Николь невольно приложила руку к груди, словно пытаясь унять неунимаемую боль.

Потом глубоко вздохнула, сделала над собой усилие и открыла дверь.

Марк стоял рядом с баром и наливал себе в низкий стакан ром. Последнее время он все чаще прикладывался к спиртному.

Николь остановилась. И поняла, что не знает, как рассказать Марку о странном звонке.

— Привет… Николь, дорогая, ты какая-то странная. За тобой гнались? — повернулся к ней муж. Его лицо просто-таки излучало счастье.

И эти лучи были настолько горячи, что Николь чуть не обожгла о них истерзанную душу.

— Да, гнались, — зачем-то сказала она одними губами.

— Кто мог за тобой гнаться? Хулиганы?

— Тени…

— Какие еще тени? Ты случайно не перегрелась?

— А ты случайно не стал отцом? — выпалила она неожиданно для себя и пристально посмотрела на мужа.

В его глазах метнулся страх, сменившийся недоумением.

— С чего ты взяла! — вскричал он.

Эмоции подвели его. Он себя выдал с головой.

— Марк, мне сегодня позвонили и поздравили с рождением твоего сына… — Голос Николь сорвался.

— Кто? — Марк смутился было, но мгновенно взял себя в руки.

Он оценивающе посмотрел на жену.

Она стояла перед ним маленькая, пухленькая, как свежевыпеченная булочка. Какой же жирной она стала, с отвращением подумал он.

— Как раз это я хотела услышать от тебя. — Николь еле сдерживала эмоции, бушевавшие в ней.

— Извини… — пробормотал он. — Я думал, что все это откроется как-то иначе…

Нет смысла ничего скрывать, все равно она узнает об этом рано или поздно, подумал Марк, видя настрой жены. Она выглядела жалкой и растерянной, но явно была настроена узнать правду во что бы то ни стало.

Услышав его признание, Николь ощутила, как ее ноги превращаются в бесчувственную вату. Она села на диван, чтобы не упасть. Взгляд ее красивых вишневых глаз начал леденеть. Кровь в венах замедлила свой разбег, и Николь на какие-то доли секунды вдруг показалось, что ее жизнь останавливается. Ей стало душно. Воздуха не хватало…

Нет. Нет. Нет. Еще не хватало упасть в обморок.

Она сильная. Она не должна…

Николь Энвар изо всех сил боролась с волной мучительной боли, которая захлестывала ее и накрывала с головой.

— Как ты мог! — только и выдохнула она.

— Я этого не хотел, — пробормотал Марк. — Я собирался подготовить тебя, чтобы не было так болезненно…

— Ты думаешь, что к такому можно подготовить?.. — Еще чуть-чуть, и она не выдержит, заплачет. Нет. Разрыдается в голос. — Мне звонила она?

— Наверное…

— Как ее зовут? — Николь хотела знать имя своей соперницы.

— Анна Покэ. — Марк, секунду поколебавшись, назвал имя ее подруги. — Прости. Но наш брак изжил себя. Я больше не люблю тебя.

Николь смотрела на мужа широко раскрытыми глазами. Больно кольнуло в душе, словно ее пронзили острой ядовитой иглой.

Больно…

В голове забарабанили тысяча барабанщиков. Заглушая голос разума, не давая принять и осмыслить услышанное…

Все мысли текли в никуда.

Потом все стихло. Тишина. До звона в ушах.

Николь никак не могла поверить в это двойное предательство. Все это ей казалось дурным сном. Она хотела побыстрее проснуться и вернуться в реальность. Но ее разум, душа и тело онемели. Руки и ноги словно сковали железными цепями. Ни двинуться с места, ни пошевелиться.

Первым очнулся ее мозг. Он словно компьютер методично заработал, ища правильный выход, но не находил его. Поэтому заставил ее задать беспомощный вопрос.

— И что теперь?

— Мы с тобой должны расстаться. Я женюсь на Анне… Ты же понимаешь, там у меня родился сын…

А здесь он потерял дочь…

Они потеряли дочь.

Повисло тяжелое молчание. Как огромный булыжник. Оно давило, прессовало, не давало дышать. Николь собрала все свои силы и проговорила:

— Теперь я понимаю, почему Анна скрывала от меня свою новую работу… Ее новая должность теперь будет называться «жена»…

Марк смущенно пожал плечами и ничего не ответил. Николь, взглянув на мужа, удивилась сама себе:

— Господи, ты изменял мне с моей подругой, а я ничего не знала! — Анна обхватила руками голову и почему-то спросила: — Если ты хотел уйти от меня, зачем сделал мне такой подарок ко дню рождения?

— Это из-за ребенка. В этот день я узнал, что Анна беременна, и захотел это отметить. Мне хотелось, чтобы все были счастливы…

Это был конец.

2

У меня родился сын. У меня родился сын. Я женюсь на Анне … — стучали в висках слова мужа.

Николь стремительно неслась к машине. Она не слышала, как муж кричит ей вслед, чтобы она остановилась и не делала глупостей. Она ничего не слышала. В голове было одно: ее дочь погибла, а его сын родился…

Марк, ее Марк смотрел на нее холодными, чужими глазами и говорил жестокие вещи. Еще сегодня утром — самый близкий и родной… Отец ее ненаглядной Мэри… Они вместе пережили счастье ее рождения и боль потери… А теперь она теряет и его… Уже потеряла… Ее боль удвоилась в тот момент, как он от этой боли освободился. И эта невыносимая двойная боль заставила ее сорваться с места и выбежать из дома…

Туфли на высоких каблуках мешали бежать, и она на ходу скинула их, продолжая свой путь босиком.

Она не помнила, как завела ненавистный теперь подарок мужа, вдавила со всей силы педаль газа. Автомобиль дико взревел, словно тоже почувствовал боль, и резко взял с места. В эту минуту Николь остро ненавидела эту машину. Машину, купленную ей мужем в честь рождения сына от другой женщины. В то время как она, Николь, потеряла единственную дочь, после рождения которой стала бесплодна. Все, к чему она прикасалась в «шевроле», казалось ей липким и противным. Она хотела уничтожить эту машину.

И ненавидела себя.

Злополучную.

Несчастливую.

Сломленную.

Глаза сосредоточенно смотрели вперед, но ничего не видели. В эту минуту ей было все равно, что с ней может произойти. У нее пропал интерес к жизни. Теперь уже окончательно. Совсем недавно она потеряла любимую дочь, а теперь и мужа… В мыслях то и дело всплывало то счастливое лицо мужа, то лукаво улыбающееся лицо подруги. Слезы бесконечным потоком катились по лицу. Сейчас ей хотелось только одного — умереть.

Николь пролетала мимо многочисленных коттеджей и нефтяных вышек, сама не понимая, как ей удается маневрировать в автомобильном потоке. На город покрывалом опустились ранние зимние сумерки. На иссиня-черном небе зажглись первые звезды… На улицах загорелись многочисленные фонари и засветились неоновыми огнями рекламные вывески… Она уже неслась мимо набережных и пляжей с уютными кафе. С океана дул легкий бриз и доносился приветливый шелест пальм. Но ей было не до красоты своего любимого Лос-Анджелеса, города, в котором она родилась и выросла.

Ей было больно дышать, казалось, что сердце переселилось куда-то в горло. На месте сердца горел огонь, который пожирал душу и корежил тело.

Убитая горем, она не заметила, как вылетела на дорогу, ведущую в Санта-Монику. Но, почувствовав свободу, только сильнее вдавила педаль газа и теперь неслась со скоростью ветра в никуда. Мимо нее со свистом проносились встречные автомобили, ненадолго освещая ее лицо, искаженное горем и отчаянием. Скорость была такая, что шоссе, тянувшееся вдоль берега, проносилось под колесами черной лентой. Пальмы, растущие по обочинам, слились в одно целое. Но Николь не смотрела по сторонам. Сейчас ее не интересовал пригородный пейзаж. Она потонула в своих пасмурных мыслях, растворяясь в нежданном новом горе.

Она пролетела мимо знака, указывающего на сужение дороги, словно его не было в помине. И не задумалась, отчего впереди стало плавно замедляться движение машин по всем четырем полосам. Она не обратила внимания, что автомобили постепенно вливаются в две свободные от ограждения полосы. Она ничего не видела. Николь своим «шевроле» просто-напросто распихивала поток автомобилей, словно быстроходная яхта волны… И даже не заметила, как перед ней оказался огромный, разрисованный рекламой рефрижератор, развозивший кока-колу…