— Слава Иисусу! — опять появился сержант Марк. — Сэр, рядовой состав построен. Уже виден берег, что прикажете делать дальше?

— Королю слава. Ждать. Я сейчас поднимусь.

Еще раз проверив, как сидит форма, и убедившись, что сидит она идеально, Эдвард глубоко вздохнул, перекрестился, мысленно попросил о помощи Иисуса и всех святых, превратил лицо в мертвую маску и вышел на палубу.

Само прибытие прошло в дымке легкой нереальности. Был строй, была речь, вроде бы красивая и полная оптимизма. Был волевой взгляд, который старался не замечать унылый серый пейзаж. Порт, горы в дымке, густые облака, под которыми не понять, утро сейчас, полдень или вечер. Еще один строй, на берегу — это была не пересменка, а прибытие пополнения, потому никто из них не излучал особого оптимизма. Еще одна речь, приветствие. Исполняющий обязанности коменданта, младший лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, седой немец раза в два старше Эдварда со следами длительного запоя на физиономии. Церемониальное вручение ключей от базы, еще одна речь, последняя, на этот раз уже перед объединенным строем, что-то вроде "вас не забыли, мы понимаем ваши трудности и совместными усилиями будем идти к светлой цели"… Все пустое. Все это говорил не Эдвард Гамильтон, живой молодой парень, а безликий имперский лейтенант, аристократ, представитель величия Британии на ее самом дальнем фронтире. Эдвард ни на секунду не вышел из накинутой роли, и, чтоб было легче, изо всех сил старался видеть перед собой не людей, а серую толпу. Не лица, полные боли, насмешки, надежды, снисхождения, усталости и вселенской тоски, а формы. Рядовые, капралы, сержанты базы Нью-Перт — винтики британской военной машины, которые принимают присягу на верность королю, присягают нести свет истинной веры и обязаны выполнить любой его приказ. Потому что здесь он, Эдвард, главный. Триста пятьдесят жизней — весь персонал базы, от рядового на гауптвахте до вольнонаемных кухарок — в его полной власти. Его приказ — закон в последней инстанции, ближайший суд в тысячах миль и неделях пути, да и то — только королевский военный суд Эдинбурга имеет право рассматривать дела против аристократов. Большая власть, еще большая ответственность, и ни одного шанса снять ее со своих плеч. Чтоб бы ни произошло в Нью-Перте, пока Эдвард Гамильтон комендант — это будет на его полной ответственности.

Потому нужно было сразу провести четкую грань между собой и остальными, допустив к начальственному телу только капралов и сержантов, да и с ними вести себя строго, но справедливо. Основы военной психологии, курс полковника Невила МакРидса, второй-четвертый триместры. "Начальник, который ведет себя с подчиненными, как с равными", — не забывал повторять полковник в конце каждой лекции, — "мертвый начальник". И приводил тысячу и один пример — как солдаты не исполняли приказ, как солдаты бежали с поля боя, как солдаты бросали офицеров умирать, спасая свои шкуры, и все потому, что те были в свое время слишком снисходительны и проявляли излишнюю и совершенно ненужную в армии человечность.

Потом была поездка в древнем, неизвестно из какого музея добытом гусеничном вездеходе на двигателе внутреннего сгорания. Офицерский дом, лейтенанту не положено жить в одних казармах с рядовыми, горячий душ, ванная — Эдварду объяснили, что здесь вода большая ценность, которую специально завозят в танкерах, но он, как высший офицер на много тысяч квадратных миль, мог себе такое позволить. Ему много чего по дороге объясняли. Только он не слушал. Сидел с каменным лицом, и думал только об одном: как бы продержаться! Хорошо, что рядом был верный Нубил, которого специально учили подхватывать нить разговора, когда хозяину недосуг. Он потом все это перескажет, в спокойной, почти семейной обстановке — раб-кастрат был для Эдварда почти как родной брат, даже намного ближе — родные братья, Питер и Джэфри Гамильтоны, были старше Эдварда на девять и восемь лет соответственно, дружны между собой, женаты, имели по двое детей, успешно делали карьеру, и очень редко вспоминали, что их мать когда-то родила еще одного сына. А их родовые рабы, Славек из поляков и Расул, курд, были двумя расплывшими жирными свиньями, только и способными, что хлопотать по кухне.

Наконец, уже на закате дня — Эдвард продолжал мыслить привычными понятиями "рассвет" и "закат", хоть тут никогда не было ни того, ни другого — он дошел до своего будущего кабинета. Откуда и предстояло командовать базой следующие неизвестно сколько лет — формально назначение было на пол года, но Эдвард понимал, что такой короткой "ссылкой" его злопыхатели не ограничатся, и если дядя не поможет — придется ему сидеть здесь до третьего пришествия Христа. Старинный дубовый стол, несколько стульев, пустые стены, простое деревянное распятье с потертой позолотой, сейф для оружия, устав, Библия — придется немало поработать, прежде чем кабинет "оживет". Где личные дела? Где сводки? Где отчеты, сколько на складе боеприпасов, сколько воды, пищи, как обеспечен лазарет? Где сводки капеллана о психологическом здоровье личного персонала? Посещаемость воскресных проповедей? Хороший начальник не должен знать все, но должен в любой момент иметь доступ к любой информации. Где макет базы, чтоб, при тактическом планировании, каждый сержант знал, за какой участок отвечает его взвод? Ладно, пусть не в трехмерной проекции, хотя бы из папье-маше, из пластика, отлить такое может любая мастерская! Где связь? Хорошо, высокая степень ионизации воздуха, высокая влажность, радиосвязь не работает, не говоря уже о мощи веры, которая в Мертвых Землях и сама мертва. Но проводная связь должна быть! Найти на складе волокно, алюминий, медь, вытянуть, подвести, камера, микрофон, экран — комендант должен в любой момент знать, что происходит на вверенной ему территории. Организовать, устроить, подвести, начать прямо с завтрашнего дня! И чем-то украсить стены. Ярким. Голые, они угнетают, а тут и так не слишком веселая атмосфера, чтоб раскрывать двери унынию.

А пока Эдвард собирался познакомиться с теми, кто будет промежуточным звеном между ним, и рядовым составом. Сержанты и младший лейтенант, сегодня на вечер Эдвард назначил им общий сбор в своем кабинете, чтоб познакомиться лично. И составить впечатление, что это за люди. Насколько они надежные. Насколько им можно доверять. Без этого невозможно нести службу, маршал Британии не должен знать каждого солдата, но про адмиралов и генералов он должен знать все, от меткости в тире до знания молитв и проблем на личном фронте. И вниз по служебной лестнице. До последнего раба.

— Лорд Эдвард, я распаковал ваши вещи и почистил оружие. Чем-то еще могу помочь? — Нубил был единственным, в общении с кем Эдвард почти всегда пренебрегал любой субординацией.

— Спасибо, Нубил. Больше ничего. Доложи, когда сержанты соберутся.

— Лорд Эдвард, они уже собрались. Ждут в приемной. Я решил их пока не пускать и дать вам время отдохнуть. Я что-то сделал не так?

— Ты все сделал правильно, Нубил. Пусть заходят.

Эдвард подошел к окну. Привычка встречать посетителей или обернувшись к окну, или зарывшись в бумаги, досталась ему от дяди — адмирал Дэвид Гамильтон всегда так поступал, давая подчиненным понять, что их самое срочное дело для него всего лишь рядовая проблема, и созерцание пейзажа Королевской Военной Академии Эдинбурга намного важнее, чем депеша о инопланетном вторжении. Жаль, что Таврида — не Эдинбург. За спиной лейтенанта скрипнули двери. "Пусть Нубил смажет", — сделал Эдвард пометку в памяти.

— Сэр, по вашему приказу сержантский состав базы ВКС Нью-Перт прибыл! Слава Иисусу!

— Королю слава, — кивнул Эдвард, разворачиваясь к гостям.

Их было шестеро. Уже знакомый младший лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, немец, ацтек Марк, и еще четверо. Как Эдвард и думал, потомки континентальных европейцев, которые до сих пор верной службой отплачивали богоизбранным британцам за то, что те спасли их во время татарской инвазии и приютили в своем доме на правах приемных детей. Высокий блондин, скорее всего скандинавского происхождения, швед или викинг; среднего роста смуглый брюнет, похожий на италийца, выбритый совершенно не по уставу; рыжий ирландец, все время дергающий правым веком; и… Тут Эдварду пришлось задуматься. С одной стороны, все подданные британской короны равны в правах. С другой стороны, военная служба — исключительно мужское дело. А четвертым сержантом была женщина, ровесница Эдварда или немного старше. Да, не красавица. Лицо немного, на его вкус, "тяжелое", но далеко и не уродина — просто миловидная девушка лет двадцати-двадцати пяти, которая не только умудрилась пойти в ВКС, не только стать сержантом, а и загреметь в эту дыру! Впрочем, о ее судьбе Эдвард еще узнает из личного дела. Сейчас взгляд на девушке он задержал не дольше, чем на остальных, после чего кивнул всем шестерым.