Мать поднялась ему навстречу с заискивающей улыбкой.
— Как хорошо, что ты решил зайти! Только оставь свое красноречие. Она не забыла про старое и до сих пор поминает тебя недобрым словом!
— Ей-богу, не виноват! — загрохотал полковник. — Какой-то мерзавец, видно, меня оклеветал! Но не буду оправдываться, прошу сестрицу простить меня и молю только об одном — с сегодняшнего дня относиться ко мне помягче!
С этими словами он бросил шапку на стол и протянул Саше огромную лапищу, похожую на тростниковый веер. Девушка едва успела отдернуть руку и даже изменилась в лице.
— Дорогая Саша! — нагло тянул Николаев. — Давайте поздороваемся!
— Ты же знаешь, что она очень застенчива! Не шути с ней! — вмешалась мать.
Девушка задыхалась от омерзения, но сильным напряжением воли подавила свой гнев. Услышав слова матери, она задумалась на минуту, и вдруг на ее персиковых щеках проступил нежно-розовый румянец, ивовые брови взметнулись; она бросила на Николаева взгляд, похожий на чистую осеннюю волну, и быстро поднялась со стула.
— Что вы говорите, мама? Я с детства не знала никакого стеснения. Давайте руку, чего там еще! С удовольствием пожму!
И нежной розовой ручкой она изо всех сил сдавила черную лапу полковника. Тот охнул от боли.
— Сестрица, полегче!
— Разве вы не знаете, что руку полагается жать крепко?!
Саша прыснула со смеху и, подбежав к матери, спрятала голову у нее на груди.
— Смотрите, мама! — указала она на Николаева. — Такой прыщик, дотронуться нельзя, а метит в генералы!
Обычно Николаев видел девушку суровой и холодной, а тут вдруг все переменилось: сердитые, но веселые глаза, многозначительные слова, которые не знаешь как воспринимать. Николаев был старым юбочником, но теперь буквально ошалел.
— Как вы изменились, дорогая сестрица! — восхищенно захихикал он.
Саша притворилась рассерженной:
— В хорошую или плохую сторону?! Говори!
Мать обняла ее за шею и притянула к себе.
— Глупенькая! Что ты пикируешься со своим братом? Ведь он из добрых чувств пришел навестить тебя. Поди, проголодался, бедный, ты должна пригласить его к ужину!
— Что вы! — живо вмешался в разговор Николаев. — Ваша дочь сегодня так весело настроена, что я буду счастлив, если она поругает меня еще. А ужина не надо: я скоро должен пойти с одним делом к дарю.
Саша засмеялась:
— Мама, вы слышите? Царем хвалится, думает нас испугать! Так вот, я откровенно скажу: даже если б вы были свободны, я все равно не пригласила бы вас. Кто приехал из далекого путешествия? Я или вы? Вот вы меня и приглашайте!
Полковник всплеснул руками.
— А ведь верно! Я совсем упустил из вида этот обычай. Надо поскорее отметить ваш приезд!
Он нетерпеливо позвал своего денщика и велел ему принести вина и закусок.
— Бог мой! — воскликнула мать Саши. — Разве можно обязанности хозяина перекладывать на гостя? Не слушай, что этот глупый ребенок говорит!
Девушка бросила на нее долгий, пристальный взгляд.
— Странно вы рассуждаете, мама! Почему вы разрешаете мне угощать его и не позволяете ему сделать то же? У него немало награбленных денег, кому же еще тратиться, как не ему! Вы уж не мешайте, мама! Если он не хочет дружбы со мной, пусть не приглашает. А если хочет дружить, я, пожалуй, отведаю его ужин, да и вы, мама, заодно поедите с нами! Не беспокойтесь, вам не придется отплачивать ему тем же!
— Конечно, я приглашаю! — воскликнул полковник. — Я готов умереть, но добиться вашего согласия!
Саша засмеялась:
— Умереть вы еще успеете, а сейчас не говорите о смерти.
— Ах я болван! — с притворным сокрушением проговорил Николаев, хлопая себя по щеке. — Зачем я расстроил прелестную сестрицу!
— Бесстыдник! Кто о вас будет расстраиваться? — замахала рукой Саша.
Кокетство девушки и ее острые замечания — то холодные, то ласковые, то насмешливые, то вызывающие — окончательно сбили с толку Николаева. Он не смел заговорить с ней более свободно, но и отступить уже не мог… Тем временем денщик принес вино и закуски. Николаев пригласил женщин в столовую, которая находилась рядом со спальней. Комната была не слишком просторной, но выглядела уютно. На полу лежал пестрый ковер, с потолка свисала электрическая лампа, всюду красовались зеркала и ароматные цветы. На одной стене висел портрет Екатерины Второй, на другой — старинная картина с изображением Клеопатры, танцующей с мечом.
Когда все вошли в столовую, мать хотела распоряжаться ужином, но девушка запротестовала и потащила ее на места, предназначенные для гостей. Таким образом, полковнику действительно пришлось играть роль хозяина. Слуга внес бутылки с шампанским и коньяком. Николаев налил полный бокал шампанского и поднес его Саше.
— За ваш приезд, сестрица!
Девушка выхватила бокал и передала его матери.
— Это для мамы. А мне налейте другой!
Николаев торжественно наполнил новый бокал. Саша подняла его и промолвила:
— Ну, раз хозяин желает нам добра, выпьем за собственное здоровье. Правда, мама?
Она одним глотком осушила бокал. Полковник, улыбаясь, придвинулся к ней и налил снова.
— Выпьем за вашу свадьбу, сестрица!
Брови Саши взметнулись вверх.
— Охотно!
Она отпила половину, а затем, внезапно поднеся бокал к лицу Николаева, начала выливать остальное ему в рот, приговаривая:
— Если хотите свадьбы, надо пить поровну!
Полковник даже не успел разжать зубов, и шампанское, облив ему всю физиономию, закапало на мундир.
Саша, раскрасневшаяся от выпитого вина, еще больше повеселела. Она сбросила с себя жакет и осталась в одной тоненькой розовой кофточке, едва прикрывающей обольстительную грудь. На белых обнаженных руках звенели браслеты. Она смеялась над жандармом, бранила его и вообще кокетничала напропалую. Мать не могла понять, что творится с ее дочерью. Решив, что Николаев наконец понравился Саше, она обрадовалась и, сославшись на какое-то дело, ушла, чтобы дать им возможность объясниться. Полковник заметно осмелел, глотая слюни, медленно придвинулся к девушке, но не мог выговорить ни слова.
— Зачем вы подвинулись? — серьезно спросила Саша.
Николаев захихикал:
— Я хотел сказать вам нечто очень важное, но…
Не дожидаясь, пока он кончит, девушка вскочила и укоризненно ткнула в него пальцем.
— Не юлите. Думаете, я не знаю, что мужчинам нужно только наше тело? Когда был жив мой отец, вы посеяли между нами раздор и занимались нашептыванием. Разве это уважение к нам? Или, может быть, вы в самом деле влюбились в меня? Гм! Сегодня вы говорите комплименты, потому что видите во мне смазливую девчонку, а как только я стану вашей, превратите меня в говорящую игрушку! Теперь я прекрасно понимаю, что вся любовь на свете свелась именно к этому, — не все ли равно, за кого выходить замуж? Но если я сама не захочу, будьте вы хоть князем или героем, все равно не дождетесь от меня согласия! А если захочу, пойду даже за быка, жеребца или кобеля!
В глазах полковника блеснула надежда.
— Значит, вы согласны выйти замуж за меня, старого пса?!
Саша холодно усмехнулась:
— Если б я была не согласна, то не говорила бы с вами так, как сегодня. Но только я ставлю перед вами три условия!
— Все выполню! Все! — вскричал Николаев.
— Первое: я человек горячий и хочу, чтобы помолвка состоялась немедленно! Второе: о браке никому ни слова. Если кто-нибудь, кроме моей матери, священника и свидетелей, узнает, я не пойду за вас. Третье: в вашем доме я буду полноправной хозяйкой, вы не должны ни во что вмешиваться. Если согласны, я выхожу за вас. Если же какое-нибудь из условий вас не устраивает, то и разговаривать не о чем!
— О каком согласии или несогласии может идти речь! — загрохотал полковник. — Все это — мои заветные желания!
Пока они говорили, мать слушала у дверей. Она давно мечтала, чтобы ее дочь вышла замуж за Николаева, и сейчас не могла скрыть своей радости.
— Поздравляю тебя! — обратилась она к племяннику, выйдя из-за своего укрытия. — Я вижу, Саша сжалилась над тобой! Ты уж не забудь старуху! Только дочка-то у меня одна, и я не хочу, чтобы свадьба была устроена кое-как! Надо подождать хотя бы месяц или полмесяца, тогда и обвенчаетесь. Так что на первое условие я не согласна…