— Есть способ безошибочно отличить умного от глупого, — сказал Говоров. — Умный благодарит друга за критику его действий, а глупый на такую критику обижается.

— Намекаешь, что ты умный? — поддел Говорова Брылькус.

— Некоторые так считают. И знаешь, хочется поверить.

— Ещё рано, — покачал головой комиссар. — Не поддавайся соблазну. С людьми ты пока что излишне суров. Знаю, что у тебя непреклонный характер и жизненный путь твой в редких местах был мёдом помазан, но нельзя все требования, которые предъявляешь себе, распространять на подчинённых. Если бы они могли делать всё то, что можешь ты, незачем было бы тебя ставить над ними командиром. Будь твёрдым, будь железным, это твоё право. Но в душе оставайся мягким к людям, командир. Люби людей, и тогда они потянутся к тебе со всеми своими делами, заботами и чувствами. И сделают для тебя в бою невозможное, выполнят любой приказ.

— Я люблю своих бойцов, — сказал Говоров, — и делаю для них всё, что в моих силах.

— Вижу. Поэтому я тебе личный друг, а не только политический комиссар твоего полка. Ты сможешь делать ещё больше, — продолжал Брылькус, — если искоренишь одно заблуждение.

— Какое?

— Ты думаешь, что сам уже воспитался и теперь обязан только воспитывать других. Нет, дорогой командир. Советую: обучая, учись, а воспитывая, воспитывайся сам. Когда так поставишь дело, тогда ладно уж — можешь считать себя умным человеком.

После этого разговора Леонид Александрович часто думал о себе, как о капитане огромного корабля, который называется полк. Этот корабль должен быть в постоянной готовности к любому, самому трудному плаванию. Можно было разбудить бойцов среди ночи и объявить боевую тревогу — и каждый знал, что ему делать. Однажды приехала внезапно комиссия из штаба военного округа.

— Выводите полк на боевые стрельбы в полной готовности, — сказал Говорову председатель комиссии. — Район операции будет здесь.

Председатель комиссии указал на карте район с самой трудной пересечённой местностью.

Через несколько минут полк был выстроен. Раздались команды командиров батарей:

— Поорудийно, справа за мной, шагом ма-а-арш!

Спокойно и ровно тронулись запряжки, направились к району стрельб. Впереди каждой батареи поскакала разведка и конные телефонисты, чтобы выбрать позицию, разбить фронт батареи и установить телефонную связь. Батареи перешли на галоп, быстро поскакали к своим позициям. Первая батарея, вторая, третья…

С наблюдательного пункта члены комиссии и Леонид Александрович хорошо видели, как сильно прыгали передки и зарядные ящики на ухабах и выбоинах. И вдруг у всех замерло дыхание: один боец упал с передка повозки. Ещё секунда, и его раздавило бы колёсами пушки, но ездовой круто развернул уносы, и колёса вильнули в сторону, объехав лежащего бойца в нескольких сантиметрах.

Сняв фуражку, вытирая вспотевший лоб, председатель комиссии сказал:

— Ездовому объявить благодарность… Даже нет: поощрить именными часами от командующего округом. Виртуоз своего дела!

— Виртуозами без практики не становятся, — заметил комиссар Брылькус.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил председатель.

— Только то, — ответил Брылькус с мягкой улыбкой, — что у нас в полку отрабатывают такое упражнение: объезд упавшего номера расчёта.

— Казалось бы, лишняя работа, а в итоге — спасённая жизнь, — сказал председатель комиссии.

Батареи достигли своих позиций и быстро заняли боевое положение.

Начались стрельбы.

Первая батарея поразила сорок шесть целей из пятидесяти. Третья накрыла своим огнём сорок две цели. Вторая батарея стреляла похуже и поразила только тридцать три цели из пятидесяти.

— Позвольте мне поправить дело, товарищ комполка! — обратился к Говорову комиссар Брылькус.

— Вы разрешите? — спросил Говоров у председателя комиссии.

— У вас и комиссар стрелять умеет? — удивился председатель. — Он что, бывший артиллерист?

— Я бывший палубный матрос, — сказал Брылькус, — но стрелять вроде бы немного научился в говоровском полку.

— А ну, давайте! — разрешил председатель. — Любопытно будет посмотреть, не видал ещё, как стреляют политработники.

Пётр Викентьевич вскочил на коня и помчался к позиции второй батареи. Заняв место командира батареи, он поправил корректуру, улыбнулся бойцам, сказал:

— Ну, ребята, не подведите комиссара перед комиссией! Огонь!

Ещё двенадцать целей были поражены, и вторая батарея заняла своё законное второе место.

Комиссия дала отличную оценку боевой подготовке полка. Особо было отмечено, что даже комиссар умеет руководить стрельбой и в боевых условиях способен заменить выбывшего из строя командира батареи.

12. ТЕПЕРЬ КОНЬ НЕ ПОНАДОБИТСЯ

Есть одна особенность в жизни детей, у которых папы военные: они много путешествуют. Это очень интересно, но так как ничего не даётся в жизни даром, есть в путешествиях и плохая сторона. Другие дети живут всё детство в одном городе, на одной улице, в одном доме. В десять лет у них уже имеются «старые друзья». А тут только успел подружиться — папу переводят в другой гарнизон. Правда, и там появляются друзья, но это ведь не старые друзья, которые понимают тебя с полуслова, по взгляду, по жесту…

А как тяжело бросать в печку игрушки!

Снова переезд, и снова те же неприятности.

— Этот паровоз нельзя в печку, — сказал Володя. — Мне его сам папа сделал!

— Папа тебе ещё сделает, — возразила мама. — А сейчас его всунуть просто некуда, ты должен это понять. Я фарфоровый сервиз соседке подарила! Понимаешь?

Нет. Никак не понятно, как можно сравнивать сделанный папой паровоз с какой-то посудой… Когда мама отвернулась, он быстро засунул паровозик в чемодан под какие-то кофты.

— А куда посадим Мурзика? — спросил Володя.

— Ох, — вздохнула мама и села на этот чемодан. — Котёнка отдай Лёве. Лёва его любит, и Мурзику у него будет хорошо.

— Мурзика я не оставлю! — закричал Володя. — Мурзик мой, я его за пазухой повезу!

— Папа коня оставляет… — В мамином голосе за напускной сердитостью слышится печаль. — Ты хоть это чувствуешь?

Это Володя чувствует, но понять не может. Как расстаться с конём? Как бросить здесь Зайчика, не взять его с собой? Зайчик так их всех любит! Он тихо ржёт и поднимает правую ногу, когда Володя входит в конюшню…

— Мамочка, — сказал Володя. — Ведь коней разрешают возить по железной дороге в специальных вагонах.

— Ну и что?

— Разве папе в Москве конь не понадобится?

— Теперь конь не понадобится, — сказала мама.

— Какой же это командир без коня?.. Разве папа больше не будет командиром?

— Папа будет учиться.

— Зачем? — удивился Володя. — Он уже столько учился! Разве он ещё не всё выучил?

Володя родился в 1924 году.

Дети гражданских быстро понимают, что папа такой же постоянно присутствующий рядом человек, как и мама. Дети военных получают первое понятие о папе из маминых рассказов о нём. Папы нет дома. У папы то поход, то учение, то полевая поездка, то лагеря. Папа возвращается домой, когда ребёнок спит, и уходит на службу, когда он ещё не проснулся.

Убаюкивая Володю, мама между сказками рассказывала ему, как папа оканчивал Курсы усовершенствования командного состава артиллерии. Двухлетний Володя представлял себе папу с саблей в руке. Папа идёт на курсы и машет саблей, а курсы на него злобно рычат. Папа как размахнётся саблей, как… окончит эти курсы! Чтоб не рычали.

Но когда папа служил начальником артиллерии корпуса, потом начальником артиллерии большого укреплённого района и одновременно окончил трёхлетний курс Военной академии имени Фрунзе, Володя кое-что понял. Ему было восемь лет, он пошёл в школу и на себе прочувствовал, что такое учение.

— А куда теперь папа поступил учиться? — спросил Володя.

Мама сказала:

— В Академию Генерального Штаба. Это самое высшее военное учебное заведение. Наконец-то папа будет учиться, освобождённый от всех других обязанностей. А то ведь всё время учился и служил…