— Лён, это всего лишь люди, — говорил он, — недалёкие, озабоченные только сегодняшним днём, не глядящие в будущее. Они готовы хищнически выбрать все ресурсы своей земли, чтобы набить карманы сегодня, а завтра будут искать виноватых в своих проблемах. В нас обязательно будут видеть источник всех бед, даже не сомневайся. Или я не знаю людей. Не зря же они так старательно удаляют от себя детей хоть сколько-нибудь имеющих магические данные — боятся: а вдруг чего? Но, как видишь, ни моего брата, ни моего отца это не уберегло: рок достал их. Мне жаль Дарейна, я его помню, когда мы были детьми. Он ничего дурного мне не сделал. Но и ему не повезло. Так что, не буду никогда жалеть о том, что я маг от рождения — у меня свой путь, отличный от того, что предназначен людям Сильвандира. Когда срок моего служения закончится, я возьму себе новое имя. Алай Сильванджи — это имя из прошлого, Паф — забавное имя, которое дала мне Фифендра на время забвения. Я найду себе новое. А ты, Лён?
— Н-не знаю, — оторвался тот от своих мыслей. — Наверно, мне тоже стоит взять себе новое имя.
Ему нравилось имя Румистэль — вот этим бы именем он хотел назваться. Однажды присвоив себе это имя, он даже чувствовал себя иначе. Но Румистэль был дивоярец, и странно показалось бы кому-то, если он взял бы себе чужое имя. Разобраться бы в Хрониках Дивояра и выяснить, чем был знаменит этот магистр. Лён не догадывался, насколько он близок к своему желанию.
— Прежде, чем ты вступишь на путь своего служения, — немного торжественно сказал ему на следующий день Магирус Гонда, — ты должен познакомиться с аллеей Героев Дивояра — так благодарит великое небесное сообщество волшебников своих собратьев, павших на своем посту.
Каждый, кто вступает на должность придворного мага, должен знать имена тех, кто трагически погиб в этом служении. Это посвящение памяти должно бы состояться среди выпускников университета — в торжественной обстановке. Но с назначением Лёна приходилось спешить, поэтому пришлось торжественной части ограничиться ознакомлением с Хрониками Героев.
Магирус привёл своего ученика в библиотеку и разложил перед ним прекрасный фолиант, в котором последние страницы были пусты.
С волнением приступил Лён к этому чтению — знакомиться с историей придворных магов, расставшихся с жизнью на службе Дивояру, на благо Селембрис. Он читал краткие, но славные истории о сражениях с враждебными магическими ордами — это были древние времена, о борьбе с аномалиями, прорывах орд чудовищ из других миров — не всегда жизнь Селембрис была безмятежна.
Очередное имя в этом списке мужественных служителей Дивояра заставило его вздрогнуть — он сначала даже не понял, отчего. А потом вдруг всплыло в памяти полузабытое: Воронеро. Выпускник небесного университета, достойно прослуживший в городе Дерн-Хорасаде целых триста лет, был жестоко убит заезжим магом-авантюристом — далее имя этого преступника было старательно замарано, как будто самый след этого мерзавца старались стереть из истории Дивояра. Но Лён-то знал, кто этот маг!
Историческая справка кратко упоминала о том, что произошло в области пространственной аномалии. Несколько волшебников небесного города приобрели смерть в попытках противостоять страшному вторжению орд чудовищ из адского мира. Но это случилось уже позже, и говорилось об этом кратко — только для справки. Может, и были где другие хроники, которые бы рассказали подробнее о проникновении на Селембрис сквабаров, пласкатов, серых упырей, змееголовов и многого другого, но эти книги ещё надо поискать. А краткая история мага Воронеро, погибшего от руки наглого претендента на трон Дерн-Хорасада — вот она.
С понятной дрожью читал Лён строки о самом себе, потому что не было другого человека, который убил мага Воронеро! Здесь были указаны и мена свидетелей, которые наблюдали это, и среди них упоминалось имя Скарамуса Разноглазого. Сомнений нет — это та история, в которой Лён предстал перед жителями Дерн-Хорасада как принц Румистэль, наследник Гедрикса! Это он и есть убийца мага Воронеро!
Он помнил это холёное лицо, обрамлённое чёрными кудрями, презрительный взгляд тёмных глаз, уверенный жест. Он словно снова видел, как прямо на ходу Воронеро превратился в громадного коршуна и свирепо ринулся, чтобы смести прочь наглого мальчишку, который вообразил, что он есть потомок короля Гедрикса и нахально заявил претензии на наследство. И как в один миг Воронеро распался на две половинки, когда навстречу ему блеснул Каратель. Как обуглились две части, на которые распалось тело придворного мага. Тогда ещё Лён с чувством победителя подумал, что это должен быть очень чёрный маг, если Каратель так с ним расправился. И вот оказалось, что он ошибся! Воронеро — дивоярец! Его имя вписано золотом в когорту павших смертью храбрых! А Румистэль, выходит, теперь враг Дивояра! Вот здорово, кого же он тогда подставил?
Больше ему читать не хотелось, уж больно жуткой оказалась новость. Теперь, понятно, он не может назваться Румистэлем. Не случайно вымарано тут некое имя — он уверен, какое имя скрыто этой нестираемой чёрной полосой. Может, оно так сделано именно потому, что история осталась невыясненной — кто выступил под именем Румистэля.
Но выяснить, кто такой этот наследник Гедрикса, именем которого он назвался не однажды, надо выяснить — теперь Лёну хотелось этого ещё больше.
На следующее утро ему торжественно, при собрании Совета вручили орден Дивояра — украшенный драгоценностями медальон на золотой цепи — такой был у всех магистров. Это была алмазная восьмиконечная звезда, заключённая в круг небесной стали. А потом отдали все те магические вещи, которые он сдал при поступлении в Университет.
— Они твои, — сказал с уважением Вольт Громур, вручая всё на том же серебряном подносе Лёну скатерть-самобранку, волшебный голыш, старую роговую расчёску с выломанными наполовину зубцами, эльфийское зеркальце, помятый колокольчик и поцарапанную золотую дудку, — наверно, ты знаешь как управляться с этими вещами. Может, они пригодятся тебе в твоей службе. Не урони честь Дивояра, сынок. Будь всегда достоин.
А потом он вместе с Алаем — Пафа придётся забыть — в сопровождении торжественной группы старшекурсников ринулся вниз с облачного края на лунных жеребцах — великолепное зрелище!
Ещё через день состоялась коронация Пафа, вернее, Алая Сильванджи. Прошло всё довольно гладко — не было никаких неприятностей. Сама церемония была долгой и торжественной, во время которой Паф держался превосходно. В большом помещении столичного собора, где собралась вся знать Сильвандира и духовенство в праздничных ризах, послы соседних государств и придворные маги — молодые, только что поставленные в служение маги из разных миров Содружества, такие разные внешне, но несущие в своих чертах явную аристократичность Дивояра. Стояли плотной группой торжественные и взволнованные друзья-второкурсники, как принято оно при назначении, а тут два события соединились воедино — коронация молодого правителя и прибытие нового придворного мага.
Лён, как принято в регламенте, вручил своему другу корону Сильвандира — как бы сам Дивояр тем самым благословлял нового монарха на служение не просто государству — всей волшебной стране Селембрис! Алай Сильванджи пал на одно колено, принимая дар, а на груди его сиял множеством бриллиантов передаваемый из поколения в поколение медальон королей Сильвандира — тот первый, что был изготовлен по приказу самого Сильвана Хромого, основателя династии Сильванджи. Вручая молодому королю потомственную диадему, Лён видел, как глубоко взволнован его друг, как загорелся румянец на его щеках, какой блеск появился в его глазах и как наследственно горда была его осанка. Он слышал шёпот восхищения среди собравшихся на церемонию — король Алай Сильванджи был красивым молодым мужчиной.
Может быть, подумалось, Лёну, правление его вовсе не будет таким, как предупреждал маг Диш Венсенна — короля явно приняли, как своего. Но, мельком глянув в сторону, он увидал надменное, бледное лицо герцога Лейхолавена, стоящего в толпе. Горящие глаза и полный ненависти взгляд, направленный на короля — всего мгновение Грай Лейхолавен не мог сдержать себя. А в следующий миг он встретился глазами с Лёном, и тут же чёрное пламя гнева погасло в его породистом лице, а вместо этого появилась чуть заметная, тонкая усмешка. Посмотрим, — как будто лукаво говорила она.