Они говорили еще долго. Прославленный адмирал и молодой лейтенант, но главные слова уже были произнесены, и Эдвард понимал, что теперь его судьба лишь в его собственных руках. И вернется он, если будет на то воля Господа нашего, Иисуса Христа — потому что ничего в мире не происходит без его воли.

— Можешь идти, — адмирал, наконец, закончил свои наставления. — Не забудь то, что я тебе сегодня сказал, мы еще встретимся перед отъездом. Рейс в Нью-Перт отходит через месяц с небольшим, так что у тебя еще есть время — считай, что я тебе дал увольнительный, проведи его с толком. И не подцепи чего нехорошего, а то сам знаешь, медицина в далеких гарнизонах и в Эдинбурге — две совершенно разные вещи…

— Дядя! — умоляюще попросил Эдвард, намекая, что история пятилетней давности уже давно в прошлом, ему уже не семнадцать лет, и он знает, откуда берутся дети. — У меня невеста… — добавил он, и тут же вздрогнул, подумав, что молодая леди Гордон может и не дождаться его с первого же места службы.

— Не волнуйся, Катрин хорошая и порядочная девушка, — как будто прочитав его мысли, улыбнулся Дэвид Гамильтон. — Иди уж, занимайся своими делами… И обязательно поговори с отцом. Пусть ваша последняя встреча закончилась не лучшим образом, но он любит тебя.

— Я знаю, дядя Дэвид. Я обязательно поговорю.

— Хорошо. Иди уже.

— Так точно, сэр! Слава Иисусу!

— Королю слава, — отмахнулся адмирал, возвращаясь к бумагам.

Щелкнув каблуками, Эдвард развернулся и строевым шагом вышел из кабинета. Ему было о чем подумать этим вечером. Но это потом. Потому что сейчас у дверей уже ждал верный Нубил, преданно смотрящий на своего хозяина. За долгие годы, проведенные вместе, они так привыкли друг к другу, что Нубил по едва уловимым морщинкам возле глаз умел улавливать всю гамму настроений лейтенанта, что не умела даже родная мать. Иногда он понимал Эдварда даже лучше, чем тот сам себя, и сейчас мгновенно почувствовал, что его хозяин встревожен и немного опечален.

— Лорд Эдвард, что случилось? Чем я могу помочь?

— Все в порядке, Нубил, — улыбнувшись, Эдвард похлопал рукой его по плечу. — Пока все в порядке. Пришел приказ, мы едем служить в Нью-Перт, а это довольно опасное место, и дядя боится, как бы со мной там чего-то не случилось.

— Я буду с тобой, лорд Эдвард! Я не дам тебя в обиду! — искренне заверил своего хозяина смуглолицый афганец.

— Я знаю, Нубил. Я знаю. Ведь ты мой лучший друг.

Тревога хоть и не оставила Нубила, но сейчас всю его душу переполняло счастье. Хозяин назвал его другом, а большей радости не мог себе представить ни один раб. А что касается службы… Нубил искренне верил, что с его хозяином все будет хорошо, потому что он будет рядом и сможет в случае чего его спасти. Ведь недаром говорят, что предать может каждый, кроме собаки и родового раба — только они любят своего хозяина лишь за то, что он есть.

Год Трех Отважных Духов, начало лета

— Это точно можно есть? — Нит покрутил в руках странный брикет, с сомнением бросив взгляд на Нубила.

— Итбл, итбл! — заверил тот, и, чтоб охотник не сомневался, первым вгрызся в плотный серый брусок.

Нит сомневался не долго. Старые охотники всегда учили молодых, что любая еда, кроме той, которую ты точно знаешь, всегда ядовита. И это так. Уже будучи опытным охотником, он сам показывал, как одна неверно выбранная травинка может убить могучего зубра. Цвет, форма, запах, даже правильные чувства при касании — если ты точно не может опознать съедобный фрукт, ягоду или гриб, то перед тобой смертельно опасный яд. Если не хочешь раньше срока попасть в голубой мир, помни об этом. Что же касается еды чужаков… Она была такой же неправильной, как и они сами. Твердая, без запаха и вкуса, ощущения, как будто грызешь сухой мел. Но, тем не менее, съедобной. Нит чувствовал, что пустой желудок принимает пищу, начинает осторожно работать, и красный сок малыми порциями разносит питательные вещества по организму. Это было хорошо. Охотник мог спокойно голодать неделю, но трехдневный бег отнял слишком много сил, а ведь им троим еще предстояла обратная дорога. Вести охоту в незнакомых краях не сложно, но Нит боялся оставлять чужаков одних. Они были слишком слабы и неподготовлены к жизни — любой мальчишка из Верных Псов знал про окружающий мир больше, чем Эдвард и Нубил.

Нит в этом убедился почти сразу. Когда Нубил помог залечить раны Эдварда, охотник жестами дал ему понять, что нужно собрать все тела вместе и придать их огню, но он даже предположить не мог, что мужчина с женским голосом будет трогать их тела голыми руками! Едва успел его остановить, в последний момент, когда тот уже почти дотронулся до ядовитой зеленой крови. Потом пришлось объяснять, что листья карликового дуба, которым Нубил собирался вытереть руки, вызывают глубокие незаживающие язвы. Даже костер чужак правильно не мог сложить, все пытался туда подбросить несколько ветвей все того же дуба, не понимая, что в их дыму на землю спускается Али-обманщик, и дарит человеку волшебные грезы, из которых уже никогда не выйти. Почти все приходилось делать самому, следя за каждым шагом Нубила — тот, например, порывался закопать тела людей в землю, предав огню только их тела, как будто никогда даже не слышал про песчаных кротов, которые мигом сбегутся со всей округи на такое угощение. Глупый, глупый чужак — он совершенно ничего не знал, и зачем-то пускал глазами воду, когда Нит подарил огню девушку-воина. Верные Псы отучивают это делать в младенчестве — воды, которую можно пить, вокруг слишком мало, чтоб так расточительно выпускать ее через глаза. Чужак этого не понимал, но тут уже Нит Сила ничего не мог поделать.

А еще Нубил не знал, что имеет какую цену. Он собирался взять с собой совершенно не нужные доспехи, которые не спасут ни от хищников, ни от них, но при этом думал бросить воду. У каждого из погибших воинов оказалось по несколько фляг чистой, благородной воды — Нит не мог пройти мимо такого богатства, и приказал все эти фляги взять с собой, намериваясь порадовать таким даром женщин Верных Псов. Они будут за это очень признательны. Что касается еды, Нит не сразу поверил, что странные серые бруски и есть еда чужаков, но когда испытал ее на себе, эти запасы тоже решил взять. Один такой пакет в холодную зиму может спасти чью-то жизнь, а значит весной у Верных Псов появятся несколько новых молодых воинов, охотников, истребителей — Нит хорошо помнил, какой голодной была зима семь лет назад, когда последние запасы были истощены, как он несколько месяцев питался оленьей шкурой, время между "уроками холода" проведя в полузабытье, полусне-полуяви, впав в спячку, как болотный медведь. Когда снега спали и охотники ушли за добычей, он проснулся. А другие, более слабые, так во сне и ушли на свидание с Али-заоблачным.

Что касается оружия, то тут Нит был непреклонен — бросить все! Если оно не помогло против них — оно бесполезно, и сколько не пытался Нубил его переубедить, ничего не получилось. Стреляющая тугим теплом палка? Ну и пусть. Его огненный прут тоже умеет выпускать струю пламени, но его же никто не использует как оружие против них. Они горят только мертвыми, и только если их правильно подпалить — против живых помогает лишь нож, меч или острые стрелы. Использовать другое оружие — признать собственное бессилие, даже слово ведуна против них не имеет силы, единственное, что Нит разрешил оставить — те самые тотемные амулеты, которые были и у Нубила, и у Эдварда. Что-то вроде фигуры грустного человека, который вцепился и держится за крест, устало опустив голову. Нит чувствовал в этих амулетах странную, чужую, враждебную, но в то же время не опасную силу, и что с ними делать предстояло решать ведунам. Знать, видеть и помнить — их долг, их ноша, их дар.

Потом, когда огонь догорел, они делали специальные колесные носилки, больше похожие на телегу, которую может везти один человек. Делать носилки на колесах, которые может двигать один человек, когда-то научил еще совсем юного Нита старый ведун Рик Огонь — прошло много лет, настало время, и эти умения пригодились. Ведуны никогда ничего не делают просто так. Несколько прутьев, слой плотного, как ткань, дерна, на скорую руку вырезанный диск из березы стелящейся, чья кора мягкая и очень упругая, немного работы ножом и огненным прутом — и вот уже для раненного воина готово походное ложе.