Изменить стиль страницы

Король решил извести Старший Род на корню? А мы вот возьмем девчонку, да и будем обращаться, как подобает. Надзор, говорите? Будет вам надзор. На предмет того, чтобы вы, господа столичные, не вытворили над последней из рода чего-нибудь неподобающего.

Написавший баронессе столичный бездельник, он же — великий и могучий советник короля (в Брулене бы за такие советы голову веслом проломили), ухитрился, впрочем, сделать что-то хорошее. Спас двух мальчишек и девицу. Доброе дело, разумеется, было выполнено ровно в той манере, которую только и можно ожидать от герцога Гоэллона, который по матери — Алларэ: сначала всех казнили, а потом его высочество первый советник короля милостиво соизволил найти и вывезти в столицу троих уцелевших. Разумный человек повлиял бы на королевское решение, да хотя бы попытался помешать казни малолетних детей, — но откуда там разум, в самом деле! И на том, как говорится, спасибо — побить побили, да насмерть не убили, век твою доброту помнить буду, любезный разбойничек…

Прибывшая девица произвела на Марту весьма двойственное впечатление. Для начала баронесса глазам своим не поверила и на всякий случай их протерла, сперва пальцами, а потом и подсунутым Хенриком платком. Ей говорили о девушке, которой в первую летнюю седмицу исполнится шестнадцать. Из кареты же вышла вполне солидная молодая дама, которой Марта отродясь меньше двадцати не дала бы. Если не больше. Пятнадцатилетних соплюх она в своей жизни навидалась. Эта точно была другой породы, если Гоэллон не подшутил.

Уже высокая (а ведь наверняка и еще вымахает, если ей и вправду шестнадцать через неполную девятину), с таким лицом, словно в сугробе нашли, да оттаять не успела, со столичными манерами — на хромой козе не подъезжай. Темно-коричневое платье для верховой езды сидело так ладно, что Марта в кои веки вспомнила о том, что надето на ней самой. Вспомнила, сравнила, вздохнула, но почему-то не огорчилась. Дом у девицы отобрали, всех родных казнили — пусть хоть платьями утешается. Кажется, с опекуном прибывшей хоть в одном повезло: на наряды, карету и лошадей он не поскупился.

Марта внимательно посмотрела на къельскую орясину, а та окинула всех встречающих взглядом, моментально нашла в толпе хозяйку, стоявшую не на самом видном месте, прошла к ней, сделала реверанс и коснулась губами руки, которую баронесса сообразила протянуть, поняв, почему предсказательница не спешит подниматься. "По крайней мере, вести себя ее выучили, — отметила Марта Брулен. — Даже слишком хорошо — у нас-то тут все попроще будет. Ладно: тихоня лучше нахалки; ручки целовать отучим, главное, что место показывать не придется…".

Обустроившись в отведенных ей покоях и разложив по местам все содержимое своих сундуков, ящиков и кофров, госпожа Къела оказалась не вполне такой, как подумала о ней Марта. По крайней мере, посчитать ее тихоней было опрометчиво. Нахальной или непочтительной баронесса ее назвать не смогла бы, нет — девушка вела себя вежливо, скромно и сдержанно. Тем не менее, голосок у нее был звонкий, бодрый, а временами и строгий: особенно, когда она разговаривала со своими служанками.

Пару раз посидев с предсказательницей у камина в своей комнате, Марта пришла к выводу, что северяночка умна, не по годам разумна, отличается совершенно недевичьим самообладанием и очень твердо знает, чего хочет от жизни. Хозяйке замка это понравилось. Трепетных девиц, у которых на уме были сплошь танцы, кружева и сплетни, Марта на дух не переносила. Особенно тех, которые считали, что женщину украшает притворный обморок, писклявый голосишко и манера с визгом прыгать на стул, услышав слово "лягушка". Если, разумеется, поблизости не окажется рук, на которые можно красиво свалиться, тряхнув юбками.

Керо ничего подобного делать не собиралась, а когда в углу комнаты показалась крыса, спокойно обернулась на шум, схватила со стола тяжелый камень, которым Марта придавливала письма, и метнула в мерзавку. Попала. Замах был мастерский. Не из-за плеча, как обычно делают девчонки, а от груди, почти не целясь.

Наглая тварь не успела и пискнуть, как ее размазало булыжником по стене. Капли крови на камне не произвели на северянку никакого впечатления.

— Хорошо, — кивнула Марта. — Расплодились что-то…

— Меня учили, — слегка улыбнулась девушка. — Я завтра сделаю отраву.

— Этому тебя тоже учили?

— Разумеется.

Косы у предсказательницы были роскошные, Марта обратила на это внимание в первый же час. Даже заплетенные — до поясницы, а уж распущенные волосы — почти до колен, тяжелые и прямые. Да и вообще: вот уж кому грех было бы гневить Мать Оамну, жалуясь на внешность. К сожалению, не только баронесса заметила косы, глаза, талию, точеные ручки и прочие прелести северной красавицы.

Элибо вновь умотал в Скору — надо понимать, ему там намазали булку каким-то особенным медом, который дома пчелки не собирали, и приезда гостьи не застал. Зато, когда он явился, до матери начало доходить, что в наличии в замке юной красотки есть и некоторые недостатки. За первым же обедом сынок так глазел на Керо, что едва не подавился супом. Пытался болтать. Он сидел по правую руку от Марты, предсказательница — по левую, так что получалось паршиво, но Элибо старался.

Застольным беседам сын обучен не был, поэтому плел, что ему на ум приходило. То спрашивал девушку, чему ее учили — услышал кучу новых слов, начал уточнять. Заинтересовался гаданием по птичьим потрохам, получил краткое объяснение, как именно происходит сие действие, сбледнул с лица и перевел разговор на другую тему. То стал расспрашивать о столичных приемах, услышал, что северянка на них не была, попытался съязвить. Керо его будто и не услышала, просто отправила в рот очередную ложку рыбного бульона с улитками. Элибо огорчился и начал плести нечто, уж вовсе несусветное на тему того, что все предсказательницы — ведьмы и шлюхи.

Марта не успела отвесить ему подзатыльник, хотя уже занесла руку.

— Позвольте ответить вашему сыну, госпожа баронесса? — глядя на покрасневшую от возмущения женщину, спросила Керо.

Баронесса Брулен кивнула и положила руку на стол, на всякий случай взяв большую ложку, которой накладывали овощи с блюда. Додумался, поганец! Не барон, а прямо-таки пьяный матрос…

— Господин барон, вы задали вопрос, на который я хочу ответить в присутствии вашей матери, — звонкий голосок, милая улыбка на губах. Марта оценила такую выдержку. Другая бы уже или в обморок под стол упала, или разревелась. — Я прошла полный курс обучения в доме герцога Гоэллона, королевского советника и предсказателя. В моих рекомендательных письмах вы можете найти подробный перечень моих умений. Если что-либо из списка вас заинтересует — я к вашим услугам. Все прочие услуги вам могут оказать в порту. Как я слышала, там вы сможете удовлетворить все свои желания.

Марта покосилась на сына, покрасневшего до ушей. Так с ним, наверное, девушки еще не разговаривали. Может быть, сразу переходили к оплеухам? Напился опять, мерзавец, а мать и не уследила. Прямо за обедом, пока баронесса наблюдала за тем, как он беседует с Керо. За одним смотрела, за другим недоглядела…

— Вам достаточно ясен мой ответ? У вас не возникнет желания повторять свои вопросы? — после паузы спросила Керо.

— Ясно, ясно… — буркнул сыночек, надувшись, как ерш на кукане. — Мы, конечно, не герцоги, нас и в порт можно.

Баронесса все-таки отвесила своему непутевому отродью ложкой по лбу:

— Извинись, дурак. Позорище мое…

— Буду я тут перед всякими… — сынок в ответ стукнул тяжелым серебряным кубком по столу, поднялся и вылетел из столовой прочь.

Теперь уж настала очередь Марты краснеть.

— Госпожа Къела… — начала баронесса, но запнулась. После безобразной выходки Элибо вежливых слов не осталось. Только одна мысль в голове: кончится обед — удушу поганца. Пусть потом хоть в тюрьму сажают, хоть на корм рыбам сбрасывают… — Керо, дочка, прости. Без него обедать будем…

Холодная тонкая лапка легла поверх ладони Марты. Девушка улыбнулась, небрежно качнула головой, словно отмахиваясь от досадливой мошки. Тяжелые косы, венцом уложенные вокруг головы, заставляли ее держаться прямо, выставив подбородок вверх, и непонятно было — то ли действительно обиделась, но прическа мешает опустить лицо, то ли и вправду не приняла дурака всерьез.