— Т–т-ты, Бэла, ты сама эт–т-той ночью… т–ты сама оскорбила меня. Перед самым моим носом приказала захлопнуть ворота. А мужа моего кто ругал? Не ты, скажешь? Ты, ты, ты!

Бела смеется. Г оспожа Ананд смотрит на неё с удивлением: она ещё смеется!

— Ты затем сюда и пришла? Неужели думаешь, я на колени перед тобой стану?

— С чего вы взяли?

— А почему ты смеешься?

— Надеялись небось, что я заплачу? Напрасно! Вот теперь вы можете идти, Гхош–бабу…

Г оспожа Ананд молча проглатывает унижение. Г хош неслышно выходит.

— Когда я ругала вашего мужа?

— Ты почему допрашивала Абдула, кто вызывает девушек — я или муж? Что это значит? Мой муж, кто он, по–твоему? Пьяница? Бабник?

— О вашем муже, госпожа Ананд, я слова худого не сказала… А спрашивала потому, что он не раз являлся к нам и брал с собою Анджу и Манджу.

— Ты в своем уме, Бэла? О чем ты говоришь?

— Я говорю, что знаю.

— Подумать только! Мой муж, заявляет она, наведывался в общежитие! Да как ты посмела! И брал с собою Анджу и Манджу? Кто ты такая, чтоб указывать, куда ходить моему мужу? Ходил и будет ходить куда захочет! И сто раз, и тысячу! Ну и что? Тебе‑то какое дело?

Бэла опять смеется.

— Ладно, — говорит она примирительно, — я пойду. Работа не ждёт… Но хочу вам сказать напоследок, тетя Джоти… у вас гипертония, и мне кажется, вы не измеряли давление вот уж который день… До свидания.

Дзи–и-нь! Дзи–и-нь! — телефонный звонок.

— Да! Говорите… Нет, вы ошиблись.

Щелк! Г оспожа Ананд с досадой бросает трубку.

Дзи–и-нь!.. Дзи–и-нь!.. — трезвонит опять телефон.

— Хелло!.. Я повторяю вам: вы ошиблись!

Щелк!

…Значит, муженёк снова взялся за прежнее? И опять верх одержала Бэла? Не в первый раз пришлось стерпеть унижение из‑за этого старого развратника. Ну нет, сегодня он у меня не отвертится!

Дзи–и-нь!.. Дзи–и-нь!..

— Опять вы? Я же вам сказала: вы ошиблись… Кто?.. Мистер Баге? Ах, это вы! Извините, не узнала. Я ещё не привыкла к вашему голосу… Может, заглянете вечерком?.. Что? Не можете?.. А завтра утром?.. Договорились… До завтра.

…Баге хочет сообщить ей о чем‑то «строго конфиденциально». Что бы это могло значить?

…Куда же подевался Овечий Дед?

…Овечий Дед? Никакой он не дед, а самый настоящий козёл! Вот так!

IV

В переулке, что напротив общежития — официально он именуется Ганпатсинх–лэйн, — вот уже несколько дней подряд с самого утра и до позднего вечера бушуют страсти: идут соревнования по запуску бумажных змеев. Оттуда доносятся шум и крики. «Ага, так его, так… Подводи! Подводи! Подводи!.. Ура–а-а! Срезал! Среза–а-ал!.. Наша берет!» Каждому хочется, чтоб его змей оказался лучшим.

В узком переулке, примыкающем к общежитию, целый день поют разухабистые песни. Под вечер здесь собирается весёлая компания.

— Эге–е-ей! Ой, сестрица, где ты, где ты–ы-ы?

— Тут я, братец, тут я, тут я–а-а! — откликается из‑за стены девичий голосок.

Компания приходит в дикий восторг:

— О–о-ох! Сразила! Сразила! Наповал!.. Ты приди ко мне, сестрица!

Дружно заливаются трели целой дюжины свистков.

— Эй, Рамратия! Взгляни‑ка там, кто подал голос?

Сердито бормоча что‑то себе под нос, Рамратия отправляется к начальству.

— Сходили бы сами, сестрица, поговорили с ними. Они там что‑то новое затевают. А эти… как их.., ну, практикантки, говорят: мол, кто‑то из начальства разрешил им.

«Кто‑то из начальства» в устах Рамратии означает «начальство, что проживает рядом», а всех вновь прибывших она называет практикантками; хлопот с ними не оберёшься…

.«Бэла Гупта решительно возражала против их размещения в общежитии — с того самого дня, как к ней в частном порядке обратился директор департамента здравоохранения:

«Какое мне дело, сколько их — пять или десять? Сколько б их ни было, специально для них придется ввести в устав дополнительные правила».

Директор недовольно поморщился, слова её были ему явно не по душе:

«Какие ещё дополнительные правила? О чем вы говорите?»

«Вы, конечно, не станете отрицать, сэр, что между этими девушками и теми, кто постоянно проживает в общежитии… ну, есть определенная разница».

«Послушайте, мисс Г упта! Если возникнет необходимость, дополнительные правила вы введёте позже… когда они поживут у вас немного. Зачем поднимать шум с самого начала? Обо всем можно договориться без лишних эмоций…»

Подчеркнуто вежливые слова директора звучали как приказ. Поэтому Бэла Гупта не стала больше спорить. Однако сразу же после этой встречи она обратилась к госпоже Ананд с просьбой уделить ей несколько минут для конфиденциального разговора. Госпожа Ананд обещала, но, ссылаясь на занятость, каждый раз откладывала встречу. Да и сама она грубо нарушила устав общежития. По уставу, она не имела права поселять в свое время в общежитии этих двух девушек — Анджу и Манджу. И Бэла отчаянно противилась её решению, однако, невзирая на все протесты, госпожа Ананд собственноручно внесла их в список жильцов. Пустячный вопрос вырос в целую проблему, и она с каждым днём запутывалась все сильнее.

Недовольство нарастало…

«Уж не ко мне ли они направляются?» — думает Бэла. «Они» — это преподавательница местного колледжа «профессор» Рама Нигам, диктор местной радиостанции Рева Варма, проводница Патнешвари Дэви и продавщица из лавки ремесленных изделий Сипра Маджумдар. Идут плотной группой, как на демонстрацию, обмениваясь короткими репликами.

— Terrible![11]

— Из какого же захолустья приволокли их сюда?

— Того и гляди вспыхнет поножовщина! Вот так и зарезали докторшу из Сахарсы. А какая была женщина!..

— Тут теперь такое начнётся — впору красный фонарь вешать, — вставляет Патнешвари; ей уже невмоготу глядеть на этих замарашек, на каждом шагу одёргивать их: «Куда прете?,. Кто разрешил?»

— Мисс Гупта, — берет наконец слово ученая дама Рама Нигам и хорошо поставленным лекторским голосом продолжает: — Мисс Гупта, я чувствую, что… м–м-м… бихарские женщины… м–м-м… такие же, как и все бихарцы…

— Ну и пусть остаются какие есть, — прерывает её Бэла.

Ученая дама возмущена такой бесцеремонностью. Голос её срывается.

— Я говорю вполне серьезно, мисс Гупта! — горячится она. — Таких нерях и замарашек я ещё никогда не встречала. They are horrible![12] Вы только взгляните, у самой лестницы разбросали свои грязные лохмотья!

— Разве затем мы пришли сюда? — патетически восклицает Рева Варма, обращаясь к Патнешвари Дэви (с этой гордячкой Нигам она уже месяцев пять не разговаривает). — Мы пришли поговорить о деле, а не о женщинах, откуда б они ни взялись, — бихарских, бенгальских или пенджабских. А что касается грязи, так её всюду хватает.

— Да–да, вы правы, сестрица, — скромно соглашается Патнешвари.

— Выяснять отношения будете после, — косится на них Сипра Маджумдар.

— Ах, это ты, Сипра? — поворачивается к ней ученая дама, но тут вмешивается Бэла.

— Господа из департамента здравоохранения хотят предоставить им все общежитие, — стараясь не сорваться, говорит она. — Вслед за этой группой к нам нагрянет новая — двадцать пять человек.

От такой новости у всех вытягиваются лица, улыбается только Рева Варма.

— Надеюсь, к тому времени меня здесь уже на будет.

— Почему это вдруг? Может, квартиру подыскала? — интересуется Сипра.

— Какая там квартира! Если уж наши продюсеры ютятся в переулках Банкипура, что говорить о нас? Мы ведь всего-навсего дикторы… Нет, я надеюсь, к тому времени кое‑что случится в моей жизни и я покину общежитие.

Ученая дама презрительно морщится… Случится, случится, непременно случится! Зря, что ли, за чашкой чая мисс Варма рассказывала всем желающим историю своей любви и, не жалея красок, расписывала своего возлюбленного? Послушаешь её, поневоле сомнение возьмёт. То примется рассказывать, как суженый убеждает её бросить работу. «А я ему: что, мол, делать, ума не приложу». То вдруг жаловаться начинает: он, дескать, ей шагу ступить не даёт. «Ох уж эти мужчины — такие ревнивые, такие ревнивые, просто ужас! Ты, говорит мне, не берись играть героинь в радиоспектаклях. Я не могу спокойно слушать, как кто‑то другой называет тебя «моя рани»[13]… А сегодня вон как запела: «Я надеюсь… кое‑что случится…» Нет чтобы прямо сказать: «Выхожу, мол, замуж…» И все тут!.. Вечно какие‑то фокусы, недомолвки!.. Тоже кинозвезда нашлась!