Провожать троих путников никто не стал, люди занимались своими делами, но возле городских стен их уже поджидал ведун. Тот самый, который когда-то исцелил Эдварда и научил его языку, он стоял с закрытыми глазами, с трудом опираясь на старую березовую клюку. Казалось, что мысли его витают где-то далеко, самый старый, мудрый и загадочный из ведунов, он реже прочих вмешивался в жизнь людей, и если он изволил ради путников идти в такую даль, то должен был передать им действительно нечто важное. В понимании ведунов. Понять смысл тех притч, что они рассказывали, дано было не каждому и не сразу, но пройти, не выслушав — верх неразумия. Эдвард на своем примере уже убедился, что ведуны никогда ничего не говорят просто так…

— У каждого человека в жизни есть цель, долг и желания, — когда путники приблизились, тихим голосом начал старик. — Однажды родились три брата. Старший был умным, он точно знал цель, и шел к ней самой прямой дорогой. Средний был смелым, и долг вел его по жизни самым тернистым путем. Младший был добрым, он всем желал добра, и его путь по жизни напоминал метания загнанного зверя. Три брата любили друг друга, всегда друг другу помогали, но однажды они пошли на охоту, и заблудились в болотах. Долго блуждали, пока не нашли берлогу болотного медведя, и старший брат сказал: у меня есть цель, я должен вернуться домой, потому я спрячусь, дождусь болотного медведя, пойду за ним, и он выведет меня из болот к дому. А средний сказал: у меня есть долг, я спрячусь, дождусь болотного медведя, и убью его, потому что если он придет к дому, то может загрызть моих детей. А младший брат ничего не сказал, потому что он любил и старшего брата, и среднего, и домой хотел, и не хотел, чтоб пострадали дети. Долго спорили братья, а потом пришел медведь, и всех их загрыз. Потому что если у человека есть цель — он никогда не должен забывать о долге, если у есть долг — никогда не должен забывать о той цели, к которой он ведет, и человек должен владеть желаниями, а не желания человеком. Ты, — сухой палец ведуна, казалось, устремился в самое сердце Нита, — помни об этом. Когда придет твой черед делать выбор, помни, что спасение бывает в смерти, добро скрывается в зле, и иногда лучше сделать ошибку, чем поступить правильно. Найди цель, отличи желание от долга, и сделай правильный выбор, даже если потом о нем будешь жалеть. Помни: только человек делает выбор, и только человеку за него отвечать.

И все. Понимай, как хочешь, закончив свою речь, ведун усталой старческой походкой двинулся к центру города. Такие разговоры вполне в их духе, смысл вроде и есть, но ускользает, а мораль понять сможешь только тогда, когда наступит время. В Британии такими речами ни о чем "баловались" философы, их слова были глубже, мораль — тоньше, только вот слова ведунов потом оказывались жестокой правдой жизни, а слова философов так и оставались пустопорожними звуками.

— Лорд Эдвард?! — панический оклик отставшего раба отвлек Эдварда от размышлений.

— Что случилось, Нубил?

— Лорд Эдвард! — пустой взгляд слепого, который только что лишился единственной собаки-поводыря. — Где вы?!

— Я… — парень не сразу сообразил, что случилось. Это он уже привык, что стены города "волшебные", и научился проходить через "ворота", даже не обращая на них внимания. Для Нубила, который за все эти месяцы ни разу не покидал территорию города, только что произошло нечто страшное — его хозяин подошел к стене и исчез, бросив своего верного раба на произвол судьбы. Его никто не учил "сдвигать" взгляд, а значит… Придется придумывать что-либо другое. Эдвард сделал несколько шагов назад. — Я здесь, Нубил, не волнуйся.

— Лорд Эдвард!

Папский Престол так не радовался обретению Святого Грааля, как Нубил своему хозяину, они уже давно стали двумя частицами единого целого, и каждый знал свою роль. Роль раба проста, служить, роль хозяина неизмеримо сложнее — делать все остальное. Нубилу не нужно было думать, как решить ту или иную проблему, это за него всегда делал Эдвард, и что бы ни говорили философы, рабство всегда было и всегда будет. Раб — не социальное положение, а образ мысли и состояние души, и сколько будет человечество, столько будут хозяева и рабы.

— Нит, подожди. Он не видит ворота. Как нам пройти? Может, позвать защитников? — немые стражи города никогда не общались с людьми, но всегда слышали обращенный к ним зов о помощи.

— Не нужно, — охотник устало вздохнул. — Его немощь идет из его головы, пусть он закроет глаза, а ты веди его.

— И все? Так просто? Нубил, ты слышал? Закрой глаза, дай мне руку, и ничего не бойся.

Как всегда, охотник оказался прав. "Ворота" пропустили человека. Но это был только первый тревожный звоночек. Если Нит был прирожденным охотником, а Эдвард усердно работал, чтоб стать частью нового мира, Нубил так и остался чужаком. Уже на первых ярдах пути он чуть не угодил в молодой болотный вонник, который даже не умел толком маскироваться под обычную траву, и едва не напоролся на заросли белой недотроги — в целом безобидного растения, которое стреляло обжигающими шипами только тогда, когда его пытались сорвать. Одно из немногих растений, которым Верные Псы позволяли расти в городе — после сушки из белых плодов вытягивали особую, тонкую и прочную нить. Нубилу сто раз показывали недотрогу, и объясняли, что к ней ни в коем случае нельзя притрагиваться, но… Все уроки прошли даром. Раб никогда не был и не мог стать солдатом, его мир — кухня да гардеробная, подать да принести, купить да обслужить, светские раута да званные приемы, где его хозяин должен блистать во своей красе. По-хорошему, следовало бы оставить Нубила в городе, пока тот еще был слишком слаб, и идти дальше вдвоем, но… Умные мысли не всегда приходят вовремя. А теперь уже поздно. Родовой раб бросит своего хозяина, если тот прикажет, только будет каждый день, как собака, сидеть у калитки, пока зачахнет с горя. Выбор сделан, жребий брошен, Рубикон перейден, значит придется как-то за ним следить. В конце концов, удалось же им с Нитом вдвоем сотни миль по Мертвым Землям пройти, да еще и с тяжело раненным на носилках. Тогда обошлось, и сейчас должно обойтись.

Чтоб меньше рисковать, Нит шел первым, указывал дорогу, за ним, с четким приказам идти след в след и не своевольничать, двигался Нубил, замыкал Эдвард. То ли охотник настолько хорошо знал эти места, то ли просто повезло — первый день пути прошел почти без происшествий. Не считать же такими стычку с белыми лисами, стая небольших хищников-альбиносов и трое путников встретились случайно, одни не хотели умирать, вторые рисковать, потому постояли, помолчали, и разошлись своими дорогами. Или кабаньи следы — в конце лета начиналась миграция на юг черных болотных кабанов, они уводили на безопасную зимовку свой молодняк, и были в это время особенно опасны — удачный поединок один на один с вожаком стада вполне мог дать молодому Верному Псу право на имя, если старшие решат, что он проявил достаточно храбрости и умения. Где-то неподалеку время от времени выли волки и волчьи кувшинки — небольшие болотные цветы, которые научились отпугивать врагов, искусно подражая волчьему вою. Иногда Эдвард замечал шевеление в траве — рыжие крысы и змеи всех сортов, они искали себе добычу, но человек для них был слишком большим и опасным. Жизнь в Мертвых Землях бурлила, за две с половиной сотни лет убитая человеком земля возродилась, подарив жизнь новым, невиданным доселе растениям и животным. За образцы местной флоры и фауны Королевское Научное Общество отдало бы половину своего годового бюджета, но дураков на такую авантюру днем с огнем не найти. Есть много намного более гуманных способов свести счеты с жизнью.

Вечером, а точнее уже ночью, они шли в темноте, освещая себе путь огненными прутами, Нит объявил привал. К полному удивлению Эдварда. Он знал, что, выходя на охоту, Верные Псы обходятся без сна, лишь изредка позволяя себе легкий отдых, за пределами городских стен спать слишком опасно. Помнил, как каждую ночевку бесследно исчезала часть его солдат. Эдвард морально готовился, что они будут идти без сна и отдыха, и даже запасся некоторыми травами на такой случай — не такими действенными, как Али-трава, но способными дать заряд бодрости, и вдруг оказалось, что их проводник, Нит, сам решил нарушить неписанные традиции.