— Круто. Куски ночи. Мне б такое снилось.
— Да нет. Ты не понял. Это я так говорю. Так вот, я иду и смазываю. И не знаю, гдя я иду. Улицы, или нет. И тут смотрю — вдалеке огонек. И он приближается, приближается. Знаешь, вот как под водой. Фонарь светит, а свет размазан. И, что интересно, поезд идет, идет, а свет — он на месте. Я еще удивилась. Ведь источник света в этом случае должен также следом идти. Верно? А он явно на месте стоял. А поезд шел. Я во сне даже удивилась. Посмотрела, ну, вперед, высунувшись из окна, а вагон, он весь, как шапка, покрыт не то растениями, не то волосами.
— Фигня какая-та, — возмутился Костя.
Он вынул бумажный пакет с вином, отрезал край ножницами и разлил вино по кружкам. Кружки были синие, офисные, с какими-то корпоративными логотипами.
— Выпьем.
— Поцелуешь меня?
— Да.
— А еще раз?
Костя поцеловал свою подругу в губы. Они выпили вина, и она продолжила рассказывать свой сон:
— И вот, я смотрю, и как-то не страшно, а просто — ощущение тьмы. А этот, с фонарем, все приближается и приближается. И, наконец, он оказался ближе. И — не поверишь, мы едем, и внизу, в отблесках, видно, как проносятся полосы — щебень, трава какая-та. А он стоит на месте. Как будто относительно его мы стоим на месте. Как ты себе такое представляешь? Помнишь, у Гальки была книга про сны?
— Ага.
— Вот там картинки такие были — смотришь, и кажется, что с ума вот-вот сойдешь. Так и это. Он. Оно. Мы едем, оно стоит, не едет, но все время находится на уровне окна.
— Кто же это был? — спросил Костя, наливая.
— Это было существо.
— Существо?
— Ага. Какое-то ужасное существо, похожее на человека. Но не человек. Оно стоит, держит впереди себя фонарь, такое важное и злое. Человекообразное. Ага, в фильмах ужаснов что-то подобное было. Не помню, какие…..
— Ты же не любишь фильмы ужасов….
— Нет. Не люблю.
— Дурная жара, — сказал Костя.
— Да. Мяу. А ты меня любишь?
— Да.
— Точно?
— Ну…..
— Точно, точно?
— Ну…..
— А ты меня хочешь?
— Ну….
….Ближе к вечеру Костя проснулся и смотрел в окно, где перемежались сумерки. Столбы словно вели невидимый счет: 1, 2, 3, 1000, 10 000. Ему было вроде бы и хорошо, но чувство дискомфорта не проходило. Он попытался вспомнить, где же это началось?
Скорее всего, на вокзале, думал он. Да, именно тогда, когда мы встретили Сашу. Вот, все сходится. Это все этот тупой паркур. Они ж там прыгают туда, сюда, как черти, отмороженные на полголовы.
Да, это он.
Радио, что находилось в стенке, харкнуло, выдало пару-тройку слов, и тотчас все пропало. Это были словно слова на незнакомом языке.
— М-м-м-м, — проговорила Аня.
Она улыбнулась и отвернулась к стенке.
— Хорошо? — спросил Костя.
— Угу.
Он удовлетворенно потянулся к столику, налил себе вина и выпил. Все и правда было хорошо. Поезд уверенно бежал через центральную Россию, уничтожая километры. Впереди их ждал яркий, блестящий, юг. Море, сотни, тысячи праздных, не озадаченных делами, людей, ощущение счастья, ничегонеделания. Мороженное, зонтики. Армянские кафе. Живая музыка. Шашлыки. Косте вдруг подумалось, что Аня там непременно встретит того, его. Хотя, конечно же, это было полным абсурдом, но дурные мысли так и лезли в голову. Он представлял его — в его глазах это был наглый грузный мужчина, метающий магнетические взгляды-молнии, от которых не способны защититься молоденькие девушки. И вот, они встречаются, пока Костя плещется в море.
Да, он просто безрассудно плещется. Плывет, и в голове — счастье и немного алкоголя. А они идут на какую-то съемную квартиру в частном секторе. Там — навесы, вокруг навесом — высокие пальмы, поют цикады, и он ими повелевает. А он, Костя….. Может, это уже было? Было много раз? А он так и ничего не заметил? Ведь когда Светка за ним бегала — он делал лишь вид, что ее замечает, а сам искал любви в другом месте. А Светка переживала, и ее думы глодали — вот точно так зайцы зимой мерзлые деревья глодают. Даже страшно подумать.
Он закрыл глаза.
Не, все то же самое.
Чем забита голова?
Он плывет к берегу, радостный и глупый. А они — уже на какой-то темной улице. И он старый, мерзкий. И еще — умный, в сто раз умнее Кости.
— Я всегда тебя любила, — говорит Аня.
А он:
— У нас только двадцать минут.
А она:
— Мы успеем. Только не кончай слишком быстро.
И все это разливается в воображении Кости еще ярче, наполняется смыслом и запахами. И он представляет каждую деталь — с той же точностью, как это показывают в порнофильмах.
И вот, уже спустя полчаса, она возвращается к Косте.
— О чем думаешь? — спросила она, не поворачиваясь.
— Не знаю, — ответил он.
День за окном почти угас. Только где-то на краю небо наблюдались тонкие розовые полосы. Поезд словно ехал через пустоту. Ни огней, ни жизни. Вообще ничего. Мировой вакуум.
— Ты всегда так говоришь, — произнесла Аня.
— Нет.
— Хорошо. Тогда — о чем?
— Я позавчера скачал много анимэ.
— А-а-а-а……
— Тебе не нравится?
— Главное, что тебе нравится.
— Ладно.
— Ты правда думаешь?
— Нет. Хотя — думаю.
— Ты ревнуешь?
— К кому?
— Не знаю. Может, к камраду Буффало?
— А ты его знаешь?
— Ну ты же мне про него рассказывал.
— Он тебе вряд ли понравится. Он большой и толстый.
— Может, я о таком и мечтаю. О большом и толстом.
— Да? Что же ты раньше молчала?
— Да как-то раньше не приходилось тебе сказать. А у нас есть еще вино?
— Тут — две капли осталось.
— Да?
— Я могу сходить в вагон-ресторан.
— Ладно.
— Почему? Схожу.
Костя, как по команде, вскочил, накинул рубашку, натянул туфли на босую ногу.
— Что берем? — осведомился он.
— Токай.
— Ага. Думаешь, он тут будет? Или какой-нибудь токай подвального разлива. Прямо в поезде его разливают.
— Хорошо. Тогда что ты предлагаешь?
— Не знаю. Посмотрю. Мне кажется, что будет. Выбор-то не велик. Какое-нибудь полусладкое.
— Только не долго, ладно, Кость?
— Ага.
Он вышел из купе. Поезд остановился на какой-то станции, и тотчас на перроне началась суета — повсюду бегали бабушки-старушки с пирожками, черешней, клубникой, какой-то сушеной рыбой, и даже вареных раков на подносе несли. Пахло мазутом, пахло провинцией. Пахло, впрочем, довольно неплохо. Косте даже захотелось на какое-то время тут задержаться.
Он не то, чтобы сознательно помечтал. Это была какая-ту другая, иная, голова, которая могли думать независимо.
Взять и бросить все, пока не поздно.
Бросить нафиг!
И все уйдет, включая Аню. И будет лишь теплый вечер, полный людей, которым, быть может, не нужно многого, и все они намного чище, намного лучше, чем все эти, устреленные, наполненные жаждой срочного отдыха…..
Переходя из вагона в вагон, Костя вдруг снова увидел того парня. Но было как-то странно: он был то ли тот, а то ли и не тот. Стоял он в окружении еще двух таких же парней в трико. Они даже были похожими. Близнецы? Нет, один из них повернулся — ему было лет сорок, он был небрит, и в руках была бутылка пива, и пиво было какого-то местного разлива.
Костя почему-то остановился. Он, видно, думал, что ему снова что-то скажут, но никто ничего ему не сказал. Он двинулся через плацкарт, и здесь, в плацкарте, было как-то особенно весело.
Одно из мест было занято железнодорожниками. Трое средних лет мужчин пили водку с молодыми железнодорожницами.
— Наливай полный! — крикнула девушка.
Костя приостановился, чтобы посмотреть, что там происходит. Железнодорожники вынули большие граненые стаканы, по 250 грамм, наполнили их до краев.
— 5 стаканов по 250, - посчитал Костя.
Стаканы были подняты в воздух.
— Кто первей, — сипло произнес толстый прокладчик.