И вот теперь они пришли, чтобы отомстить. Загнали людей в ловушку. Окружили всю деревню дымом, от которого не можешь проснуться, и, бескарными, предавались танцу чужих последних страданий! Сколько их было вокруг? Нитомир знал цифры только до пяти, но даже мудрый Клир не смог бы их точно сосчитать. Тьма! Тьма темных, пришедших в ночной тьме — они были повсюду, и они убивали. Убивали витязей — славный Драгомир лежал рядом, он успел проснуться, схватить меч и выбежать из дома, а прямо из его груди торчал обгоревший деревянный кол. Насиловали и убивали женщин — Варя, ее одежда была разодрана в клочья, а тело черное от крови, старухи Аксинья и Рада, в обнимку, как всю жизнь прожили рука об руку, так и к Маре отправились вместе. Убивали детей — изломанное тело Вторня, буквально в нескольких саженях от крыльца, он пытался заслониться знаком Перуна, но кара таким не остановишь. Из груди Вторня торчал меч дяди Радомира — значит и сам дядя уже мертв. Кары пришли среди ночи, черными призраками, пришли мстить за годы и века унижения, и теперь это был их пир смерти!

Нитомир видел все. Видел, как насиловали и убивали его мать и сестру Глаху. Видел, как тетке Варе, еще живой, вспороли живот, достали еще не рожденного ребенка, бросали его друг другу, как тряпичную куклу, и смеялись, черно-красные в свете горящих изб. Видел мертвого отца — его тело выволокли из дома, сняли скальп, а тело рубили на части и ели прямо сырым, чтоб получить часть силы. Кары не знали, что такое пощада — они пришли, чтоб уничтожить русичей. Пришли сжечь все избы, срубить деревья, повалить частокол, превратить последний оплот некогда великого народа в забытую легенду. Пришли коварно, убивали не как звери — как кары, наслаждаясь болью и смакуя каждый миг чужих страданий. Они с одинаковым остервенением убивали стариков и детей, а женщинам и девушкам до этого наносили страшные увечья. Они резали уши и носы, выкалывали глаза и делали себе из них ожерелья, они…

Они были кары.

Он — Нитомир. Его не нашли. Он видел все, ему было пять лет, и он ни разу не закрыл глаза. Даже когда умирала его мать. Он смотрел и запоминал, не боль — жизнь. Которой уже никогда не будет. Не для того, чтоб отомстить — таких мыслей просто не могло быть у пятилетнего мальчишки, не для того, чтоб убивать в ответ — он сам не знал, что с ним происходило. До самого утра мальчишка просидел, не шевельнувшись и не издав ни единого звука. Он задыхался, рядом горел дом, умирала семья, дым заволок его Крепость — он смочил драгоценной водой рубаху, и дышал через нее. Когда кары ушли, он собрал свои нехитрые пожитки и выполз из убежища, маленький, пьяный от дыма и запаха крови, но живой. Единственный живой. Последний живой. Он не мог даже никого похоронить — так, присыпал мать землей, чтоб ее обнаженное окровавленное тело не сразу стало поживой для волков. На других не хватило сил, да и узнать людей было почти невозможно — многие сгорели заживо, запертые в горящих избах, другие были изуродованы до полной неузнаваемости, кары верили, что таким образом они даже после смерти отомстят своим врагам, потому что лишенного лица человека не могут пустить в загробный мир. Нитомир так и не нашел своего дела. Не нашел никаких вещей — все, что не сгорело, было унесено карами. Даже каменные идолы были уничтожены. Его деревня, его мир — огромное кладбище на сотню душ, он остался один во вселенной, с дедовским стальным ножом против тысяч и тысяч хищников… Голодный, одетый в одну лишь мокрую рубаху, слабый, только что потерявший всех своих родных — Нитомир бежал. Бежал в лес. Там, в лесу, жили кары, там, в лесу, была смерть — он сам не знал, что несло его на запад. Он не знал, что бежит на запад — он бежал, задыхался, падал, и опять бежал. Маленький звереныш, маленький человек, он каким-то чудом обходил болотные вонники, опасные места, и бежал дальше, бежал целый день, а когда силы его оставили — забился в пустое дупло, сидел там, и дрожал. Пока его не достали сильные мужские руки. Дали попить, укутали в теплое, и, на руках, унесли куда-то вдаль, туда, где за высокими стенами, жили Верные Псы.

Так закончилась жизнь Нитомира. И началась жизнь просто Нита.

Год Трех Отважных Духов, середина лета

— Но как же так, Нит? Как так получилось, что ты отказался от своего прошлого? От своих богов?

— Я не отказывался и не забывал, воин Эдвард. Мое прошлое здесь, в сердце. Я помню каждую морщинку матери, суровый взгляд отца, сильные руки деда, голос сестры. Я никогда не забуду свою прошлое. Когда меня позовет Али-заоблачный, я унесу его с собой в голубой мир, и там я встречу свою семью, мать, отца, деда, сестер. Они ждут меня, и они рады, что я не спешу к ним на встречу. Боги, которым они поклонялись — боги прошлого. Их нет. Это были символы, которые давали смысл жизни тем, у кого не было цели и долга. Богов нет, воин Эдвард, есть человек, у человека есть долг, кто следует ему — живет, кто отказывается следовать — существует. Это знает каждый Верный Пес, это не хотели понимать мои предки. Они хотели жить прошлым, которого больше нет и никогда не будет, они называли себя Русь, они отказывались признавать мир, они знали про Верных Псов, но не хотели с ними общаться. Это не их вина, слова Али-обманщика иногда бывают слаще меда, но то, что произошло, было неизбежно. Путь Верных Псов — единственный верный путь. Следовать ему — наш долг.

— Выходит, Верные Псы — не единственные, кто выжил в этих землях? Ты сказал, что у вас не было стен, защитников, дара, даже берез… Как же вы жили? И получается, что отец Айры — кар? — Эдварду вспомнилась та самая девушка-мулатка, что так когда-то его удивила.

— Нас было мало. У нас была пещера, куда мы укрывались каждую зиму, у нас был подземный родник, где сквозь глину выходила благородная вода. Мы жили в степи, там меньше болот, больше песка, когда приближались они — прятались, наши волхвы имели слабый дар, который позволял чувствовать их приближение. Мы были большим племенем, самым большим, у других племен нет своих деревень, они кочуют с места на место, каждую зиму забиваются в норы, как звери. Они забывают язык, забывают огонь и колесо, они часто погибают. У нас была своя вера, у остальных — лишь инстинкт выживания. Когда они понимают, что путь Верных Псов — единственный шанс спастись, они идут к нам, и мы всегда готовы их принять. Мои предки считали себя последней Русью, я помню слова моего деда, который говорил, что Русь всегда поднималась и не боялась никакого врага. Он ошибался. Руси больше нет. Время племен осталось в прошлом. Тот, кто причинил матери Айры насилие, был кар, но ей повезло, когда она родилась, каждый из Верных Псов стал ей отцом и братом.

— А кары? — только сейчас Эдвард сообразил, что название этих "хищников", про которых он много слышал, но никогда не видел, можно перевести как "черные". — Неужели ты готов их принять, если когда-нибудь они придут к вам и попросятся стать Верными Псами? Тех, кто убивал твою семью? И вообще, откуда они тут взялись…

— Они этого не сделают, воин Эдвард. Кары когда-то были людьми, но они больше не люди. Даже они их не трогают. Мой дед говорил, что во времена прежней Руси кары были слугами, но когда мир рухнул — они бежали в леса, где смерть-без-лица изменила их тела, их сознание, — "радиация", автоматический перевел для себя Эдвард. — Теперь они больше не люди. Такие, как Айра, рождаются очень редко, и даже ведуны не знают, сможет ли она исполнить свой долг. Но если Али-владыка приведет их, я готов это принять. Ты хочешь знать, почему я не желаю им той судьбы, которую они подарили моей семье? Потому что смертью не исправить другую смерть. Моя семья живет во мне, мой долг — идти путем Верных Псов. Я ответил на твои вопросы, воин Эдвард?

— Ответил, но… Что мне делать? — иногда Эдварду казалось, что Нит в свои восемнадцать лет намного старше и мудрее его, а может так оно действительно и было. В Мертвых Землях год идет за три, не удивительно, что даже мальчишки тут превращались в умудренных жизнью философов.