Изменить стиль страницы

— Надо спасти ее во что бы то ни стало! — зашумели делегаты.

— Пошлем одного человека в банк, а другого — к Зимнему дворцу, чтобы попытаться разведать, где Саша! — предложила Луиза. — Оба эти задания очень важны, кто желает идти?

Борма взял на себя получение денег, а Кранц захотел пойти на разведку.

Теперь мы расскажем о Кранце, который весь в поту прибежал к Зимнему дворцу. Вход плотной стеной заслоняли полицейские… Пока юноша раздумывал, как бы проникнуть внутрь, из подъезда вышли двое мужчин — один пожилой, другой молодой — и сели в коляску. Кранц попытался скрыться, но молодой увидел его и окликнул:

— Кранц, и ты здесь?!

Юноша с удивлением узнал Вальдерзее. Ему оставалось только подойти и поздороваться. Вальдерзее сказал Кранцу, что они тоже хотели попасть во дворец, но сегодня здание охраняется необычно строго; даже крупный чиновник — знакомый Бешкова — ничем не мог помочь. Вальдерзее усадил расстроенного Кранца в коляску, и все трое поехали к офицеру домой, чтобы обсудить, как спасти девушку.

Неожиданно Бешкову принесли секретное письмо от его знакомого, который сообщал, что Саша уже казнена, — боясь осложнений, царь приказал повесить ее в тот же вечер. Кранц сжимал кулаки от ярости, ругал царя и его сановников народными мучителями и хотел тотчас же отомстить за Сашу, но Вальдерзее убедил его не действовать опрометчиво. Тогда юноша, весь поникнув от горя, оставил Бешкова и Вальдерзее и поспешил на съезд, чтобы сообщить товарищам печальную весть.

В это время Луиза с остальными делегатами обсуждала план спасения Саши. Внезапное сообщение Кранца прозвучало словно гром среди ясного неба. Люди, округлив глаза, в гневе били себя кулаками в грудь. Но больше всех была потрясена Луиза, которая тут же произнесла пламенную речь, прерывая свои слова рыданиями.

Через несколько дней состоялся траурный митинг, благодаря которому дух партии повысился в сотни раз. Вскоре вернулся Борма, в партийную кассу влился огромный капитал, и сила нигилистов возросла еще больше. В 1901 году Кранц убил министра просвещения Боголепова — бывшего профессора, который отрубил руку Саше. Луиза также 11 мая 1904 года пыталась бросить бомбу в царя Николая, но, потерпев неудачу, была схвачена. Перед казнью она сказала:

— Я хотела ценой своей жизни добыть свободу для всего народа, смерть мне не страшна!

Все это было откликом на героический поступок Саши. Но эти события произошли уже позднее, и подробно описывать их нет необходимости.

Расскажем лучше о Вальдерзее, который продолжал ходить в посольство, чтобы увидеть Цайюнь. Каждый раз его задерживали у ворот, поэтому в конце концов женщина назначила ему свидание в Иорданском парке. Офицер подкупил смотрителя парка и приказал извещать его каждый раз, когда Цайюнь придет в сад. Их встречи стали частыми.

Но, как говорится, чувства долги, а дни коротки. Быстро пролетели несколько холодных месяцев, и наступила жаркая пора, когда короткие рукава и тонкие рубашки особенно легко рождают вожделение. Вальдерзее беспокойно бродил по своей гостинице и ждал приятных вестей, но проходили день за днем, а письма все не было. Изнывая от скуки и одиночества, лейтенант лежал в кресле-качалке и читал газету. Внезапно в отделе официальных сообщений он увидел заметку, которая гласила:

«Кончился трехлетний срок полномочий посланника Цинский империи в России и Германии Цзинь Вэньцина. Прибытие нового посланника ожидается через несколько дней».

Заметка ошеломила Вальдерзее. «Теперь понятно, почему на этой неделе Цайюнь не пришла. Оказывается, она возвращается на родину! — подумал он, но тут же в его голове мелькнула новая мысль: — Раз нам предстоит разлука, она должна была еще сильней стремиться к встрече со мной. Иначе где же гарантия, что она действительно меня любит?»

Офицер снова взял в руки газету и тупо уставился в нее. Внезапно слуга внес телеграмму из немецкого посольства. Вальдерзее торопливо распечатал ее. Телеграмма оказалась от его начальника, пехотного генерала, который извещал, что в связи с важными служебными делами Вальдерзее должен срочно выехать в Германию. Приказ звучал настолько категорично, что ни о какой задержке не могло быть и речи.

— Какая досада! — вздохнул лейтенант. — Неужели мы больше ни разу не увидимся?

Он вошел в спальню, надел мундир и отправился в Иорданский парк, надеясь случайно встретить Цайюнь или по крайней мере договориться о свидании. Но когда он приехал на место, смотритель сказал ему, что китаянка давно не появлялась. На другой день Вальдерзее снова поспешил в парк, но снова напрасно. Не видя другого выхода, лейтенант написал письмо и приказал смотрителю передать его в собственные руки жене китайского посланника, как только она появится, а сам с горьким чувством вернулся в гостиницу и стал собирать вещи.

На следующее утро он сел в поезд и возвратился в Германию, но рассказывать о том, как протекал его путь, мы не будем.

Между тем Цайюнь, которая едва вошла во вкус своих отношений с Вальдерзее, разумеется, совсем не хотела расставаться с ним. Узнав, что полномочия мужа истекают, она стала уговаривать его похлопотать о продлении срока. Однако попытки Цзинь Вэньцина не увенчались успехом. Затем он получил телеграмму от своего преемника, который сообщал, что уже находится в Берлине и через три дня будет в России. Цзинь сказал Цайюнь, чтобы она срочно собирала вещи. Сообщение поразило молодую женщину, как удар грома. Она очень досадовала, что не может попрощаться с Вальдерзее: господин всячески торопил ее со сборами, а поручить что-либо Афу она не могла, так как молодой слуга, терзаемый ревностью, давно искал случая придраться к ней. Некому было отнести даже письма, и Цайюнь оставалось страдать молча.

Наконец посланник сдал все дела. Отвезти вещи на вокзал было поручено Афу, а сам Цзинь Вэньцин отправился к Бешкову на прощальный завтрак, устроенный в его честь. Воспользовавшись моментом, Цайюнь послала мальчишку за извозчиком и одна отправилась в Иорданский парк с тайной надеждой встретить там Вальдерзее: ей так хотелось сказать ему несколько ласковых слов и посетовать на горечь разлуки!

Въехав в парк, она думала отправиться к смотрителю, но тот сам вышел навстречу и с многозначительной улыбкой подал ей конверт.

— Вы, вероятно, были заняты, мадам! Это письмо от господина Вальдерзее.

Цайюнь удивленно взглянула на смотрителя, поспешно взяла письмо и прочла:

«Дорогая Цайюнь! На днях, читая газету, я узнал, что вы скоро уезжаете, и чрезвычайно огорчился. Кто мог подумать, что и меня по велению монарха заставят срочно собрать вещи и выехать! Увы, почему судьба так жестока к нам? Наша недолгая любовь закончилась печально: мы не можем даже высказать друг другу наши чувства и пролить прощальные слезы. Я надеялся последний раз пожать вам руку в том самом парке, где мы часто с вами гуляли, но догорел вечерний закат, а звука ваших шагов я так и не услышал. Одни лишь птицы на деревьях пожалели меня и проводили из парка своими печальными песнями.

Сегодня я уезжаю, надолго расставаясь с вами. Отделенный от вас безбрежным океаном, я буду всю жизнь думать о вас. Ночами, когда лунный свет озарит мою комнату, я буду видеть вас во сне.

Если случится оказия, молю, подайте о себе весточку!

Ваш любящий друг Вальдерзее».

Женщина опустила письмо в карман и с вымученной улыбкой спросила смотрителя:

— Когда господин офицер передал вам это письмо?.. Он еще что-нибудь сказал?

— Позавчера. Но ничего особенного он при этом не добавил, просто досадовал, что вы не приходите.

Цайюнь кивнула головой, сдерживая рыдания, медленно села в коляску и приказала кучеру везти ее прямо на вокзал. Когда она приехала, Цзинь Вэньцин уже садился в поезд. Его провожали представители русского министерства иностранных дел, послы Германии, Австрии и Голландии, художник Бешков. Торжественно прибыл на проводы новый посланник Сюй Цзинчэн с атташе и переводчиками, которых ему оставили, по его просьбе, от Цзинь Вэньцина. Цзинь, весь взмокший от пота, едва успевал отвечать на приветствия, и ему было не до Цайюнь. Но Афу заметил, что госпожа прикатила на извозчике, и тотчас насторожился. Выйдя к ней навстречу, он посмотрел на заплаканные глаза молодой женщины и усмехнулся. Цайюнь отвернулась, сделав вид, будто не замечает его.