Он открыл дверь и вошел в ресторанчик. Табачный дым все еще висел в воздухе, хотя в ресторане было уже пусто. Вчерашняя официантка убирала со стола, перестилала скатерти, а в углу за столиком сидел преподобный отец Герх и задумчиво крошил печенье в стакан молока. С момента появления в зале Гюнтера он, не отрываясь, смотрел на него прямым открытым взглядом. Гюнтер не стал разыгрывать непонимание и пошел прямо к столику отца Герха.
— Вы позволите, святой отец? — спросил он, чуть наклонив голову.
— Садитесь, сын мой.
— Благодарю. — Гюнтер опустил сумку на соседний стул и сел. — Гюнтер Шлей.
Отец Герх продолжал крошить печенье в стакан. Под его глазами залегли большие темные круги, от чего взгляд казался пронизывающим.
“Спрашивайте, отче, — подумал Гюнтер. — Как я понимаю, вы хотели пригласить меня за столик, чтобы определить мои умственные способности. Насколько я, говоря вашими же словами, пройдошист. Так начинайте, святой отец”. Гюнтер бросил взгляд на официантку и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
— Давно в нашем городе, сын мой? — наконец спросил отец Герх.
— Со вчерашнего дня.
— По делам к нам?
— Нет. Я в отпуске.
— Веруете ли вы, сын мой? — неожиданно спросил отец Герх.
Гюнтер развел руками.
— Весьма прискорбно, сын мой. Подумайте о своей душе. Вы сейчас молоды, душа у вас не болит, и вы не думаете о смертном часе. Но придет время старости, и в душе вашей будут холод и пустота. Только вера исцелит вашу душу и даст надежду на спасение.
— Я материалист, святой отец, и не верю в бездоказательные идеи. То, что у меня есть сознание, я могу вам доказать, как дважды два. А вот вы тезис о существовании у меня души можете предложить только как аксиому.
— Не путайте, сын мой, науку и веру. Вера тем сильна, что бездоказательна. Если ваша наука так всесильна, то почему вы не можете доказать отсутствие бога?
— Потому, святой отец, что наука находится на границе непознанного, а вера — за ее границами. А познание бесконечно.
— У всего, имеющего начало, обязан быть конец. И когда наука познает все, она дойдет до бога. А всевышнего познать нельзя.
Отец Герх чуть пригубил с ложечки свое месиво.
— Жаль, господин Шлей, что вас не было полгода назад в нашем городе, — сдержанно проговорил он, и в тоне сказанного прорезались металлические нотки.
— Это во время пришествия в Таунд божьей благодати? — спросил Гюнтер и, перегнувшись через стол к святому отцу, прямо посмотрел в его холодные льдистые глаза. — Скажите, ваше преподобие, а вы согласовали пришествие благодати в город со своей епархией?
Отец Герх резко отпрянул назад.
— Сын мой, вы позволяете себе слишком много. — Он раздраженно отставил стакан в сторону и встал. — Пути господни неисповедимы.
Отец Герх бросил на стол деньги, коротко кивнул и направился к выходу.
— Трость забыли, святой отец, — сказал ему вслед Гюнтер.
Отец Герх вернулся и, не глядя на Гюнтера, забрал трость. Гюнтера так и подмывало пожелать священнику в спину: “Да хранит вас святой дух!” — но он сдержался. Это было бы уже мальчишество. Он посмотрел на оставленные священником деньги: их было чересчур много за стакан молока и печенье. Очевидно, святой отец давно пообедал, а затем, растягивая сидение в ресторане, специально ждал появления частного детектива.
Гюнтер выжидательно повернулся к официантке. Если вчера работа у нее спорилась, она быстро и четко обслуживала посетителей, то сегодня у нее все валилось из рук. Убирая столы, она часто настороженно замирала, оглядываясь на окна, прислушивалась. Наконец, Гюнтеру удалось поймать ее взгляд. Она оставила уборку посуды и подошла к столику.
“Вот это да!” — изумился Гюнтер, глядя на нее. Несмотря на порядочный слой крем-пудры и густую ретушь теней, под левым глазом у официантки проступал огромный синяк.
“Так вот, значит, кто выступал вчера ночью в роли праведницы, урезониваемой суккубой Мертой”, — подумал Гюнтер. Он представил себе сцену “урезонивания” официантки ведьмой, и ему стало не по себе.
Официантка подошла к столику.
Гюнтер стал обстоятельно, переспрашивая, есть ли то или другое блюдо в наличии, заказывать обед. Официантка записывала, невпопад кивала или отрицательно качала головой. Вдруг она прекратила записи, вся напряглась и, уставившись в окно, всем телом обратилась в слух. С улицы далеким комариным писком донесся звук мотоциклетного мотора. Официантка стремглав сорвалась с места и, натыкаясь на стулья, выбежала на улицу. Гюнтер увидел, как к махавшей на улице руками официантке медленно подкатил мотоциклист в черной униформе. Официантка схватилась за руль и принялась что-то горячо объяснять ему сквозь грохот работающего мотора. Тот слушал и изредка отрицательно мотал головой. Когда официантка стала умоляюще заламывать руки, мотоциклист оттолкнул ее и, резко дав газ, умчался. Некоторое время официантка смотрела ему вслед, затем потерянно поплелась в ресторан. Лица на ней не было, по щекам катились слезы.
— Тильда! — позвал Гюнтер, вспомнив, как называл официантку “дядюшка” Мельтце. Ее надо было хоть как-то вывести из такого состояния. — Так вы меня будете сегодня кормить?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вопрос Гюнтера о библиотеке в ратуше чиновник бургомистрата воспринял с изумлением, недоуменно пожал плечами и стал объяснять, что публичная библиотека находится где-то на Бульварштрассе. Затем по подсказке Гюнтера он все-таки вспомнил, что газеты на бургомистрат приходят, и их подшивками ведает некая госпожа Розенфельд. И, кажется, в той же комнате находится и какое-то книгохранилище, но в этом чиновник уверен не был.
По крутой винтовой лестнице со стертыми ступенями Гюнтер поднялся на третий этаж башни ратуши и здесь обнаружил библиотеку. Чиновник оказался прав — то, что увидел Гюнтер, трудно было назвать библиотекой. Даже статус книгохранилища мало подходил к небольшой площадке третьего этажа башни у лестницы, ведущей наверх к механизму часов. Проход с лестницы в “библиотеку” перекрывали, оставив лишь узенькую щель у стены, два стола с разложенными на них подшивками газет. За ними, подпирая потолок, высились три стеллажа с теснящимися на полках старинными фолиантами. А у стрельчатого окна, застекленного мутными красными и зелеными витражами, стоял еще один стол, за которым сидела, закутавшись в плед, благообразная старушка и настороженно смотрела на Гюнтера. Не удивительно, что чиновник не знал о библиотеке в бургомистрате. А вот полицейский… Впрочем, он, конечно, был в курсе дела о похищении книг.
Гюнтер поздоровался, представился и начал пространно и путанно объяснять, что он любитель-библиоман, интересующийся старыми книгами, и, если госпожа Розенфельд ему позволит, то он с радостью ознакомится с библиотекой бургомистрата, поскольку наслышан, что здесь находится много раритетных изданий. Нет-нет, только здесь, непременно под присмотром госпожи Розенфельд… По мере того, как он говорил, лицо старушки все больше и больше расплывалось в благожелательной улыбке, глаза теплели.
— Покажите, пожалуйста, ваши документы, господин, Шлей, — неожиданно попросила она, когда Гюнтер закончил свою речь.
Гюнтер с готовностью протянул водительские права. Старушка внимательно изучила удостоверение, при этом ее лицо все больше расплывалось в улыбке.
— Не умеете вы врать, Гюнтер, — со смешком сказала она. — Просто удивительно, как вас держат в полиции. По-моему, для работы в полиции нужно иметь актерские данные.
Гюнтер окаменел. По спине пробежали холодные мурашки. Старушка в его глазах превратилась в ясновидящую ведьму.
Госпожа Розенфельд рассмеялась.
— Ты меня не узнал? — спросила она. — Да, верно, откуда тебе меня знать. Я тетка твоей жены — Лаура Розенфельд. Теперь вспоминаешь?
Действительно, на праздники они с Элис получали поздравительные открытки от какой-то Розенфельд, и Элис, кажется, даже с ней переписывалась. Но то, что тетка живет в Таунде, оказалось для Гюнтера неожиданностью — он всегда равнодушно относился к родственникам жены и не интересовался их корреспонденцией.