Рядовые архангелогородцы воспринимали бомбежки эмоционально, однако не теряя рассудка, что важно для военных условий. Вечером 24 августа молоденькая учительница Зина Щеголихина приготовилась высаживаться с рейсового пароходика на Красную пристань в центре Архангельска: «А там вдруг из громкоговорителей несется: "Воздушная тревога! Воздушная тревога!" Быстро появляется трап. Пассажиров торопят с выходом, предлагают немедленно пройти в бомбоубежище… Первые, кто открыл туда дверь, отпрянули. Бомбоубежище была загажено и оттуда шла ужасная вонь. Тогда нас заставили лечь с правой стороны управления порта. Здание дрожит, около нас падают осколки зенитных снарядов. Страшно. Земля сырая. Кто-то пытается встать, но нас опять заставляют лечь. Кажется, здание рухнет и погребет всех под собой. Но, удивительно, многие считают, что эта тревога учебная.
Вдруг стало светло. Это зависли яркие "фонарики", осветительные и зажигательные бомбы. Они медленно пускались на город. В глубине города вспыхнуло огромное пламя, а потом раздался страшный взрыв. По-моему, это территория канатной фабрики. Через несколько минут в разных частях города появляются новые очаги пожаров и слышны глухие разрывы фугасных бомб… Там мой дом! Вдруг разбомбили?
Лишь около четырех часов утра объявили отбой воздушной тревоги. После шестичасового лежания на земле едва стою на ногах, но тревога за родных заставляет спешить… Не успела дойти до дома, как загудели сирены, и снова воздушная тревога. Опять гул самолетов, хлопки зениток. Улица опустела. Дежурные опять пытаются задержать меня… Подхожу к калитке. Постояла с закрытыми глазами, наконец, вошла во двор. Там, дрожа от страха, сидят на узлах мама и сестра.. За нашим домом сгорело много построек. Исчезли многие дома на улице Холмогорской» (Барашков, с 114). Кинооператор Владислав А4икоша, снимавший борьбу горожан с пожарами, стал свидетелем другой сцены: «Мое внимание привлек Дом профсоюза моряков, на нем во весь фасад висел огромный портрет Сталина Из окружавших окон языки пламени со всех сторон набросились на его лицо, и оно, к моему ужасу, будто бы от страшной боли в судорогах, наморщив лоб и брови, стало коробиться, а рот из-под охваченных пламенем усов взывал о помощи» (там же, с 115).
Между тем в самом центре Карского моря операция «Вундерланд» приближалась к своей кульминации. Поскольку боевое столкновение сторон происходило на фоне очевидных взаимных упущений, в мемуарах и позднейших исследованиях эти события представлены в очевидной попытке представить свои действия в выгодном свете.
«Шеер» оставил Нарвик еще 15 августа с эскортом из четырех эсминцев, с которыми расстался у острова Медвежий. Отсюда он направился к северным пределам Новой Земли, где спустя трое суток встретился с U-601, сообщившей командиру «Шеера» капитану 1-го ранга Мендсен-Болькену сведения о ледовой обстановке. Продолжив поход в центральную часть Карского моря и встретившись с многочисленными ледовыми полями, к своему удивлению, он убедился в отсутствии активного судоходства Молчал и эфир на волнах советских станций. Ничего не подозревающее советское руководство между тем отправило с Диксона еще 18 августа конвой из восьми транспортов и двух танкеров в сопровождении двух ледоколов («Красин» и «Ленин» с английским танкером «Хопмаунт») в направлении пролива Вилькицкого без какого-либо воздушного или военного сопровождения. Уже 20 августа немецкий корабельный воздушный разведчик «Арадо» обнаружил конвой в районе острова Кравкова, и в другой ситуации судьба конвоя могла бы оказаться трагической. Однако немцы неверно определили направление его движения, а кроме того, явно путались в оценке непривычной обстановки, прежде всего ледовой, так что практически трехдневные воздушные разведки не привели к конкретному результату. Кроме того, Мендсен-Болькен получил от своего командования сведения о приближении каравана с востока, и, казалось бы, все его усилия должны были бы быть направлены к проливу Вилькицкого, чего, однако, не произошло по совокупности опять-таки сугубо арктических причин, включая туман, не позволявший немцам определить даже собственное местоположение. В результате они теряли драгоценное время вместе со своим воздушным разведчиком, который, потерпев аварию, был уничтожен огнем с борта «Шеера». По сути, немецкое руководство на исходе августа должно было расписаться в неготовности в использовании крупных надводных кораблей в условиях Арктики, но им повезло — у острова Белухи в архипелаге Норденшельда в полдень 25 августа с улучшением видимости сигнальщики «Шеера» увидали одинокое советское судно.
Практически одновременно на Диксоне с «Сибирякова» было принято сообщение о встрече с неизвестным военным кораблем, текст которого в разных изданиях несколько отличается, оставаясь однозначным по сути: в Карском море — противник, что однозначно раскрывало суть операции «Вундерланд». Первым переговоры противников опубликовал Е.М. Сузюмов, находившийся в это время на Диксоне в штабе морских операций: «В 13.17 Диксон и другие арктические радиоцентры приняли от "Сибирякова" тревожную радиограмму. Радист сообщал, что впереди обнаружен неизвестный крейсер, и просил следить за ними.
В 13.27 было получено новое сообщение: "Крейсер запрашивает состояние льда"; "Сибиряков" повернул к берегу…
В 13.34 с "Сибирякова" передали, что крейсер идет его же курсом, гонится за ним, запрашивает клотиком состояние льда, предлагает спустить флаг.
В 13.38 с "Сибирякова" сообщили, что крейсер назвал себя "Сисияма"…
В 13.47 радист "Сибирякова" передал: "Ну, началась канонада".
В 13.48 новое короткое сообщение: "Нас обстреливают".
В 13.55 связь с радиостанцией "Сибирякова" оборвалась».
В этом коротком репортаже отражена вся суть безнадежного сражения старенького ледокольного парохода (вооружение четыре 76-мм и две 45-мм пушки) против своего грозного противника.
Сведения немецкой стороны в основном подтверждают эти события, одновременно сообщая важные детали: «"Сибиряков" немедленно повернул к берегу острова Белуха и очень удачно замаскировался с помощью дымовых шашек, одновременно открыв огонь по немецкому крейсеру из всех орудий. "Адмиралу "Шееру" удалось вторым залпом попасть в цель. Всего было произведено шесть залпов из 280 мм орудий, из них половина — обеими башнями. В советский ледокол попало, видимо, четыре снаряда, и он после некоторого маневрирования потерял ход. "Адмирал Шеер" в 12.45 прекратил огонь… а "Сибиряков" продолжал стрелять, охваченный пламенем, но не добился попаданий. Наконец, в 13.15 русское судно затонуло на ровном киле; "Адмирал Шеер" спустил шлюпку, которая спасла 21 человека» (Майстер, с 205).
По рассказу спасшегося боцмана А.Т. Поплавского, «они накрыли пас своими снарядами. На корме орудия и расчеты снесло. На носу загорелось горючее. На корме были артиллерийские погреба, под самой деревянной палубой хранились снаряды. И они не взрывались, а просто летели оттуда…. На правом борту собралась группа людей. Я подошел туда, там оказался и капитан Качарава. Был он сильно ранен… в одной тельняшке. Нашел фуфайку, надел на него и нагрудник… Я смотрю — дело безвыходное. Или здесь гореть, или что-то надо делать. Вокруг всего судна горел бензин… Горит радиорубка. И из машинного отделения тоже пламя. Все это рядом со шлюпкой… Всего в шлюпке оказалось девятнадцать человек — половину из них пришлось спускать только на носилках. Кто был легко ранен, сам сходил. Не помню, ставили ли мы штормтрап. Мы ведь от воды недалеко были, скорей всего, что спускались по концам… Когда катер "Шеера" подходил к нам, то задача у нас стала такая — ликвидировать все документы, которые были с собой. Уговорились не говорить, что с нами капитан… Когда подошел катер и стал нас забирать, в это время "Сибиряков" начал тонуть….Насчет того, что носовая пушка еще долго вела огонь — это так… Носовые пушки были дальше от разрушений, поэтому они стреляли дольше» (Правда Севера, 11 ноября 1986 года).