Он был волшебник, дивоярец, и уже начинал себя чувствовать вне времени, как подлинные дивоярцы. Вот почему их часто упрекали за то спокойствие, с которым они встречали трагедии людей. Очень долгая жизнь делала их невозмутимыми перед лицом любой беды. Вот и теперь, среди всеобщего несчастья, Лён думал о том, чтобы кого-нибудь спросить о Красном Кристалле.
Взлетев повыше, Лён осмотрелся, ища хоть что-нибудь живое. Не могут же все исчезнуть безвозвратно! Где-то должно быть спасительное место, куда стекаются потоки беженцев! Этот мир ему был всё же ближе, чем тот, пустой, каменистый, голый, в котором жили лишь гадкие монстры да затерявшаяся кучка обезьян. Здесь были люди, и Лён неожиданно для себя вдруг понял, как хочет он встречи с людьми! При одной мысли о встрече с себе подобными, он почувствовал прилив решимости — бесплотный голос Перстня и скупой на слова Сияр не та компания, в которой он нуждался. Это было открытие, поскольку до этого момента он так не думал. Доселе он всегда был с каким-нибудь спутником, а то и не с одним. Сейчас даже вредителя Лембистора он вспоминал без прежней острой враждебности. Ведь от погружения к погружению тот всё более искал дружбы Лёна, как будто они были не враги. Только теперь Лён понял, насколько занимательной личностью был его противник, да только это всё бессмысленно — он никогда не станет другом демону, как бы тот ни старался доказывать свою лояльность. У них слишком разные пути и слишком разные понятия о нравственном, а цинизм Лембистора слишком очевиден.
Развалины города несли в себе черты жестокого пожара, хотя вся местность вокруг была не тронута огнём. Казалось, что всё население, жившее за этими стенами, погибло очень скоро, даже не успев покинуть дома. Оплавленная черепица, закопчённые камни — всё указывало на быстрый и мощный пожар. Сердце Лёна дрогнуло, когда он увидал закрытые городские ворота — засовы были на месте и даже сохранилась шипованная металлическая обтяжка, под которой выгорело дерево. Цела была и стена — весь периметр городской ограды был не тронут, и только внутри, как в котле, сгорело всё.
Он прошёл по закопчённой мостовой, заглядывая внутрь через пустые глазницы окон и проёмы окон. Где встречались обгорелые скелеты, где было пусто. Войдя на городскую площадь, он зажал нос — ещё отчётливо несло запахом горелой плоти, а в слежавшихся слоях мусора, покрывавшего всю площадь, он с ужасом признал человеческие скелеты. Их было так много, что они походили на чудовищный ковёр. В центре площади торчали обломки — похоже, там был помост, от которого осталось только четыре обугленных угловых столба. Пробираясь меж скелетов, Лён едва находил место, куда ставить ногу. Он уже догадался, что тут было, поэтому, дойдя до центра, не удивился, обнаружив меж обгорелыми останками столбов скелет, лежащий в одиночестве. Одежда на человеке сгорела, но остались многочисленные кусочки золота, которые раньше были украшениями. Капли металла вплавились в ключицы — это была золотая цепь. И крупная бляшка золота с вкраплёнными драгоценными камнями вросла в грудную кость — наверно, это был медальон, свидетель власти. На голове покойника была корона, вернее оплавленный обруч с неровно свисающей бахромой оплавленного металла, а в руке жезл. Это был король — он вышел к своему народу, чтобы поддержать его или дать распоряжения, когда внезапная погибель обрушилась на город. И это был не лесной пожар — здесь было что-то иное.
Дальнейший поиск выявил и другие отвратительные черты бедствия, настоящего лица которого Лён ещё не понимал. Он встретил растерзанное стадо крупных животных, наверно, коров, их кости были далеко раскиданы по низине, где ещё оставалось немного травы. Попался ему и разворочанный погост, могилы которого были разрыты, а кости погребённых выброшены наружу. Там было много недавних захоронений — видимо, они и были целью неведомых копателей. Несколько покинутых деревень имели такой вид, словно после бегства жителей по ним прошлась толпа мародёров, ища припрятанное добро: двери сорваны с петель, мебель разбита и даже соломенные крыши сняты со стропил.
Улетая всё дальше от идущего сплошной стеной лесного пожара, Лён искал людей. Он уже понял, что огонь был последней причиной, которая сорвала людей с места — они ушли гораздо раньше, и пламя теперь лишь доедало то, что натворил неведомый враг, не оставляющий следов. В закатном свете он нёсся на своём летучем коне над разорённой местностью и вдруг увидел то, что встретить уже не ожидал.
Сначала ему бросилась в глаза яркая искра, вспыхнувшая среди вечерней мглы. Тяжёлый туман затянул серую равнину, как будто вместе с темнотой с востока полз лимб. Длинные плотные волокна, словно живые, волоклись за уходящим солнцем, не в силах оторваться от земли. Густая масса скрыла под собой засохшие поля, истощённое русло реки, лес, утративший листву, и теперь сизой угарной массой клубилась над равниной. Лишь дальние горы, сурово застывшие в закатных лучах, молча смотрели на этот гной больной земли. Крылатый конь летел над обширной местностью, и всадник уже думал о ночлеге, как вдруг внизу блеснула алым искра. Мигнув два раза, она укрепилась и далее воссияла ровным светом, словно провожала солнце — оно уходило к мрачно-багровому западу, садилось в зловещие, кровавые тучи и укрывалось чёрными, как сажа, облаками.
Немного удивлённый, Лён велел коню снижаться, чтобы рассмотреть, что там такое засияло таким чистым алым светом. Он летел немного западнее этого места, поэтому эта маленькая искра могла быть отражением закатных лучей в чём-то металлическом или стеклянном. По мере снижения, Лён с удивлением понял, что звёздочка уже сияет выше уровня его полёта — она словно возносилась над землёй, как будто стремясь удержать последние лучи солнца.
И вот парящий на своих широких крыльях Сияр приблизился к длинной узкой пике, выступающей из тумана — на вершине неё горела та звезда. И было это не что иное, как металлическая восьмиконечная звезда около полуметра в диаметре. Туман как будто опадал и растворялся, освобождая то, что скрывалось в нём. Длинная пика перешла в узкий конический шпиль, а тот в свою очередь — в круглый купол, крытый чешуями с зелёным налётом. Ночные пары нисходили, открывая удивительное зрелище: высокий шпиль и луковичный купол оказались частью постройки. Вслед за большим шпилем открылись малые, прорисовались крыши, крытые черепицей, сложные дворцовые переходы, площадь перед чугунными воротами, городские улицы, дома, мосты и акведуки, мостовая, городская стена и мощные ворота, запертые на засовы. Но в окнах не было ни искры света, а по улицам не ходили люди.
Изумлённый тем, что он обнаружил совершенно целый город, Лён велел коню сесть на площадь. Немного побурчав, Сияр всё же сел — конь был недоволен тем, что всадник не стал искать ночлега, а надумал шататься ночью по земле. Сейчас самое время летать ночному жеребцу за облаками и ловить крыльями серебряный лунный свет. Но где же луна?
Лён огляделся по сторонам, ища луну или месяц, но в небе едва виднелись лишь несколько звёзд, чей свет был в силах пробиться через дым. В остальном же только дальнее зарево лесного пожара озаряло небо, бросая отблески на землю.
Сойдя на мостовую и почувствовав подошвами сапог её надёжную твёрдость, Лён решился пройтись по городу. Ночное безмолвие ему напомнило город царя Лазаря, в котором с наступлением темноты тоже смолкало всякое движение, и замирала жизнь. Он двинул к домам, стоящим плотно и образующим периметр с несколькими проходами, откуда начинались улицы, — обычно так выглядели города на Селембрис.
Очевидно, городские постройки имели очень толстые и крепкие стены, которым не смогли повредить даже орды неведомых грабителей и убийц — дверь глубоко уходила в стену и находилась в нише, а сами стены искусно сложены из природных глыб. Закрытые ставнями окна находились высоко и тоже были глубоко вдавлены в стены. Козырьки крыш выдавались далеко вперёд и оттого верхние окна домов утопали в темноте — дома имели два-три и даже четыре этажа. На двери не было замка, но стоило потянуть за массивную ручку в форме львиной головы, как стало ясно — тут наглухо закрыто. Дверь имела мощные петли, похожие на распускающийся бутон, и Лён вдруг понял, отчего они ему показались знакомыми — точно такой же формы была обточенная под нож петля у вожака обезьян! На остальных дверях оказались точно такие же петли, словно один и тот же мастер делал их.