В тот день, о котором я хочу вам рассказать, мы стояли у каменной ограды и наблюдали за разгуливающими по лугу свиньями. Должен заметить, что здешний деревенский свинопас — наш большой друг. Вся наша компания была в сборе, если не считать Эйч-Оу — так зовут моего младшего брата. То есть в действительности его зовут Гораций Октавиус, и если вам так уж хочется знать, почему мы назвали его Эйч-Оу, прочтите книгу «Искатели Сокровищ» и вам сразу все станет ясно. Так вот, Эйч-Оу в тот день отправился в гости к сыну школьного учителя — ужасно противному и невоспитанному мальчишке.
— Это не тот мальчик, с которым ты все время дерешься? — спросила Дора, когда Эйч-Оу сообщил нам, куда он уходит.
— Тот самый, — сказал Эйч-Оу, — но, видишь ли, у него в сарае живут кролики.
Теперь мы поняли, в чем было дело, и разрешили ему идти.
Итак, я возвращаюсь к тому моменту, когда мы стояли и разглядывали свиней. Внезапно позади нас послышались чьи-то шаги, мы обернулись и увидели на дороге двух солдат.
Мы спросили их, куда они направляются, а они посоветовали нам не совать нос не в свое дело, хотя всем известно, что так отвечать неприлично, даже если ты британский солдат и находишься в увольнении.
— Ладно-ладно, — сказал Освальд, самый старший в нашей компании, и напоследок посоветовал солдатам хорошенько следить за своими прическами. Оба они были острижены почти наголо.
— Это, должно быть, разведчики, — сказал Дикки. — Наверное, у них маневры или учебный бой.
— Давайте проследим за ними и посмотрим, что они будут делать, — предложил Освальд.
Так мы и поступили.
Пока мы беседовали, солдаты ушли далеко вперед и нам пришлось пуститься бегом, чтобы не потерять их из виду. Вообще-то, следить за ними было легко, красные мундиры хорошо выделялись на фоне дороги и окружающей зелени. Однако нам никак не удавалось к ним приблизиться — ни как будто тоже убыстряли шаг. Так мы гнались за ними довольно долго, но ни разу не встретили офицеров или других солдат. На маневры это было не похоже, и постепенно мы пришли к выводу, что только зря тратим время. Ничего интересного здесь пока не предвиделось.
Подходя к развалинам старой часовни в двух милях от Лимчерча, мы потеряли солдат из виду и в растерянности остановились на маленьком мосту через ручей.
— Вот это номер! — сказал Дикки, оглядываясь по сторонам.
Красные мундиры как будто провалились сквозь землю.
— Ловко они нас обставили! — сказал Ноэль. — Пожалуй, я напишу об этом поэму. Она будет называться «Исчезновение Красных Мундиров или Неуловимые Солдаты».
— Заткнись ты, горе-писака! — оборвал его Освальд, чей зоркий глаз уловил какое-то движение среди развалин часовни.
Кроме него, никто этого не заметил. Вероятно, вас удивляет то, что я не сделал специального акцента на столь важном предмете, как редкостная острота зрения и великолепная реакция Освальда, но все это лишь потому, что упомянутый Освальд — это я сам, а по натуре своей я человек очень скромный. Во всяком случае, я стараюсь быть таковым, ибо скромность, как известно, является необходимой принадлежностью джентльмена.
— Они засели в развалинах: — сказал Освальд. — Наверное, они решили устроить привал и выкурить трубочку, укрывшись за камнями от ветра.
— Все это кажется мне подозрительным, — заметил Ноэль. — Я не удивлюсь, если узнаю, что они ищут в часовне старинный клад с золотыми монетами. Не мешало бы это проверить.
— Нет, — сказал Освальд, который был не только очень скромным, но еще и чрезвычайно толковым и рассудительным мальчиком, — не стоит нам туда соваться. Заметив нас, они сразу же прекратят выкапывать клад, если они и вправду занимаются поисками сокровищ. Лучше мы подождем, когда они оттуда выйдут, а потом залезем в часовню и посмотрим, не осталось ли где следов раскопок.
Итак, мы остались стоять на мосту, выжидая, что будет дальше.
Прошло совсем немного времени и к нам верхом на велосипеде подкатил угрюмого вида мужчина в коричневом костюме.
— Эй, парнишка! — обратился он к Освальду. — Ты случайно не видел здесь парочку «томми»?
Освальд терпеть не мог, когда его называли «парнишкой», тем более когда к нему так обращались люди вроде этого мрачного типа на велосипеде; однако он быстро смекнул, что здесь все-таки происходят какие-то полевые учения, а ему вовсе не хотелось создавать помехи деятельности британской армии, тем более что — насколько он мог судить по разговорам взрослых — этой армии и без того чинят помехи все кому только не лень, начиная с самих британских министров. Поэтому он сказал:
— Да, я их видел. Они спрятались тем, в развалинах.
— Надо же! — воскликнул мужчина. — И, вероятно, в мундирах? А, ну конечно же, иначе как бы ты догадался, что это солдаты. У этих придурков не хватило мозгов даже на такую простую вещь!
С этими словами он налег на педали и покатил по неровной лужайке в сторону часовни.
— Вряд ли тут дело в старинном кладе, — сказал Дикки.
— Какой еще клад! — фыркнул Освальд. — Давайте скорее за ним! Я буду рад, если у этого типа сорвется то, что он задумал. В конце концов, кто давал ему право называть меня «парнишкой»?
И мы побежали за велосипедистом. Когда через пару минут мы достигли ворот часовни, человек уже слез со своего велосипеда и, оставив его у стены, начал медленно подниматься по стершимся каменным плитам. Мы последовали за ним.
Вместо того, чтобы сразу окликнуть солдат, как мы того ожидали, человек повел себя довольно странно. Пройдя под аркой входа, он крадучись двинулся вдоль боковой стены, поминутно озираясь по сторонам, словно играл с кем-то в прятки. В самом центре часовни возвышалась груда каменной — по всей видимости, это были остатки давным-давно рухнувшего свода — взобравшись на которую, мы могли следить за каждым движением незнакомца, шаг за шагом осторожно перемещавшегося среди развалин.
Наконец он достиг задней стороны здания, где имелся еще один арочный проем, от которого вниз уходила лестница. Нам были видны только пять ее верхних ступенек, дальше все было завалено землей и камнями. Человек медленно присел на корточки, перегнулся через порог и посмотрел вниз по ту сторону арки. Затем он вдруг резко выпрямился и крикнул грозным голосом:
— Эй вы, там, а ну выходите!
И солдаты послушно вылезли из своего укрытия. На их месте я бы так быстро не сдался, тем более что их было двое против одного. Вид у них был самый жалкий — точь-в-точь как у побитых псов. Незнакомец вделал стремительное движение, и в следующую секунду солдаты оказались прикованы друг к другу наручниками и уныло поплелись к выходу из часовни.
— А теперь давайте обратно той же дорогой, что пришли сюда, — скомандовал человек в коричневом, идя по пятам за своими пленниками.
В этот момент Освальд увидел лица солдат, и он уже никогда не забудет их выражение.
Спрыгнув с кучи, он догнал уходившую троицу.
— Что они сделали? — спросил он угрюмого мужчину.
— Дезертиры, — коротко бросил тот. — Молодец, парнишка, что навел меня на их след, а то, пожалуй, пришлось бы еще повозиться с их поимкой.
Один из солдат обернулся и взглянул на Освальда. Он был совсем молодой — почти как старшеклассник в их школе. И Освальд не мог не ответить на его взгляд.
— Я не предатель, — сказал он; — Я ведь не знал, в чем дело; Если бы вы тогда попросили меня помочь, я бы ни за что вас не выдал.
Солдат промолчал, но вместо него вновь заговорил велосипедист.
— Не болтай глупостей, парнишка, — сказал он. — Или ты уже с детства мечтаешь о тюремных нарах? Нашел тоже кому помогать — вонючим дезертирам! А вы двое пошевеливайтесь, нечего зря вертеть башками!
И они ушли через мостик и дальше по белой дороге, петляющей между кустов и зарослей осоки.
Когда они скрылись из виду, Дикки сказал:
— Странно это все. Лично я презираю трусов. А дезертиры — самые настоящие трусы. Однако мне их жалко.
Алиса, Дора и Ноэль зашмыгали носами и уже были готовы расплакаться.