— Пока ничего. Он обещает, что поговорит с королем, но, сама понимаешь, это может быть и через месяц, и через два… Пока суд да дело, пока то да се, а там гляди, и пол года пройдет…
— Может, мне с отцом поговорить?
— Не стоит. Я попытаюсь сам со всем разобраться. Рина, я тебе обещаю — как только я смогу, я вернусь к тебе! Даже представить сложно, не быть с тобой несколько месяцев, не видеть твоих прекрасных глаз, не целовать твои упругие г…
— Эд! Ты же порядочный молодой человек!
— …губы!
— Ну ладно, смотри у меня! А с папой я все же поговорю. Это у меня жениха на край света угоняют, или у кого-нибудь другого? Вот пусть и напрягает свои связи, раз в председатели палаты лордов выбился, вместо того, чтоб семьей заниматься. Ну что там у тебя уже? Готово.
— Еще чуть-чуть. Последние штрихи. Только Кэт, я сразу предупреждаю — я не художник. Так, балуюсь иногда, секундочку… Готово. Держи.
Эдвард протянул девушке лист, на котором простым черным карандашом был выполнен ее портрет.
<img src="kat.gif">
— Ну-ка, посмотрим… О Господи, Эд, ты просто чудо! И все эти годы притворялся неумехой… Да тебе надо было в художники, а не в эти ваши десантники идти!
— Рина, и как ты себе это представляешь? Как нас будут объявлять на балу? "Лорд Эдвард и лэди Кэтрин Гамильтон, вольные художники, их работы вы всегда сможете найти в галерее такой-то на перекрестке Мэйн и Принцесс Стритт"…
— Ну почему же… Можем сделать вид, что это рабы все делают. Моя Миленка уже привыкла, да и твой Нубил, он такая лапочка… Такой смешной… Они хорошо будут вместе смотреться. Кстати, где ты его оставил? Так непривычно видеть тебя одного, вечно этот ходит за тобой хвостиком…
— Здесь рядом. Сторожит.
— Сторожит? Кого?
— Нас.
— А от кого?
— От свидетелей.
— Каких еще свидетелей? А ну Нит, признавайся — ты что, меня сюда ночью затащил не только на город любоваться и портрет малевать? У тебя что, какие-то пошлые планы? Ну все, Эдвард Гамильтон, я-то думала, что ты порядочный молодой человек, а ты… Заманил невинную девушку, раба сторожить оставил, и теперь соблазнять собираешься…
— Рина, это наша последняя ночь вместе…
— Ничего не знаю! Я — порядочная девушка! Давай будем сидеть и смотреть на луну, и только попробуй распустить свои грязные руки! Сразу узнаешь, что Гордоны не за красивые глаза заслужили свою славу!
— Кстати, а твоя Милена? Где она?
— Ты мне тут с темы не съезжай! Миленка — порядочная рабыня, а не то что твой разгильдяй Нубил, она сейчас… Где-то там… С охранниками… Я же все таки дочь председателя палаты лордов, а не просто какая-то там девчонка…
— Значит, соблазнятья не собираешься?
— И не подумаю!
— Хм… И портрет не поможет?
— Нет.
— А вино? Две лучшие бутылки, стащил у отца, он их, вроде как, на какой-то особый случай берег…
— Теплее, но нет! Твердое и бесповоротное!
— А если так: Катрин Гордон, я тебя люблю!
— Вот же зараза… А если за нами со спутников следят?
— Что-то неделю назад тебе это на островах не мешало…
— Так там тепло, пляж, там мы зонтиком накрылись! А тут, сидим на вершине горы, бери подзорную трубу, и наблюдай…
— Люблю, вино, портрет…
— Последний раз, говоришь… И вино… Ладно. Но давай тогда так: я тебя жду ровно пол года, а если не вернешься — сажусь на корабль и плыву к тебе, и пусть та рыжая стерва заранее себе парик готовит, все волосы ей повыдергиваю…
— Значит, соблазнил?
— Да соблазнил, соблазнил, угомонись уже! Наливай. Где только моя девичья честь… Ну что, за что будем пить? Любовь?
— Любовь… Нет, Кэт, за любовь будет следующий тост, а сейчас давай выпьем за вечность.
— Вечность? Какую еще вечность?
— Вечность нашей любви. Потому что то чувство, что я к тебе испытываю, не охладеет и через миллион лет!
— И я к тебе, Эд… Ты чудо… Как же я тебя люблю…
— И я тебя, Рина…
Звук долгого поцелуя…
Занавес.
Год Трех Отважных Духов, начало осени
Город встретил Нита туманом. Осенний тяжелый туман, он не убивает, но делает больно — теперь Нит знал, почему происходит именно так. Он знал, что случилось с водой. Он знал про то зло, что скрывается в облаках. Он много чего знал… В его голове больше не было голосов — их там на самом деле никогда не было. Был только один голос, его собственный, просто раньше он говорил слишком много, а Нит еще не умел сам себя слушать. Голос знаний, голос памяти, он стал с Нитом Силой, охотником, единым целым. Еще охотником. Ведуном он станет не скоро, потому что ведун — это не тот, кто видит, это тот, кто не может больше ничего. Не дар, а проклятье, ведуны — самые несчастные из Верных Псов, потому что нет большей боли, чем знать прошлое, видеть настоящее, и, самое тяжелое — помнить будущее. Все будущие которые могут быть. Делать шаг, и вспоминать, как он изменил мир, и обрек многих людей на верную смерть. Не делать шаг, и вспоминать, как умирают, но уже другие люди. Очень редко случается так, что будущее определено однозначно — так было тринадцать лет назад, когда мудрый ведун Рик Огонь помог спастись маленькому Нитомиру. В основном люди определяют будущее, человеческая воля, а ведуны его только помнят… Потому что помнить, видеть и знать — их долг. Так завещал Али-владыка.
Али-владыка… Теперь Нит хорошо знал, кем был этот человек. Тогда, двести пятьдесят лет назад, у него было другое имя. Он не был великим воином, отважным и смелым героем — тот, кому судьба доверила мир, работал… простым ветеринаром. Он лечил животных, любых, был добрым, никогда никому не отказывал в помощи. Люди его уважали и всегда приходили за советом, у него была красивая молодая жена, двое детей, мальчик и девочка, большой светлый дом, своя ветеринарная клиника с приютом, куда каждый мог отнести раненного зверя, и не волноваться, что ему не окажут помощи… А потом началась война. Он был на вызове, в городе, а когда вернулся домой — не нашел ничего. Дом, дети, жена — все погибло в один миг, случайно залетевшая бомба, и судьба доброго, светлого человека, который всю жизнь делал другим только хорошие дела, разрушена. Он потерял все, что имел, кроме своей души. И долга. Город горел, в городе умирали люди, не хватало врачей, и ветеринар пришел на помощь — у него был дар чувствовать любую рану, и находить единственное, самое лучшее лекарство. Он работал в полевых госпиталях, с утра до ночи, спал по несколько часов, а иногда и не спал вовсе. Счет спасенных им людей пошел на тысячи, этот человек стал живой легендой, добрым доктором-спасителем, и когда хотели утешить смертельно раненных, которым оставалось жить последние минуты, им говорили — вот он, идет. Кудесник. Вам осталось подождать всего ничего, и он спасет вас. Люди верили, и умирали счастливыми и полными надежды. Ветеринар, который всегда улыбался и всегда находил добрые слова — люди знали его историю, знали про ту боль, что у него внутри, и еще больше восхищались этим человеком. Который даже сейчас, в те минуты, когда ему был положен отдых и сон, лечил — лечил животных, собак и кошек, о которых все остальные в ужасе войны успели позабыть… За глаза его называли святым, он часто лез в самое пекло, и вытягивал тех, над кем уже станцевала смерть, никогда не сдавался, и бился до последнего за жизнь даже обреченного больного…
За добро всегда приходит вознаграждение, только оно часто бывает страшнее, чем кара. Когда пришел последний день, когда город был уничтожен, а миллионы людей заживо сгорели в атомном огне, доктор выжил. И не просто выжил. Последняя надежда, последняя вера — умирая, люди думали не о себе, а о добром докторе, и вместе с их молитвой ему пришла сила. Выживший в эпицентре ядерного взрыва, единственный живой человек на многие лиги вокруг, наделенный способностями, которых он никогда не просил, и потерявший всех, служению кому он отдал свою жизнь… Последний человек мира живого и первый человек мира мертвого, невольно ставший равный богам — он даже в этот момент не потерял веру в счастье. Надежду на светлое будущее. Любовь к человечеству. Одинокий и слабый, его сила имела не физическую природу, он не сдался — он отправился на поиски выживших. Он искал, детей, которые чудом уцелели, взрослых, которым "повезло" пережить своих детей. Искал людей и животных, по всему миру, там, куда мог дойти, а когда находил, брал их с собой. Рядом с ветеринаром, который уже тогда стал Али-владыкой, хранителем мира и распорядителем судеб, собирались люди, которых он учил, лечил и защищал. Собирались его верные псы. В гениальном прозрении Али-владыка вспомнил будущее, как с тех пор его вспоминают ведуны, только не на год, два — на тысячи лет вперед. Вспомнил все варианты сразу. Что будет, если раздавить жука, и что будет, если пройти мимо, что будет, если сорвать с дерева лист, и что будет, если не сорвать. И ужас вокруг в его воспоминаниях только множился — убитые земли постепенно расползались по всей планете, и такие "великие" враги, которые начали этот ужас, сами погибали в таких же мучениях. Точнее не они, а их далекие потомки, которые ни в чем не были виноваты — дети не несут ответственность за грехи своих отцов. Али-владыка помнил, как погибают все, но выживают его дети, цари нового мира, это было легко, их вера плюс его сила — они могли за несколько веков изменить себя, мир, стать владыками всемирного пепелища… Это было легко, но больно. Таких путей было много. Очень много.