Князев улыбнулся:

— Да, я именно об этом. Сила христиан — не в готовности и способности убивать, а в готовности и способности умирать. Задача Ордена — собрать и сплотить героическую элиту христианства. Неважно, сколько нас будет. Ты увидишь, что нас будет немало, но это не важно.

— Нужна ли большая группа для того, чтобы умереть за Христа? Но с представителями такой христианской группы исламская героическая элита будет разговаривать на равных. У них-то элита тоже не велика, ещё надо посмотреть, чего стоит массовость, которую демонстрирует ислам. А с настоящими мусульманами мы не только сможем дружить, но даже и определим некоторые общие задачи.

— Какие это могут быть задачи?

— Связанные с главной целью существования Ордена Христа и Храма. Эта цель станет известна тебе через несколько дней. Послезавтра мы намерены принять тебя в Орден. Ты готов?

Андрей встал, весь подобрался и, почти не изменившись в лице, пристально посмотрел в глаза командору:

— Риторический вопрос, мессир.

— Это не риторический вопрос, а исполнение формальности. Итак?

— Если это будет угодно Господу, мессир.

— Добро, — Дмитрий подошёл к Андрею и сдержанно обнял его за плечи. — Напутствия и пожелания ещё впереди. Пока не будем ничего говорить. Кстати, сейчас в Иерусалиме — и Лоуренс, и отец Августин — все твои наставники. Облачим тебя в тамплиерский плащ и ответим на все твои вопросы. Понимаю твоё состояние, но пока постарайся расслабиться. Может быть, ещё кофейку с коньячком?

— Не откажусь.

— Давай, я свежего заварю.

Командор вертелся с кофе, Сиверцев, снова присев на кровать, молчал. Подав Андрею чашку, источавшую чудный аромат и отхлебнув из своей, Дмитрий очень спокойно сказал:

— Да, ведь ещё одна новость есть. Великий адмирал отдал Богу душу. Ушёл наш летучий храмовник. Я присутствовал при его кончине. Он просил тебе письмо передать.

— Мне?! Да он и видел-то меня один раз мельком.

— Я помню этот один раз. Он несколько секунд очень внимательно смотрел тебе в глаза. Для него это очень много. Тебе трудно даже представить, насколько это необычный человек. Вот письмо.

— Можно читать?

— Да, конечно. Я не смотрел, но уверен, что там лишь несколько строк.

Андрей развернул лист бумаги. Письмо было на русском:

«У меня к тебе просьба, Андрей. Когда Бог приведёт тебя на Святую гору Афон, найди скит <…> и спроси там монаха <…>. Покажи ему это письмо и он передаст тебе нечто от меня. Что с этим делать, помолившись, реши сам. Это не срочно. Специально ради этого на Афон не рвись. Придёт время — поймёшь, что пора».

И всё. Что называется, ни «здравствуй», ни «до свидания». Андрей был поражён тем, что адмирал обратился к нему, как к хорошо знакомому человеку. С недоумением он протянул письмо Дмитрию. Тот прочитал и грустно улыбнулся:

— Его стиль. Он никогда и ничего не объясняет, но действует безошибочно, поверь мне. А комментировать его действия — занятие бессмысленное. Пусть всё будет так, как он написал, а он написал — это не срочно. Давай озаботимся твоим завтрашним днём. День накануне вступления в Орден Христа и Храма — особый день. Организуем для тебя любую программу, какую пожелаешь.

— С утра, конечно — в храм Гроба Господня. Побуду там, сколько побудется. Потом — на Храмовую гору. И всё. Больше ничего не надо.

— Здраво. Но Храмовая гора. Уже восьмое столетие это самая страшное место на земле для каждого храмовника. Ты ведь понимаешь.

— Да. Мне нужна эта боль. Может быть, я увижу, как у входа в Аль-Аксу промелькнёт белый плащ тамплиера.

Книга вторая

Сержант Ордена

События, которых очень долго ждёшь, когда происходят — не радуют. Цель, к которой идёшь многие годы, по достижении редко бывает похожа сама на себя. Странная опустошённость заполняет душу путника, достигшего, наконец, заветных рубежей. Андрей Сиверцев хорошо помнил об этом, а потому и не ждал от вступления в Орден никаких особых ощущений, отнюдь не полагая, что за пару часов из него сделают нового человека.

Он стал тамплиером, но что это значит? Может быть, он уже был тамплиером задолго до вступления в Орден, а, может быть, и сейчас ещё не стал настоящим храмовником. Стать настоящим воином-монахом — это очень много. Как и когда это совершается? Можно сколько угодно трогать свои руки и дёргать себя за уши, при этом неизбежно убеждаясь, что они у тамплиера такие же, как и у любого обычного человека. Ритуал посвящения означает лишь одно — требования к нему теперь будут предъявлять, как к настоящему, полноценному члену Ордена, а вопрос его внутреннего соответствия этим требованиям, может быть, навсегда останется открытым. Андрей с грустью смотрел на новенький чёрный плащ сержанта Ордена. Примет ли его когда-нибудь Христос в Своё Небесное воинство? Только это имеет значение.

Его посвящение в Орден прошло в небольшом православном храме на окраине Иерусалима. Здесь всё было таким трогательно русским, что душу Андрея невольно защемило от неожиданно нахлынувшей тоски по Родине. Все последние годы он упорно не желал признать, что испытывает гнетущую ностальгию, старательно внушая себе, что его Родина — там, где Орден, там, где братья, там, где честь и вера. В значительной мере это так и было, но России ему всё-таки не хватало, и сейчас это чувство стремительно вырвалось на поверхность, не оставляя никаких сомнений в своей подлинности. Ностальгия захлестнула его именно тогда, когда он окончательно связал свою судьбу с наднациональным Орденом. Если бы его посвящение проходило в Секретум Темпли — всё было бы по-другому, а здесь, посреди этой фактически русской церквушки. Орден очень мудр. Иерархи ничего не делают случайно. Видимо, сейчас очень важно напомнить о том, что достоинство русского офицера — неотчуждаемо. Что ж, его самопознание через Орден ещё только начинается, сейчас в его душе, по всей видимости, вызревает некое новое качество, надо лишь проявить осторожную чуткость, не дёргаться, не суетиться, не рвать в душе то, что начинает срастаться само по себе и спокойно наблюдать со стороны за изменениями внутри себя. Всё хорошо. Да, конечно же, всё весьма неплохо.

На его посвящении присутствовали и отец Августин, и сэр Эдвард Лоуренс. Андрей был счастлив видеть своих дорогих учителей. На следующий день Дмитрий, Августин и Лоуренс намерены были рассказать Андрею про Орден всё, что ему теперь надлежало знать. Но, когда Сиверцев на завтра пришёл в храм, застал там только сэра Эдварда, который пояснил:

— У отца Августина дела в патриархии, а Дмитрий не пришёл потому, что об Ордене мы должны рассказать, только когда соберёмся все вместе.

— Тогда, может быть, сэр Эдвард, вы расскажете о себе? Я ведь до сих пор ничего про вас не знаю.

— Да было бы, что рассказывать.

— Лучше вы не смогли бы начать.

Ещё через день история повторилась — Андрей увидел в храме только отца Августина, даже обрадовавшись этому — всё происходило в своё время.

— У Лоуренса дела в местном банке, — сказал священник.

— Тогда, может быть…

— Конечно же, мой друг.

А ещё через день куда-то исчезли уже все иерархи. Алтарник уведомил Сиверцева, что никого из них не будет неделю. Ни чуть не опечаленный, Андрей вернулся в гостиницу и извлёк заготовленную на всякий случай тетрадку.

— Придёт конец владычеству саксов, — сказал суровый воин-кельт могильным голосом.

— Вернётся король Артур, и бритты вновь восторжествуют, — прошипела рыжеволосая девушка с глазами потусторонними, как у древней прорицательницы.

— Эскалибур разящей молнией сверкнёт над головами захватчиков, — подхватил эстафету седовласый старик, весьма похожий на друида.

— Британия для бриттов! — сильным, упругим шёпотом провозгласили два десятка решительных и неустрашимых кельтов, плотным кольцом стоявших вокруг небольшого костра, разведённого в руинах древнего замка.