— У меня есть глаза, Анна. Я вижу, что ты спишь одна.

— Да, некоторое время…

Майкл остановил ее, прикоснувшись пальцем к ее губам:

— Я не хочу знать.

Она застыла в ожидании. Он медленно привлек ее к себе, их губы оказались рядом. «Я хочу тебя», — говорили его глаза, но губы молчали.

Она могла чувствовать тепло его дыхания, ощущать нарастающий между ними поток чувств. Но она ждала, слегка прикрыв глаза. Наконец, женщина нежно произнесла.

— Теперь пора?

Он улыбнулся, взгляд потеплел, губы почти касались ее губ:

— Только, если ты этого тоже хочешь.

Ее губы трепетали под губами Майкла, хотя они еще не касались друг друга.

— Скажи мне, — тихо прошептала Анна.

Его голос охрип, но он уверенно произнес:

— Я хочу тебя.

Она почувствовала, что тает, и поцеловала его. Их сердцебиение и пульс слились воедино.

Их объятиям помешала Мэри, которая вынырнула из-за угла и чуть не наткнулась на них. Она усмехнулась:

— Ах, вот вы где!

— Да, — сказала Анна, высвобождаясь из рук Майкла. Она улыбнулась, увидев нескрываемую радость Мэри.

— Мне очень не хотелось вас беспокоить, но погода, кажется, начинает портиться. Нам лучше взять курс на Сант-Катарину.

Анна быстро согласилась и поднялась на палубу. Ей хотелось прыгать и кричать от радости, но она ограничилась спокойной улыбкой и тем, что повернула корабль на Сант-Катарину.

Пока команда пировала в таверне на берегу, Анна и Майкл, рука об руку, исследовали тропический остров. Они гуляли по пальмовым аллеям, карабкались по зеленым склонам, пробирались сквозь заросли кустарника в поисках тайной, невиданной еще красоты, представляя, что они будут первыми, кто увидит это. Смеясь как дети, они пробрались сквозь заросли кустарника и очутились на поросшем травой берегу, возвышающимся над морем.

Небо было чистым, солнце палило беспощадно, а вода оставалась спокойной и прозрачной.

— Думаю, что буря нас миновала, — сказала Анна. Майкл взял ее руку, нежно играя пальцами.

— В некоторой степени, я бы сказал. Бури могут очень возбуждать.

Анна засмеялась, схватив его за руки.

— Не на море, доктор. Нашему кораблю всегда везло, он никогда не попадал в бурю. Мы всегда успевали вовремя пришвартоваться к берегу.

— Так вот в чем дело. Несмотря на все замечательные разговоры о храбрости, держу пари, пиратство — самое трусливое занятие, которое я когда-либо знал.

— Что? — она высвободила свою руку, но все же улыбалась ему. — Не дай Бог, кто-нибудь из этих чурбанов услышит тебя, Майкл. Они перережут тебе горло, чтобы доказать свою храбрость.

Он засмеялся:

— Храбрость состоит не в том, чтобы перерезать горло, а в том, чтобы жить, день за днем. В том, чтобы выступить одному против всех и победить изобретательностью и мастерством. А сидеть и ждать, когда представится случай украсть у тех, кто заработал, — для этого совсем не нужна смелость.

Теперь ее улыбка стала потухать:

— Звучит очень самодовольно, Майкл. Невысокого же ты обо мне мнения, если говоришь так.

— Я слишком самонадеян. Это мой недостаток, и я знаю об этом, — он внимательно посмотрел на женщину, — что ты сама о себе думаешь?

Анна ответила, не задумываясь:

— Люди считают меня пиратом. И очень дерзким.

— Люди несправедливы, особенно к женщинам. Их осуждают за малейшую провинность. Поэтому твоя репутация ничего не значит, Анна. Что ты сама о себе думаешь?

Анна отвела глаза и задумалась. Наконец, она ответила с некоторым смущением, даже печалью.

— Помню дома… в Белфилде, — она снова повернулась к нему, — когда Джилла хотела поймать цыпленка, чтобы сварить бульон, она никогда не хватала его и не рубила голову сразу. Когда я спрашивала, почему, она отвечала, что тогда у него будет много времени на раздумья. Вместо этого, она раскрывала ему клюв, вливала чайную ложку рому и ждала, когда он запьянеет. И только тогда скручивала ему шею. А цыпленку уже все было безразлично. Джилла говорила, что он умер счастливым; так происходит и с большинством людей, — вдруг глаза ее наполнились слезами и, ничего не видя, она опять нашла его руку. — Я очень часто ощущаю себя таким цыпленком. Мчусь куда-то, чтобы умереть счастливой. А иногда мне кажется, что я вообще еще не жила. Как будто бы вся моя жизнь — ожидание. Ожидание того, что я начну жить, — она взяла себя в руки, смахнула невидимые слезы, ее лицо опять стало спокойным. — Но я всегда считала, что создана для жизни. Я и сейчас так думаю.

Он нежно ей улыбнулся:

— Я тоже так считаю. Я никогда не встречал такую женщину. Для меня навсегда останется загадкой, почему ты так неистово гонялась за смертью. Ты родилась для того, чтобы жить.

Майкл помог ей встать, и она заметила на горизонте темные тучи, что говорило о приближающемся ливне. Анна упала в его объятия, и полил дождь. Смеясь, они побежали, чтобы спрятаться. Немного поднявшись по склону, они нашли небольшую пещеру. Им нужно было пригнуться, чтобы войти в нее, под ногами у них был мягкий мох, и это было убежищем от бури.

— Я вся промокла, — смеялась Анна, стряхивая с волос капли дождя. Затем она пристально и неожиданно серьезно посмотрела на Майкла.

Он крепко обнял ее, поглаживая по спине, затем его руки нежно соскользнули на ягодицы Анны, и он прильнул к ней всем телом.

— Анна, ты так красива, — он целовал ей шею, — если бы ты только знала, как я тебя хочу!

— Да, — прошептала она, — я знаю.

Она обвила руками шею Майкла, их глаза встретились. Он жадно поцеловал ее, его сильные руки настойчиво блуждали по телу Анны. Он зарылся губами в ее волосы и прошептал:

— Но я хотел дать нам время. Я не знал тебя… настолько, чтобы полюбить.

— А теперь, — у Анны перехватило дыхание.

— А теперь я знаю, что внутри ты еще прекраснее, чем снаружи, — он опять целовал ее, целовал настойчиво, пока она не почувствовала, что в ней поднимается волна страсти, и вся задрожала.

— Я люблю тебя, Анна. Можешь ты полюбить меня?

Вместо ответа она еще сильнее прижалась к нему, поцеловала и, почти рыдая, произнесла:

— Да… Майкл, я люблю.

В висках у нее стучало. Слишком долго она никому не позволяла прикасаться к себе и обладать ею. А позволяла ли она вообще когда-нибудь? Часто Анна представляла себя в его объятиях, обнаженную. Но эти сладострастные мысли были бледным призраком по сравнению с тем, что она испытывала сейчас.

На мгновение женщина отстранилась, когда поняла, что эмоции переполняют Майкла, и увидела его влажные глаза. Когда почувствовала такую нежность, которой не знала никогда. Она целовала его глаза, лицо, шею. Он медленно расстегивал ее блузку, и Анна вздрогнула.

— Твоя грудь, как две теплые луны, — мягко сказал мужчина, прикасаясь губами к ее набухшим соскам, слегка их оттягивая, — такая нежная, — прошептал он. Женщина вздохнула и он, опускаясь перед нею на колени, плавно снял с нее бриджи. Он увидел шрам на ноге, и ему было невыносимо думать о той боли, которую она перенесла. Майкл нежно поцеловал рубец и почувствовал, как Анна напряглась. Он хотел сказать ей, что она красива, совершенна, и он говорил это своими руками, своими губами. Кончиками пальцев мужчина провел по изгибам ее икр, упругим бедрам, пока не добрался до сокровенного треугольника. Анна почувствовала его поцелуй, а когда он оторвался от нее, она задыхаясь проговорила:

— Пожалуйста, скорее. Сейчас!

Он быстро сбросил одежду. Мягкий мох пещеры был их постелью. Майкл нежно и страстно произносил ее имя. Анна впервые так остро чувствовала наслаждение телом мужчины.

Она растворялась в нем, он проникал в ее сердце, душу так, будто они были единым существом, когда больше не нужны слова, а только вздохи, не нужны знаки, а только еле слышный шепот, который заставлял трепетать ее тело.

Только потом женщина поняла, что он шептал, лаская ее, постанывая от наслаждения. Она поняла, что Майкл любит ее всем своим существом. Анну охватил небывалый прилив нежности, и тогда она уже знала, что никогда не сможет с ним расстаться.