сюда попали?

— Забавно. Мне как раз Вика сказал. Прочитал объявление у метро «Проспект Мира». Он там живет.

Любовь смотрела на восковой веночек, протянутый Саней на ладони, но отшатнулась, не притронувшись; он положил венок на диванный валик.

— Саня, мне страшно.

— Страшно? Почему?

Она пришла только что, постучалась в дверь, сказала: «Володя уже лег. Можно к вам?» — забралась с ногами в диванный уголок, закутавшись в длинный, старого покроя халат. Точно большая красивая черная птица.

— Страшно, повторила. — Так и кажется, будто кто-то бродит между яблонями. А вдруг в доме… — не договорила, но он ее понял.

— Да вроде все обыскано.

— Но ведь где-то она должна быть. Вы завтра уедете?

— Завтра вторник — надо в институт. Но если, — добавил холодновато, превозмогая чувства пылкие, — вам так страшно, я могу позвонить своему профессору…

— Нет, не такая уж я слабонервная дама, — Любовь улыбнулась доверчиво. — И убивать меня вроде не за что.

Саня вдруг тоже испугался — не пойми чего — и чтоб заглушить это тяжелое ощущение и отвлечь ее. принялся в живописных подробностях рассказывать о своих сегодняшних похождениях. И она отвлеклась — с полуслова понимая его, с полувзгляда… мы «единомышленники» — что ж, будем смиренно довольствоваться и этим.

— Генрих отпадает, — говорил Саня. — Настя услышала голос из форточки. Чей? Должно быть. Нины Печерской.

— Должно быть? Но ведь она знала Печерскую.

— Да уж год прошел. Да и голос искаженный, конечно, глухой: смерть приближалась. Услышала голос — и почти сразу увидела в окне любовную пару. Что же касается Викентия Павловича…

— Они оба рассказали вам про Нину Печерскую. Если б они были замешаны в убийстве…

— Любочка, и тот, и другой неглупые люди. Генрих видел Печерскую при Насте, та ему говорила про балерину. Викентий Павлович столкнулся в саду с Анатолем. Разве можно скрывать, коль существуют свидетели?

— Вы их подозреваете?

— Меня настораживают три обстоятельства. Почему, увидев у меня зажигалку, Генрих испугался и решил, что я из органов?

— Вы сказали про отпечатки пальцев.

— Вот именно — его это не удивило. Ситуация водевильная — при чем здесь милиция? Какие отпечатки? Послал бы куда подальше. Но появление в институте следователя предполагает преступление. Знаете, он безропотно реагировал на мои довольно бесцеремонные вопросы и замечания.

— Вы считаете, он что-то знает про убийство?

— Возможно. Однако скрывает.

— А второе обстоятельство?

— Отсутствие алиби у Викентия Павловича. С двух до пяти. Люба, я попрошу вас во всех подробностях вспомнить ваш уход из дома, ваш путь.

— Вы думаете, — спросила Любовь взволнованно, — мне встретился по дороге убийца?

— Или Нина Печерская. Или оба. Ну не бестелесные же духи слетелись в Останкино.

— Стало быть, могли видеть и меня. Что ж, реальная опасность меня только подстегивает, — и правда, голос ее звучал бесстрастно. — Страшно бессознательное, иррациональное, как сказал бы Анатоль: потустороннее. Нет, ничего необычного я не заметила. иначе я вам бы уже рассказала.

— Ну а голос, звучащий неизвестно откуда?

— А, должно быть, ребята за стенкой.

— А вы уверены, что он не донесся из комнаты тети Май, когда вы проходили мимо?

— Вы думаете, убийца уже был в доме, когда я…

— Надеюсь, что нет. Надеюсь, вам ничто не угрожает. Хорошо, расскажите про обычное.

— Ну, оделась, вышла из дома, помахала Анатолю. На Жасминовой не встретился никто, тихая улочка. А когда свернула за угол… там магазины. Повезло: сразу купила помаду моего оттенка, думала, придется на Калининском искать. Ну, магазины, прохожие, конечно. И наверняка женщины в темных плащах, не обратила внимания, никогда не видела Печерскую. Все было обыкновенно.

— Не забудьте про туман. Уже не совсем обыкновенно.

— Ах да, правда! Так красиво — не сплошной, а слоями и пятнами. Деревья будто закутаны. Помню тополь у нас на углу…

— На углу? Где я встретился с Настей? Там же телефонная будка и никакого тополя…

— Напротив через мостовую. Там еще мужчина стоял и читал газету. А над ним — целое мерцающее облако.

— Чего это он расчитался… в потемках, — пробормотал Саня, чем-то раздражал этот образ в тумане, какой-то фальшью… ага, стереотип из шпионского фильма. — Вы его разглядели?

— Я и не разглядывала. Вот, сейчас вспомнила дерево…

— Во что он был одет?