— Резко возросла роль исламского фактора в мире и эта роль, похоже, и дальше будет возрастать.

— Так и есть. А про Эфиопию ты тоже не знаешь?

— Откуда? Я в начале года покинул Эфиопию и с тех пор газет не читал и радио не слушал.

— Возрадуйся и возвеселися. Режим Менгисту Хайле Мариама рухнул ещё в мае.

— А зачем столько иронии? Мерзкий режим и, слава Богу, что он рухнул.

Князев тяжело вздохнул:

— Мариам, конечно, не был подарком, и хорошо, наверное, что в Эфиопии объявлены демократические преобразования. Но знаешь, к чему всё сводится на практике? Вместо диктатуры амхара — диктатура тиграев, а тиграи, как тебе известно, мусульмане. И тут мы имеем дело с усилением исламского фактора. Африка вообще стремительно исламизируется. В конце 80-х на одного обращающегося в христианство африканца приходилось 3 обращающихся в ислам. И в США огромное количество негров принимают ислам. Африка, Америка, Европа — исламизируется весь мир.

Теперь уже Андрей тяжело вздохнул:

— Знаешь, Дмитрий, в Персии у меня было время, решил продолжить свои опусы. Хотелось разобраться со всеми этими ассассинами, нурединами, саладинами. До сих пор в голове звон стоит: дин-дин-дин. Так вот, Боаэддин писал, что в 1188 году, вскоре после взятия Иерусалима, Саладин всерьёз планировал отправиться за море покорять христианскую Европу. Этот бодрый старик никак не желал успокоиться вплоть до полного уничтожения всех христиан. А что получилось? Не успел Саладин отправиться за море, как из-за моря хлынули на Саладина армады Ричарда Львиное Сердце. Поход Ричарда часто называют неудачным, потому что он не сумел отбить Иерусалим, но это поверхностная оценка. На самом деле Ричард отбил половину Сааладиновых завоеваний — Акру, Яффу и множество крепостей побережья. Благодаря победам Ричарда крестоносцы смогли ещё сто лет продержаться на Святой Земле, а бодрый старик Саладин изнемог-таки и умер. Накрылся медным тазом его поход за освобождение Европы от христианства.

— Это ты к чему?

— Да к тому, что на всякого Саладина найдётся свой Ричард.

— Дай Бог, дай Бог. Вот только я пока довольно смутно представляю, как должен выглядеть современный Ричард, если учесть характер современного Саладина.

— И каков его характер?

— Дело в том, что саладинова паранойя давно уже свила себе гнездо в сердцах европейцев.

— Сами европейцы столь охотно и стремительно освобождают Европу от христианства, как это не сумел бы сделать ни один исламский завоеватель. В Европе каждый год закрываются всё новые и новые христианские храмы — они просто не нужны больше, туда никто не ходит. Никакой джихад не смог бы сокрушить такого количества христианских храмов. Зачем исламистам уничтожать христиан? Да они их скоро днём с огнём найти не смогут. Разрозненные христианские общины тонут не в море ислама, а в море безбожия. Одновременно с этим набирает силу ползучая, вялотекущая миграция мусульманских народов в Европу. У них рождаемость растёт, а у постхристианских народов падает.

— Потому и падает, что «пост…».

— Так, но и это ещё не всё. Тысячи европейцев принимают ислам во Франции, Италии, Англии, Дании, Германии. Тебе не кажется, что саладинова мечта осуществляется полным ходом? Европа исламизируется. Помнишь, Фридрих Барбаросса отравился одновременно с Ричардом Львиное Сердце бить Саладина, но по дороге глупо погиб, и почти все его немцы были рассеяны. Они погибли, но не проиграли, потому что умерли христианами. А сейчас? В рядах бундесвера с каждым годом увеличивается количество мусульман, как из числа этнических, так и европейцев, принявших ислам. Саладину столько счастья и не снилось. Представь себе, что воины Барбароссы приняли бы ислам и вместе с Саладином вдарили бы Ричарду. А что по-твоему будет делать исламизированный бундесвер?

— Но Орден!

— А что — Орден? Увеличить в Европе рождаемость мы не можем. Монахи как ни как. Затащить большинство европейцев в храмы тоже не можем. Палкой в рай не загоняют. Снизить миграцию из стран ислама в Европу — задача, которую могут ставить перед собой только фантазёры. А всё это по совокупности — лицо современного Саладина. И как перед лицом такого врага ты представляешь современного Ричарда?

— Мессир, вы же знаете в сто раз больше меня. Вы же давно сделали все необходимые выводы и прекрасно знаете, что надо делать.

— Мало ли, что я знаю. Ты хочешь быть тамплиером или тупым бездумным салдафоном? Выпить, кстати, хочешь?

— От коньяка бы не отказался. А лучше — кофе с коньяком.

— Губа не дура.

Дмитрий разогрел на плитке в турке остатки кофе, который варил для себя, извлёк из бара бутылку «Камю», смешал кофе с коньяком в своей чашке и проворчал:

— Чистую чашку ради тебя пачкать не стану. Довольно с послушника того, что за ним ухаживает командор.

— Видимо, сегодня мой день. Я даже кофе буду пить из грязной чашки командора — ещё одна честь, так же не заслуженная мною, как и всё остальное.

— Наслаждайся. Не долго тебе осталось.

С удовольствием сделав несколько глотков, Сиверцев задумчиво начал:

— Ричард Львиное Сердце не только спас крестоносное государство, но и заметно укрепил Орден Храма, кроме прочего подарив тамплиерам Кипр, который, после падения Акры, стал главной резиденцией храмовников. Ричард фактически обеспечил Ордену продолжение бытия после разгрома. В уцелевшем благодаря нему Ордене Ричард продлил себя, свою суть — крестовый поход. Орден жив, значит жив и Ричард.

Андрей допил кофе, неторопливо поставил чашечку на столик и продолжил:

— Каким должен быть современный Ричард? Что может Орден сегодня? Прежде всего — объединить, консолидировать всех европейцев, готовых отдать за Христа жизнь, готовых для защиты христианства взять в руки оружие.

— В основном, примерно так, — заключил Князев.

— Вот только, когда я думаю об этом, мессир, меня не покидает чувство бессилия. Океан безбожия, море ислама, а рядом — тоненький ручеёк Ордена. Что мы можем в этом мире?

— То, что мы можем, зависит от того, что мы хотим. Исламу нужны миллионные армии, потому что он стремится подчинить себе весь мир — и безбожный, и христианский, и любой. Геостратегическая цель ислама — мировое господство. У христианства такой цели никогда не было, и уж тем более — нет сейчас. Даже первый крестовый поход был направлен на освобождение Иерусалима, а не на разгром Мекки и Медины. Христиане никогда не претендовали на собственно исламские территории. Зачем нам силы, равновеликие исламским? Для того, чтобы защищать христианство и христиан в очагах религиозного напряжения, где ситуация время от времени обостряется, нужны немногочисленные, мобильные, высокопрофессиональные боевые подразделения, элитные группы, каковыми Орден и располагает.

— Вы думаете, нам придётся защищать христиан и христианские святыни от исламистов?

— Мы не прогнозируем тотальной, общемировой угрозы такого рода. Разве что на пространстве бывшего СССР, на Кавказе, например, или в Средней Азии, могут вспыхнуть конфликты исламистов с собственно христианами, а не с европейцами вообще. Но это будут локальные проблемы, порешать которые вполне возможно малыми силами. В глобальном плане Ордену вряд ли предстоит затяжная война с исламом. Первоначальная задача Ордена в отношениях с исламским миром — наглядно продемонстрировать, что крестоносцы существуют, и в случае необходимости в некоторых точках они вполне способны оставить исламистов без зубов, а надо будет — и без голов. Это надо не для того, чтобы начать вселенский крестовый поход против ислама, а, напротив, для того, чтобы сделать возможным конструктивный диалог между исламом и христианством. Не диалог ислама с безбожной Европой — это вообще не наша тема, пусть разбираются, как хотят. Диалог именно с христианством — реальным, жертвенным, героическим, а другого христианства и нет. Ислам по природе своей может разговаривать только с силой, Орден покажет ему силу, и тогда мы будем разговаривать.

— Извините, мессир, что прерываю, — Сиверцев улыбнулся, — недавно услышал хороший анекдот. Перед богослужением в церковь врываются двое в масках с автоматами и дико орут: «Ну, кто хочет получить пулю за Христа? Может остаться. Остальные — вон отсюда!». Толпа «верующих» мгновенно разбежалась, в храме остались несколько человек. Тогда «террористы» спокойно снимаю маски, из алтаря выходит священник и, мило улыбнувшись, говорит: «Насколько я понимаю, все верующие в сборе? Тогда начинаем богослужение».