Изменить стиль страницы

Саша побледнела.

— Когда я не хотела выходить замуж, мама, вы без конца твердили: выходи, выходи! А теперь, когда я дала согласие, идете на попятный. Не хотите — не надо. Слышите? Мне больше нечего вам сказать. И вообще я устала и хочу спать!

Она вышла из комнаты, хлопнув за собой дверью. Старуха и ее двоюродный племянник так и застыли от изумления. Николаев давно думал об этом браке, но не предполагал, что все устроится с первого раза. Теперь его беспокоило лишь, как бы Саша не раздумала, поэтому он принялся уговаривать тетку послушаться желания дочери.

Трудно поверить, но через два дня старуха действительно повела девушку в церковь. Там они с полковником обвенчались и поставили свои подписи в книге регистрации браков. С тех пор Саша стала жить с Николаевым как жена. Полковник хотел было взять к себе и ее мать, но девушка решительно воспротивилась, и старуха осталась жить в прежнем доме. Николаев был так доволен своей молодой женой, что, конечно, во всем ей потакал. К тому же Саша настолько старательно исполняла свои домашние обязанности, что слухи о ней разнеслись повсюду, и это заставило Николаева проникнуться к жене еще большим уважением. Почти вся власть в его семье перешла в руки Саши.

Однако не зря еще в древности говорили: «Удары колокола во дворце слышны и снаружи». Или: «Если хочешь, чтоб люди ничего не знали, лучше всего ничего не делай». В еще большей степени это относится к таким любопытным делам, как замужество или женитьба. Хотя Саша и велела никому не говорить об их браке, людей, конечно, провести не удалось. Все только и поговаривали о том, что феникс породнился с вороном. Слухи расползались все дальше: один передавал десяти, десять — сотне, и наконец эта весть докатилась до ушей Луизы, Бормы и других революционеров. Сначала все не поверили, считая, что Саша связана нерушимым договором с Кранцем, а поэтому не может выйти замуж за другого, тем более за злейшего врага партии. Но потом Луиза сама отправилась к Саше, и — кто бы мог подумать?! — та ее не приняла. Луизе удалось встретить только ее мать, от которой она узнала, что слухи вполне основательны. Естественно, что все стали резко порицать Сашу.

В тот же день члены партии устроили тайное собрание, чтобы решить, как реагировать на подобный поступок. Кранц, только что вернувшийся из Германии, тоже пришел к своим товарищам. Едва он перешагнул порог зала, как ухо ему резанули слова: «Саша вышла замуж». Кранц невольно подался вперед. Тут его заметила Луиза, которая вышла к нему навстречу с возгласом:

— Кранц! Слыхали? Ваша любимая вышла замуж. За Николаева!

Кранцу показалось, будто под ним разверзлась земля. В глазах засверкали золотые звезды, все чувства перемешались, голова пошла кругом.

— Подлая! Убить ее, убить! — прохрипел он и упал навзничь. На губах его выступила белая пена. Все испуганно обступили юношу.

— Это нервный шок, — успокоила товарищей Луиза. — Надо его посадить, и через некоторое время он очнется!

Борма поспешно подхватил друга под мышки и усадил в кресло. Вскоре Кранц действительно пришел в себя, злобно сплюнул и, вскочив, стал требовать кинжал.

— Зачем? — спросил Борма.

— Это не ваше дело. Дай мне кинжал. Я ее убью!

— Не спеши, товарищ Кранц! — возразила Луиза. — Убить ее действительно нужно, так как она может выдать партийные тайны. Но, на мой взгляд, Саша необыкновенная девушка… Она обладает большими знаниями, опытом, умом, — и ее поступок выглядит слишком странно. Все, что кажется неожиданным, происходит неспроста. Подожди, придешь в себя и как-нибудь вечером тайком сходишь к ней. Если Саша действительно изменила нашему союзу и связалась с врагом, сведешь с ней счеты одним ударом ножа. Разве так не будет лучше?

— Я совершенно здоров! — ответил Кранц. — Сегодня же ночью пойду!

На этом и порешили. Перед уходом Луиза сказала Кранцу:

— Завтра ждем от тебя известий.

Юноша кивнул. Возвращаясь домой, он всю дорогу думал о том, как хорошо относилась к нему Саша, как из-за него покинула родину, и при этом — ни слова недовольства! Он вспомнил, как недавно в Берлине они коротали вечера за ужином, при свете лампы. Невозможно описать, передать словами, как им было хорошо вдвоем, какие глубокие чувства волновали их. И вдруг буквально в один месяц все так переменилось! Ведь Саша всегда ненавидела Николаева и однажды, когда Кранц упомянул эту фамилию, принялась бранить его. Как она могла выйти за него замуж? Неужели ее вынудили?

Внезапно его осенила догадка: «Ну да! Ведь перед самым отъездом она попросила у меня фотографию, а потом уехала не простившись!» Казалось, будто в сердце Кранца вонзили тысячу ножей. Он скрипнул зубами, чтобы не заплакать.

За печальными размышлениями юноша не заметил, как наступила ночь. Кранц вынул из кармана часы и взглянул на них — уже двенадцать. «Пора отправляться!» — сказал он себе.

Он быстро переоделся. Натянул на себя черную куртку и штаны, заткнул за пояс небольшой отравленный кинжал, каким часто пользовались его товарищи, застегнулся на все пуговицы, погасил свет и, тихо толкнув дверь, вышел из дому. Собравшись в комок, он, словно кошка, перепрыгнул через забор.

Стояла середина октября. Ночи были безлунными, и хотя на улицах горели фонари, кругом стояла мгла, черная как тушь. Все было покрыто туманом. На перекрестках сиротливо стояли городовые, но Кранцу удалось прошмыгнуть мимо. Вскоре он добрался до особняка Николаева, — к счастью, городовых перед ним не было. Подойдя поближе, Кранц увидел, что особняк со всех сторон окружен невысокой стеной, утыканной железными гвоздями и осколками стекла. Юноша мысленно измерил стену и решил, что сумеет ее преодолеть. Заткнув поглубже кинжал, он принял позу ласточки, собирающейся перекувырнуться через голову, и прыгнул. Раздался звон, и Кранц, увлекая за собой осколки стекла, оказался по ту сторону, под большим деревом, росшим на краю травянистой лужайки. Посредине ее шла проезжая дорога.

Вскоре перед ним показался трехэтажный дом, окруженный высокими густыми деревьями. В нижнем этаже царила кромешная тьма, и только в среднем, в одной из комнат, виднелся огонек. Свет, просачивающийся из окон, падал на деревья. В комнате маячила тень, «Это наверняка спальня Николаева, — решил Кранц. — Но как туда пробраться?» Он снова взглянул на деревья и заметил, что их ветви почти касаются балкона второго этажа. Тогда он подошел к дереву, с быстротой обезьяны вскарабкался по нему и, добравшись до верхней ветки, с силой начал раскачиваться на ней. Ветка затрещала, но сломаться не успела, так как Кранц уже встал на перила, а оттуда спрыгнул на самый балкон.

Юноша прислушался: кругом царило безмолвие. Он тихонько подошел к освещенному окну и заглянул в него. Занавески еще не были задернуты, и глазам Кранца предстала вся комната. У стены стояла кровать с опущенным пологом, над туалетным столиком, придвинутым к окну, висел абажур в форме цветка лотоса с электрической лампой. У столика в изящной позе стояла красивая женщина. Да ведь это Саша! В руках у нее была маленькая фотография. Она смотрела то на фотографию, то на свое отражение в зеркале, и из глаз ее лились слезы.

Увидев эту картину, Кранц вспыхнул, выхватил из-за пояса отравленный кинжал и, не в силах больше сдерживать себя, ринулся в комнату.

Воистину:

Напрасно колючий терновник
Любви от феникса ждал —
Неверную утку ищет
Мщеньем горящий кинжал!

Если вы хотите знать, осталась ли Саша жива, прочтите следующую главу.

Глава семнадцатая

ПРОСТИВШИСЬ С ЛЮБИМЫМ, ДЕВУШКА-ГЕРОИНЯ ВОСХОДИТ НА ЭШАФОТ. КАПИТАН, ПЕРЕДАВ СЕКРЕТНОЕ ПИСЬМО, ВКУШАЕТ ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД

Увидев Сашу плачущей над фотографией, юноша даже не подумал о том, кто изображен на снимке. Он знал лишь, что Саша — изменница, и в сердце его вспыхнула ярость. Створки окна были едва прикрыты. Кранц выхватил кинжал и, не помня себя, ринулся вперед. Внезапно свет погас, в комнате наступил мрак. Сильный удар Кранца пришелся в пустоту, и он, потеряв равновесие, едва удержался на ногах. «Где же Саша?!» — удивленно подумал Кранц. Он стал шарить руками в темноте и наткнулся на маленькую фотографию, лежащую на столе. Машинально сунув ее за пазуху, Кранц сообразил, что Саша убежала. «Но Николаев должен быть еще здесь, надо убить его!» — подумал он и направился к кровати, однако в эту минуту внизу послышались крики: