которого запылал куст в пустыне, разделилось надвое море и сошел с небес на землю огонь?

На этот раз Твой голос звучит иначе.

Прочти Сам это предложение. В начале стоит «для чего», а в конце — вопросительный знак. Но ведь Ты же не задаешь

вопросов.

Где твердость и власть, с которыми Ты обычно говоришь?

Именно так ТЫ сказал Лазарю: «...иди вон»1.

Именно так ты изгонял бесов, говоря им: «Идите»2.

Именно так Ты успокоил учеников, увидевших Тебя идущим по воде и испугавшихся: «...ободритесь; это Я, не

бойтесь»3.

Все эти высказывания следовало бы увенчать восклицательным знаком. В них звучат триумф, гром орудий и грохот

колесниц победителей.

Твои слова создали Большой каньон, Твои слова вдохновили учеников. Говори, Боже! ТЫ Сам — восклицательный знак

всего творения!

Так почему же над Твоими словами повис этот зыбкий, изогнутый, склонившийся, как будто под тяжестью, знак

вопроса? Разве никак нельзя распрямить его и превратить в восклицательный? Разве нельзя заставить его стоять прямо?

И, если уж я начал говорить с Тобой начистоту, мне еще не нравится слово «оставил». Податель жизни — и вдруг

покинутый? Источник любви — и вдруг один? Отец всего — и вдруг оставленный?

Как же так? Конечно же, здесь какая-то ошибка, и ТЫ вовсе не это имел в виду. Может ли Бог вообще чувствовать

Себя оставленным?

Разве нельзя чуть-чуть изменить это предложение? Совсем немного, лишь одно слово? Что же ты предлагаешь?

Как насчет «испытываешь»? «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня испытываешь?» Разве так будет не лучше? Тогда

мы все сможем дружно зааплодировать. Мы сможем поставить Твою преданность в пример другим. Мы сможем

рассказать об этом подвиге детям. Все станет понятно — ведь тогда Ты будешь героем. Одним из многих героев, изменивших историю.

А кто может называться героем, как не тот, кто выдержал испытание?

Но если это предложение Тебя не устраивает, у меня есть другое. Почему бы не сказать «сразил»? «Боже Мой, Боже

Мой! для чего Ты сразил Меня?» Да, это будет лучше! Теперь Ты — мученик, вставший на сторону правды. Патриот,

которому нанесен удар рукой врага. Доблестный воин, пронзенный мечом, израненный и окровавленный, но все равно

победивший.

«Сраженный» звучит намного лучше, чем «оставленный». Ты — мученик, пострадавший за правое дело. Ты — в одном

ряду с Патриком Генри и Авраамом Линкольном.

Ведь Ты же Бог, Иисус! Ты не можешь быть оставленным. Ты не можешь оказаться в одиночестве. Ты не можешь быть

покинут в момент Твоего величайшего страдания.

Быть оставленным — это удел преступника. Лишь худшие из худших заслуживают того, чтобы быть оставленными. Это

наказание для злодеев — не для Тебя. Не для Тебя, Царь царей. Не для Тебя, Альфа и Омега. Не для Тебя, Безначальный. В

конце концов, разве Иоанн не назвал Тебя «Агнцем Божьим»?

Что за имя! Это Ты — Агнец Божий, без пятна и порока. Я просто слышу, как Иоанн произносит эти слова. Я могу

представить, как он улыбается, указывает на Тебя и говорит громко — так что его слова разносятся над всем Иорданом:

«Вот Агнец Божий...»

И как только он это произносит, глаза всех устремляются на Тебя. Молодой, загорелый, крепкий, широкоплечий, сильный...

«Вот Агнец Божий...»

Так тебе нравится этот стих?

Да, Боже! Он один из моих любимых. Как точно он говорит о Тебе!

А как насчет второй части?

Хм-м-м... Дай-ка припомню... «Вот Агнец Божий, Который пришел, чтобы взять на Себя грех мира»4. Правильно?

Да, правильно. А теперь подумай, для чего пришел Агнец Божий?

«Пришел, чтобы взять на Себя грех мира». Подожди минутку! «Взять на Себя грех мира...» Я никогда прежде не

задумывался о том, что значат эти слова.

Нет, конечно же, я читал их, но никогда не думал о том, что они означают. Я думал что Ты… ну… вроде как прогнал

грех, запретил его... Я думал, что Ты просто встал перед горами наших грехов и велел им уйти — подобно тому, как Ты

изгонял бесов из людей или прогнал лицемеров из храма.

Я думал, Ты просто приказал злу убираться вон. Я не задумывался о том, что Ты буквально взял и вынес его на Себе. До

меня никогда не доходило, что Ты дотрагивался до него, и уж тем более — что оно притрагивалось к Тебе.

Это, наверное, было просто ужасно. Я знаю, каково это — когда грех прикасается к тебе. Я знаю, как он смердит.

Помнишь меня, прежнего? Раньше, не зная Тебя, я барахтался в этих нечистотах. И я не просто прикасался ко греху, я

любил его. Упивался им, танцевал под его музыку. Я просто жил в нем.

Но зачем я Тебе обо всем этом рассказываю? Ты ведь помнишь. Ты увидал меня, Ты отыскал меня. Я был одинок, мне

было страшно. Помнишь? «Почему? Почему я? Почему это произошло именно со мной, почему я так страдаю?»

Знаю, это вряд ли можно было назвать вопросом. Во всяком случае, правильно поставленным вопросом. Но больше я

ни о чем спросить не мог. Видишь ли, Боже, я чувствовал, что совсем запутался, что я — один на всем белом свете. Да, да, грех делает это с человеком: ты начинаешь чувствовать себя сломленным, осиротевшим, безвольно плывущим по течению.

Из-за греха ты оказываешься таким оставлен...

Что же это? Что я только что сказал?

Боже мой, Боже! Неужели это произошло тогда с Тобой? Не хочешь ли Ты сказать, что с Тобой грех сделал то же, что и

со мной?

Прости меня! Прости! Я не знал, не понимал этого. Ты и вправду был одинок там, на кресте, да?

Неужели Ты и вправду задавал этот вопрос, Иисус? Тебе и вправду было страшно. Ты и вправду был одинок. Так же, как и я. Но я-то заслужил это, а Ты — нет.

Прости меня, я говорил о том, чего не понимал.

Глава 26

СКРЫТАЯ ГРОБНИЦА

И положил его [тело Иисуса] в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился.

Мф. 27:60

Дорога на Голгофу была шумной, неровной и опасной. И это при том, что мне не пришлось тащить на своих плечах

крест.

Когда я думал о том, чтобы пройти по следам Христа на Голгофу, я представлял себе, как буду размышлять о

последних часах жизни Иисуса, и представлять приближающиеся к апогею события. Я ошибался.

Прогулка по Виа Долороса — не просто экскурсия по стопам Христа. Это — заплыв против течения, в котором вам

приходится преодолевать напор идущих по своим делам людей, солдат, уличных торговцев и детей.

«Поберегите свои кошельки», — предупредил нас Джо.

«Уже берегу», — подумал я.

Джо Шулам — мессианский еврей из Иерусалима, уважаемый человек не только среди иудеев. Он известен как

ученый, исследователь религиозных традиций иудаизма и археолог. Но многим он дорог благодаря своей любви к Мессии

и погибшему дому Израилеву. Нас вел не экскурсовод, нас сопровождал настоящий зилот.

А когда зилот говорит вам поберечь свои бумажники, вы должны беречь их.

Я не мог и шагу ступить, чтобы кто-нибудь из уличных торговцев не подскочил ко мне, тряся перед моим лицом

серьгами или шарфами. О каких размышлениях можно говорить, когда ты находишься в центре базара?

Виа Долороса и есть базар. Этот участок улицы — настолько узкой, что по нему невозможно идти, так как постоянно

приходится протискиваться между людьми. По сторонам улицы высокие кирпичные стены чередуются с древними

лавочками, в которых продается все: от игрушек и одежды до тюрбанов и компакт-дисков. Один из участков представляет