— А мне нравится Тимбалэнд, — сказал Саша Петькин, — вот это чел. Это мэн, который несет восторг. Он сделал себя сам, и еще он сделал Тимберлейка.

Костя воодушевленно кивнул.

— Что, тебе тоже нравится Тимбалэнд?

— Да, ничо так.

— А мне все равно, гайз, — сказал Виталик, — глубоко все равно. Я порой и шансон слушаю. Вот Саша считает, что шансон — это западло.

— Ничего я не считаю, — отозвался Петькин.

— Ладно, проехали, — вздохнул Буффало, — шансон, так шансон. Хорошо сидим, амогос!

— Да, йоу! — отозвался Саша.

— Пойду я, — заметил Костя.

— А, иди, иди, — ответил Виталик как-то ласково, — тебе ж пора. Ага?

— Ага?

— Ну вот. Ага, так ага. Ты знаешь, да?

Костя привстал.

— Вот сразу видно, — сказал камрад, обащаясь к Саше, — вот есть человек, а вот и нету человека! Ушел он. Ушел он и идет…. Идет, идет, идет.

— Странный ты, — ответил Костя.

Вскоре Костя вернулся назад. Поезд уверенно стучал колесами. За окном — липкая ночь. Тени бегут. То и дело из-за бугра выглядывают огни населенных пунктов. В тамбуре кто-то курит. Кто-то, конечно же, едет отнюдь не в Сочи, и него не столь праздное настроение.

— Привет, — прошептала Аня.

— Ага, — ответил Костя как-то отстраненно.

— А где ты был?

— Да, там.

— Какой-то ты странный. А я все тебя жду, жду. Ты принес вино?

— Да.

— Тебя целый час не было.

— Да нет, не час, — ответил Костя, — точно — не час. Дурь какая-та. В голову, я говорю, дурь лезет. Наверное, солнечная активность сейчас повышенная. Потому что, на кого я только не смотрю, у всех одно и то же. Все какие-то сегодня сумасшедшие. Только и делают, что сходят с ума. И камрад этот. Странный тип. То смеется, то — ну, не плачет, но как-то ведет себя странно. С одной стороны, это типа юмор. С другой — он неадеквантный. Нельзя же постоянно языком тараторить. Он явно в сети умом немного двинулся. Для него и сейчас — сеть.

— Может, они — наркоманы? — предположила Аня.

— Нет, ну что ты. Хотя, на счет камрада, я точно не знаю. Все может быть. Может быть, и так. Они там все на каком-то сайте сидят, общаются, а потом — припечет — начинают встречаться и что-то перетирать. Даже не знаю, что об этом думать.

— Ты все преувеличиваешь. Иди ко мне.

— А Саша Петькин? Сдался мне его паркур?

— А мне нравится.

— Паркур?

— Да. И Саша — неплохой мальчик.

— Да?

— Ну, и правда……

— И что в нем?

— Нет, ничего….. Просто…..

— Я ничего такого не вижу…

— Ты же мужским взглядом на него смотришь. А я — женским. Понятно? Ты знаешь, что женщины внимательнее? Вы, ребята, всегда куда-то смотрите в даль. А мелочей не замечаете. Ты видишь паркур, а я — другое. Саша — очень милый и заботливый парень.

Ну вот, — подумал Костя. Вот этого и надо было бояться. Вот все, что угодно могло происходить, только не это. Паркур. Нет, черт, Саша. Я еще в прошлом году видел, как они разговаривали и держали друг друга за руки. И она гладила его по руке. А я ж себя убеждал, что все это ерунда и не имеет никакого значения. А ведь не зря говорят — первое впечатление — это самое верное. Подсознание никогда не врет!

Перед глазами у Костя тотчас стали возникать всякие, разные, картины. Он не был, конечно же, чистым визуалистом. Не говоря уже о внутренней, подсознательной, визуализации. Но, почему-то, перед глазами возникали какие-то крайние, обостренные вещи.

Ему тотчас привиделся акт секса. Позы. Вздохи. И — даже самые мелкие подробности, чуть ли не из области жесткого порно.

— О чем ты думаешь? — спросила Аня.

— Я? — Костя вздрогнул.

— Ну…..

Она поднялась, сбросив с себя простыню. Она была молодая, голая и красивая.

— О тебе думаю, — проговорил Костя.

— Ну вот. Видишь.

— Да.

— Ну, иди ко мне.

Костя обнял свою подругу. Все негативные мысли вылетели прочь. Ему было хорошо. Им вдвовем было хорошо.

….Потом был сон. Долгая, поглощающая, ночь. Сон без образов, но — в каком-то непонятном бреду. Голоса — зовущие, пытающие выкрасть сердце. Среди ночи Костя проснулся. Он никогда не курил без причины, а уж чтобы ночью — то никогда. Но здесь он не мог удержаться. Он накинул трико, вышел в тамбур и там нервно покурил.

Поезд притормозил, заранее свиснув. Мимо понеслись товарные вагоны, маневровый локомотив, цистерны, и все это — в ярком свете прожекторов. Это была какая-та станция. Но — ни вокзала тут не было, ни людей. Лампы дневного света горели, будто злые глаза.

Костя стоял, как завороженный. Он не мог вымолвить ни слова. Хотя — ничего и не происходило.

Где-то вдалеке стукнули двери. Послышались невнятные голоса. Тусклый, будто сдавленный ночью, свисток. Дверь еще раз стукнула — только где-то рядом. Костя оглянулся — но никого не было. Он встал к окну, и тут его посетила мысль: бежать!

И он, едва было, тотчас не побежал. Однако — остановился, и стоял так некоторое время, точно статуя. Потом — зашел в туалет, умылся, посмотрел себе в лицо.

Что же происходит? — спросил он сам себя.

И снова — та же дурацкая мысль. Точно пуля. Не зря же говорят — «пуля в голове». Видимо, так оно и есть.

Еще — тридцать секунд. Бежать прямо сейчас! Одна половины Кости рванулась. Другая — уцепилась за ручку двери. И так — все эти секунды продолжался невидимый бой, пока поезд не тронулся. И тотчас что-то улыбнулось в лицо Косте. Он не понял — конечно же, рядом никого не было. Но это было очевидно.

Он вернулся в купе. Аня мирно сопела. Ее голове тело оставалось прекрасным в свете станционных отблесков.

Завтра скажу Петькину, решил Костя. Это не шутки. Если им хорошо от того, что они добавляют в водку и пиво какую-то фигню, то пусть себе и пьют. И вообще, все это — в его стиле. Саша способен на такое. Он, вроде, и не злодей, но как бы все это в стиле паркура. Рэп, экстрим, удаффком какой-то, камрады разные. Если ему так уж не сидится на месте, пусть придумывает что-то новое. Вообще, все это не смешно. Если у человека такое уж экстраполированное чувство юмора, пусть прыгнут с моста. Без резинки, без парашюта.

Он налил остатки вина в синюю, офисную, кружку, выпил, и тотчас наступил сон. Он лег на свое место и заснул почти моментально.

И снова — началась все та же томная тряска. Он то ли спал, то ли нет, и в голове было полным полно голосов. И, при чем, все это были голоса не на русском языке. Это была странная речь. Слова бежали как-то странно, циклически. Когда они шли ровным строем, то, казалось, мозг способен распознать, о чем они говорят. Но — секунда, другая, и смысл уже шел наоборот. Слова эти были наточены, точно иглы. Они кололи в больной мозг. Костя даже пытался поднять руку, чтобы защититься……

….Но защититься было невозможно…..

….Ад был повсюду.

Он горел, он был рад.

— Сколько время? — спросила Аня.

— Не знаю, — ответил Костя.

Он зевнул. Ему казалось, что он видел какой-то сон, хотя он вряд ли описал его. Это было чувство. Хорошее, теплое. Насыщение. Хотелось лежать так целую вечность. И, хотя что-то врывалось в этот сон, он не хотел этого слышать.

Стук…..

Те же колеса, те же стыки и болты, заставляющие тяжелые колеса вагонов подпрыгивать, извлекая из себя звуки.

— Давай спать, — произнес он.

— Спи, — ответила Аня.

Он не обращал внимания. Поезд продолжал шуметь. Нет, именно шуметь. Это был совершенно другой, новый, звук. Он зевнул, но сна уже не было. Захотелось разозлиться на Аню, но слов не нашлось. Он открыл глаза и сел. Вокруг была все та же темнота. Из коридора в окно влетал тусклый свет. За окном же — Костя как будто специально не обратил на это внимание — вообще ничего не было. Окно точно заклеили.

— Ну, — сказал он Ане.

— Да, — ответила она.