Нубил слушался. Не слепо, как в первый день, когда его вел страх, а с пониманием. Али-трава не только "излечила" усталость тела, она дала надежду душе, и Нита это заставило немного переосмыслить впечатление о своем спутнике. Чужак больше не казался ему безнадежным трусом. Да, он был труслив. Да, он был слаб. Но все это шло не изнутри, а было наносным. Как будто взяли могучего воина, и лишили его мужественности, оставив только самые низменные, самые недостойные черты. Превратили медведя в лису-отбросницу, которая только и выживает тем, что настолько жалкая, грязная и вонючая, что ей брезгуют другие хищники. Когда же Али-трава дала те силы, которые должны были быть у Нубила, но он их был лишен — в лисе на время проснулась тень того самого медведя. Серая, размытая, но уже по ней можно было понять, каким могучим хищником мог бы стать чужак, если бы над ним не сотворили непотребство. Какое? Нит не знал. Ответ должны были найти ведуны, он же сейчас испытывал к Нубилу противоречивые чувства. Жалость и презрение. Жалость к медведю, который так и не стал тем, кем ему было предначертано стать, презрение к лисе, которая не виновата в своей судьбе, но уже сам Али-владыка не во власти что-то изменить. И только Али-трава, обманка, самая сильная из тех, что растут под облаками, на время открыла сокровенное, но когда ее действие кончится, тень Нубила-медведя развеется, и все страдания достанутся Нубилу-лисе.
Единственное, что радовало охотника — это произойдет потом. Через несколько дней. Когда они будут в городе. Пока же, в дороге, рядом с ним идет человек, который мало знает, но быстро учится, ничего не умеет, но готов это признать. Человек, в котором обреченность и жажда смерти отошли на второй план, а проснулось, как ни странно, любопытство. Он сам первым спрашивал, почему Нит поступил так, а не иначе. Зачем посыпал холмик листьями, а в осиный улей (осиный ли? бывают ли осы с восьмью паучьими лапами?) бросил камень. Спрашивал пальцами, получал ответ жестами, пытался запомнить самые простые слова. Три — "дерево", грас — "трава", граун — "песок", "иди", "стой", "туда", "нет". То, что нужно, если хочешь выжить. Язык Верных Псов был богат, ведуны знали намного больше понятий, чем окружало их в жизни. Они знали слово "плавать", хоть реки и озера убивали любого, кто рискнет зайти в их воды. Знали слово "безопасность", хоть даже в городской черте всегда можно было найти двадцать по двадцать смертельных угроз. Знали слово "книга", хоть уже многие поколения ни один из псов не держал бумагу в руках. В конце концов Верные Псы знали слово "Солнце", хоть никто из них никогда не видел вечно горящий огонь, что плавает в воде над облаками и освещает голубой мир. Но эти слова не нужны, если ты хочешь просто жить, а не мечтать о несбыточном.
Днем Эдвард ненадолго пришел в сознание. Он сквозь слабость узнал Нубила, и тот даже успел объяснить, что они идут на север и скоро будут в безопасности, после чего опять погрузился в свой горячий бред. Он называл Нубила Элис, говорил с призраками, пока раны и горящий внутри огонь не вернули его во тьму беспамятства. Нубил не лил воду из глаз. Он лишь сжал крепче кулаки, да на лбу сгустились глубокие морщины.
— Не волнуйся. Все с ним будет в порядке. Он сильный, он обязательно выживет, — заверил Нит.
— Впорадкэ? — переспросил чужак, как будто пытаясь под звучанием непонятных слов найти глубоко сокрытую в них истину.
— В порядке, — подобрав, как ему показалось нужную интонацию, еще раз повторил охотник.
— Айхоуп… — вздохнул Нубил.
Уже ближе к вечеру им пришлось перебираться через настоящий лес, где даже облака не видны за густыми зелеными кронами. И тут, в первый раз за три дня, Нит не успел уследить за своим спутником — тот неосторожно наступил на розовый цветок, который тут же обвился вокруг ноги, и дернул, впившись сотней крошечных крючков. Нубилу еще повезло. Его обувь выдержала первый рывок цветолова, и Нит успел перерезать стебель быстрее, чем еще несколько десятков точно таких же цветов спеленали бы чужака и утащили под землю. Но это не главное. Носилки, которые и без того ехали по лесу с большим трудом, опрокинулись, и Эдвард скатился прямо к корням могучей сосны — Эдвард уж было совсем попрощался с раненным воином, но случайности иногда тоже бывают счастливыми. Под корнями не было муравейника рыжих муравьев, чей укус парализует дыхание. Там не было липкой паутины, куста нож-травы, не росли ядовитые недотроги, там… Там была крапива. Обычная, рыжеватая, с мохнатыми прожилками, которая жалит и обжигает тело, но не несет ни смерти, ни серьезных увечий. А заодно давит вокруг себя другие, намного более смертоносные травы. Драться толстыми вениками из крапивы — любимая забава щенков, у которых еще нет имени, так они учатся терпеть боль и быть ловкими, а попробовали бы они так поиграть другими травами… Еще крапива съедобна — в голодные годы, весной, когда охоты почти нет, иногда неделями весь город сидит на крапиве, и пока никто от такой диеты не умер.
Вдвоем они быстро вытащили Эдварда, и Нубил пообещал, что такого больше не повториться. Не словами. Выражением лица. Виноватым, встревоженным, решительным — чужак хорошо понял, что своей невинной оплошностью он только что чуть не погубил друга, хоть как раз в этот раз ему не было в чем себя винить. Цветолов — тварь для любого Верного Пса опасная, она никак себя не выдает, и может неделями лежать под землей, выставив на поверхность ловчие цветы. Которые, в свою очередь, могут быть совершенно любой формы, цвета, и даже запаха, а чтоб, даже случайно, не задеть ни один, даже самый крошечный цветок… Для этого нужно быть охотником.
Кроме прочих забот, Ниту приходилось постоянно следить за организмом Нубила и напоминать, что он должен время от времени есть, пить и поить Эдварда. Легкость Али-травы лишала человека всех плохих чувств, и он мог просто не заметить, что умирает от жажды. А еда нужна для того, чтоб потом, когда действие травы пройдет, чужак легче пережил последствия. Ведь чем больше берешь у богов, тем больше оказываешься им должен. Нубил не понимал, что с ним происходит, он действительно не чувствовал голода, но послушно ел свои сухие брикеты и запивал их водой из фляг. А еще он пока не осознал, что воды в этом мире нет, и не замечал, что любые родники Нит старается обойти десятой дорогой. А если приходилось перебираться через ручей, то искал сломанное дерево, и оно обязательно находилось — звериная тропа, животные тоже чувствуют идущую от воды смерть. Пищевая пирамида воды — только растения научились пить местную воду, а для тех, кто не мог питаться одними лишь травами, красный сок жизни был единственной доступной влагой.
Нубил ничего этого не знал, и щедро пил из тех фляг, что, по настоянию Нита, они собрали с убитых в бою воинов, не осознав, что каждый глоток чистой воды стократ ценнее, чем сама фляга, "термостабилизирующая дезинфицирующая емкость высокой степени герметизации". Даже если бы он смог перевести и объяснить Ниту эти слова, ничего бы не изменилось. Если у тебя есть вода, хранить ее можно хоть в бычьем пузыре, если нет — ни одна самая совершенная фляга не выручит.
В целом же охотник был доволен. Путешествие проходило спокойно, насколько спокойным бывает дикий лес — если никто из странников по дороге не умер, то это уже большая удача. Хорошее время, начало лета — уже прошла ранняя весна, когда оголодавшие за зиму хищники готовы разорвать любого, кто хоть чем-то напоминает добычу, но еще не наступила осень, когда те же самые хищники собирают запасы на зиму, понимая, что на голодный желудок холод им не пережить. Раннее лето, когда повсюду богатые травы, много ягод, красных, черных, зеленых; ранняя осень, когда созревают плоды и рожают женщины Верных Псов — два самых безопасных времени года. В эти периоды хищники ходят с ленцой, подбирая добычу по силам, откладывают помет и выгуливают молодняк; травы еще не набрались и уже истратили яд — все благоволит тем, кто решил в эти поры года начать охоту. Даже дожди, постоянные осенью и в середине лета, идут очень редко, а капли их не убивают, а всего лишь вызывают ожоги и нарывы. И некоторые дурные щенки, желая показать свое мужество, даже гуляют под дождем, хвастаясь потом кровоточащими ранами — какое в этом мужество, глупость одна. Нит так никогда не делал. Он слишком хорошо помнил, что случилось с его другом, когда тот однажды не успел спрятаться от летнего ливня. Даже они убивают гуманнее, чем живительный яд небес, который прожигает кожу до костей, но питает жизненной силой все растения.