Черчилль. Но три голоса в ООН от Советского Союза — меня это бесит!

Рузвельт. А сколько голосов будет в ООН у Британской империи, учитывая ее доминионы? Разве этого мало? И разве они для победы сделали больше, чем Белоруссия, Украина?

Черчилль. Я хотел бы, чтобы и Америка имела в ООН тоже три голоса, а не один.

Рузвельт. Америка и будет иметь там три голоса. Маршал Сталин с этим согласился. А что касается репараций на сумму десять миллиардов долларов — это, действительно, для русских капля в море. Те разрушения, которые нанесли немцы России, стоят гораздо больше. И не будем об этом с ними спорить.

Черчилль. А польский вопрос? Разве не видно упорство Сталина в желании создать угодное России Польское правительство?

Рузвельт. Но мы его пока не создали, а ведем дискуссию о принципах формирования временного Польского правительства. И наши позиции с русскими будем сближать. В конечном итоге, мы все стремимся создать в Польше демократическое народное правительство, дружественное всем странам, а не только Советскому Союзу.

Черчилль. Я всегда считал Советскую Россию смертельной угрозой для свободного мира. И победы русских в Европе меня больше пугают, чем радуют. Я всегда желал, чтобы Советский Союз истек кровью в этой войне и к моменту нашей победы настолько ослабел, что не в состоянии был бы играть первостепенную роль в Европе и во всем мире.

Рузвельт. Но мы не раз говорили, Уинстон, с тобой на эту тему. Мы ведь договорились после окончания войны разоружить все государства, кроме Америки и Англии, и что мы будем определять послевоенное мирное урегулирование для всех народов во всех землях.

Черчилль. Советский Союз тоже должен быть разоружен, и его судьба должна зависеть от Америки и Англии.

Рузвельт. В принципе — да. Но ход дальнейших событий подскажет нам, как лучше поступить с Россией.

Черчилль. В день нападения Германии на Советский Союз, выступая по радио, я говорил: нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником большевизма, чем я. Я и теперь не возьму обратно ни одного слова, которые я сказал о нем тогда.

Рузвельт. Но ты все же пошел на союз с коммунистической Россией.

Черчилль. Только ради спасения Англии.

Рузвельт. Разве не ты воскликнул в день нападения Германии на Россию: «Мы спасены! Это для нас дар богов! Опасность для России — это опасность для нас! И мы поможем России и русскому народу всем, чем только можем»?

Черчилль. Да, все это я говорил. Меня вынудили говорить так обстоятельства. Но я всегда считал главным в нашей стратегии — введение английских и американских войск на Балканы с тем, чтобы они сделали мощный рывок на север, заняли страны Юго-Восточной и Центральной Европы и преградили Красной Армии путь на запад. Вопрос стоит так, господин президент: готовы ли мы примириться с коммунизацией Балкан и, возможно, Италии? Я считаю, вывод наш только один — мы должны сопротивляться коммунистическому проникновению и вторжению в Европу.

Рузвельт. Мы, Уинстон, опоздали с этими планами, опоздали.

Черчилль. Да, стремительное наступление русских перечеркнуло их.

Рузвельт. Но ты ведь сам просил Сталина ускорить наступление на востоке, чтобы спасти наши войска в Арденнах от разгрома немцами?

Черчилль. Я вынужден был это делать. Вынужден. У меня не было другого выхода.

Рузвельт. Вот видишь, опять был вынужден просить русских, и они пошли нам навстречу.

Черчилль. Пошли. А теперь я предлагаю создать немедленно новый фронт против стремительного продвижения русских. Этот фронт должен уходить как можно дальше на восток. Главная наша цель — это Берлин. Захватить его раньше русских. Потом освободить Чехословакию и занять Прагу. Затем освободить Австрию и занять Вену. Все эти земли должны быть заняты нашими войсками. И вообще, урегулирование всех европейских проблем должно произойти до того, как мы выведем войска из освобожденных нами стран. Я так считаю.

Рузвельт. В твоих рассуждениях есть много разумного. Конечно, мы ждать не будем, пока русские захватят Берлин. Если наши войска будут стремительно продвигаться на восток и подойдут к Берлину, то они, конечно, его займут. Так же будет и с Прагой, и с Веной. А пока обострять нам отношения с Россией не следует. Мы должны в спорных вопросах находить компромисс.

Входит Стеттиниус.

Стеттиниус. Господа, вам не кажется, что ваша беседа несколько затянулась?

Рузвельт. Да, пожалуй, ты прав, Стеттиниус.

Черчилль. И в самом деле — пора. (Встает.) До встречи на совещании.

Рузвельт. До встречи.

Черчилль уходит.

Стеттиниус. Не утомил вас господин Черчилль?

Рузвельт. Да, я немного устал. И вы устанете, если вам придется истратить столько же времени, как только что сделал я, пытаясь втащить Уинстона в тачке на крутой холм.

Стеттиниус. Спорить с Черчиллем трудно. Он может заговорить и переговорить любого.

Рузвельт. Вот и сегодня столько пустой болтовни!..

Стеттиниус. Черчилль обладает удивительным счастливым даром — немедленно засыпать, как только его голова коснется подушки. И он пользуется этим даром ежедневно даже здесь. А дома всегда спит до 8 часов, и никто не имеет права поднять его раньше. Даже, когда Германия напала на Советский Союз, он узнал об этом только в 8 часов, когда проснулся, хотя весь мир уже знал об этом в пять утра. Все знали: его можно поднять раньше лишь в том случае, если немцы высадят десант на берега Англии.

Рузвельт. Такой режим ему на пользу. Здоровьем не обижен.

Стеттиниус. Не обижен. Хотя курит, ест и пьет виски без меры.

Рузвельт. Да бог с ним, Стеттиниус. Я хочу перед совещанием немного отдохнуть.

Стеттиниус. Это надо. Вид у вас усталый. (Уходит.)

Ялта. Ливадийский дворец.

В зале делегации трех стран.

Рузвельт. Мы заслушали план материальных репараций, который Советское правительство представило на обсуждение и одобрение конференции.

Черчилль. Я хорошо помню конец прошлой мировой войны. Репарации доставили тогда большое разочарование. От Германии удалось получить с большим трудом всего лишь один миллиард фунтов. Но даже и этой суммы нельзя было бы получить, если бы США и Англия не инвестировали деньги в Германию, Англия взяла у Германии несколько старых океанских пароходов, а на те деньги, которые Германия получила от Англии, она построила себе новый флот. Надеюсь, на этот раз Англия не столкнется с такими же трудностями. Я, безусловно, считаю, жертвы России больше, чем жертвы любой другой страны. Я всегда полагал вывоз заводов из Германии правильным шагом. Но из разбитой и разрушенной Германии невозможно будет получить такое количество ценностей, которое компенсировало бы убытки даже только одной России. Великобритания тоже очень сильно пострадала в нынешней войне. Большая часть ее домов разрушена или повреждена. Англия продала все свои заграничные инвестиции, Англия должна экспортировать товары, чтобы ввозить продовольствие. Она вынуждена закупать за границей половину потребного продовольствия. Сражаясь за общее дело, Англия задолжала большие суммы. Общий долг Англии составляет три миллиарда фунтов. Никакая другая страна из числа победителей не окажется в конце войны в столь тяжелом экономическом и финансовом положении, как Великобритания. Другие страны тоже имеют большие разрушения. Голландия затоплена, Норвегия сильно пострадала. Правда, население их невелико. Кроме того, что будет с Германией? Призрак голодающей Германии с ее 80-миллионным населением встает перед глазами. Кто будет ее кормить? И кто будет за это платить? Не выйдет ли, в конце концов, так, что союзникам придется хотя бы частично покрывать репарации из своего кармана?