— На проходящем сегодня в Москве XVI съезде профсоюзов СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев дал положительную оценку работе профсоюзов, — зачитывает текст диктор, — «Нет сомнения, что в решение задач, связанных с улучшением жизни народа, весомый вклад внесут профсоюзы. Ведь именно ради человека, ради его интересов действуют наши советские профсоюзы. Отсюда первостепенное значение постоянной заботы об улучшении условий труда, о сведении к минимуму ручного, малоквалифицированного, физически тяжёлого труда, о создании обстановки, исключающей профессиональные заболевания и производственный травматизм».

— В Иерусалиме прошла десятитысячная демонстрация протеста против ареста Натана Щаранского, — нашептывает радио. — С речью, осуждающей репрессии против советских евреев, выступила бывший премьер-министр Израиля Голда Меир.

— Сегодня в торжественной обстановке заложен первый блок фундамента на строительстве главного корпуса Экибастузской ГРЭС-1, - вклинивается телевизор. — Строительная площадка раскинулась на двадцать пять квадратных километров. Размеры главного корпуса составят пятьсот метров в длину и сто тридцать два в ширину. Это будет самое крупное производственное здание в мире.

— Палата представителей Конгресса США, — доносится сквозь завывание глушилки, — приняла резолюцию, осуждающую преследование советскими властями евреев и других, желающих эмигрировать. Результаты голосования по резолюции: за — четыреста, против — два.

— У рабочих волжского автомобильного завода — праздник, — несутся радостные нотки с экрана, — сегодня с конвейера сошёл первый советский серийный легковой автомобиль повышенной проходимости ВАЗ-2121, получивший фирменное название «Нива». Среди технических новинок, не имеющих аналогов среди автомобилей такого класса в мире, специалисты отмечают постоянный полный привод, независимую переднюю подвеску, цельнометаллический несущий кузов и множество других оригинальных решений.

— Сегодня, — возражает «Голос Америки», — из Союза советских писателей исключен литературовед-германист, активный диссидент Лев Копелев. Активный участник Великой Отечественной войны, Лев Копелев был впервые арестован в 1945 году за резко критические отзывы о насилии над германским гражданским населением в Восточной Пруссии. Приговорен к десяти годам за пропаганду «буржуазного гуманизма» и «сочувствие к противнику». Заключение отбывал в спецтюрьме МГБ N16, где произошло его знакомство с Александром Солженицыным. Именно Лев Копелев со своим коммунистическим идеализмом стал прототипом Рубина в книге «В круге первом»…

Резко выключаю «Ригонду». Какой все-таки идиотизм у нас с этим еврейским вопросом. Всех выпускать, никого не впускать — и все. Ведь очевидно же, что рабский труд не производителен. Насильно мил не будешь. Проиграли борьбу за умы этих людей — будь честен, признай это и сделай правильные выводы. Но это же надо признать поражение… Расстроено вздохнув, иду в свою комнату.

Ладно, девушку в кино пригласил, денежку добыл, несколько запросов исполнилось — день прожит не зря. Надо будет потом, после исполнения первых пунктов плана, заняться ликвидацией кассового разрыва. А то столько соблазнов, всё хочется попробовать. Сегодня проходил мимо чебуречной «Вьюнок» и не удержался, зашел, на свою голову, посмотреть. Как увидел громадный алюминиевый таз чебуреков, как вдохнул запах… чуть не обезумел. И ещё долго потом шёл по улице, тоскуя и сглатываю слюну. Определенно, с этим надо что-то делать.

Глава 5

Вот уже минут пятнадцать я, как последний идиот, то торчу на углу около бывшей часовни Троицкого собора, пялясь на голубые купола напротив, то заскакиваю на очередную рекогносцировку в кафе-мороженицу чтобы ещё раз оценить ассортимент: шоколадное, крем-брюле, фруктово-ягодное, пломбир обычный, с орехом и изюмом. И густой молочный коктейль, вид которого вдруг закольцевал в мозгу прошлое и будущее, создав иллюзию бесконечности, наподобие той, что возникает, если встать между двумя неидеальными зеркалами. Вижу пышную молочную пену, вальяжно льющуюся из высокого стакана-смесителя, и на языке возникает мираж восхитительного вкуса из далекого детства — того самого детства, лёгкого и беззаботного, в котором сейчас и нахожусь.

Несмотря на середину буднего дня, небольшое, всего на три столика, помещение отнюдь не пустует, по залу гуляет лёгкое постукивание алюминиевых ложечек по эмалированным креманкам, а в воздухе витает слабый кофейный аромат. Купол над головой, барельеф по кругу, два высоких окна почти от пола, со сдвоенными колоннами по бокам — стильный интерьер будит фантазию, которая деловито заменяет мебель, расставляет витые свечи и цветы. Отличное место для свидания.

Опять выхожу на улицу. Оказывается, моя будущая девушка излишней пунктуальностью не страдает. И не излишней тоже. Ну что ж, злобно решаю я, на мороженное перед сеансом она себя уже наказала. Так что теперь или — или: или мороженное после сеанса, или пышки. Если будет себя хорошо вести. Если придёт…

Справа раздается веселый гомон — малышня раздобыла в кафе большой кусок сухого льда и радостно топит его в узкой полоске воды вдоль бордюра, изумляясь густоте стелящегося над поверхностью тумана. Да, дня три как резко потеплело, и сугробы на газонах начали проседать, с охотой выдавливая из себя талую воду. Никак весна начинается?

Весна семьдесят седьмого… Неверяще потряхиваю головой. Спало напряжение первичной адаптации, но по-прежнему иногда вдруг тёмным облачком налетает сомнение в реальности происходящего. Сомнения и страх. Страх, что чья-то рука вдруг сдёрнет, как грязную занавеску, реальность семьдесят седьмого, и меня выкинет в пустое купе на подъезде к Шепетовке.

Как за соломинку цепляюсь взглядом за виднеющийся вдали дом с балкончиком на третьем этаже и немного успокаиваюсь. Здесь я, здесь. Под ногами чуть неровный, потрескавшийся асфальт, чистый воздух омывает лицо и сыто втекает в горло, сердце взволновано бьется, и где-то под дыхом опять зашевелился червячок голода. Достаю из кармана болоневой куртки пятерню, шевелю пальцами. Точно, моя, хоть и непривычно выглядит… Слушается.

Окидываю ещё раз ждущим взглядом улицу и, разочаровано вздохнув, возвращаюсь к размышлениям. Итак, сейчас я — рычаг в поисках точки опоры. Я могу перевернуть этот мир, но мне нужен Патрон, через которого можно продавливать решения. Кто-то из Политбюро, это очевидно, другие просто не имеют необходимого веса. И этот кто-то должен мне поверит и быть готов пойти на риск ради идеи. На большой риск.

В идеале — Брежнев, но маловероятно. Андропов? Громыко? Романов? Или кто-то еще? Надо поднимать воспоминания людей, хорошо знавших этот состав Политбюро.

Выявить потенциального Патрона и наладить канал для двусторонней связи, оставаясь анонимом. Не хочу лезть в клетку, пусть даже она будет золотой. Знаю, что любого из них будет интересовать в первую очередь. Они убеждены, что основная угроза СССР идёт извне, а внутри страны всё в порядке. Будут качать из меня сведения по развитию военной техники и клепать танки с ракетами вместо масла. А потом почувствуют себя всесильными и полезут в авантюры за рубежом. Будет не один Афган, а несколько… Нафиг-нафиг, буду фильтровать информацию. Стране нужны разумные реформы, а не бесконтрольное наращивание военной мощи. Сила государства определяется тем, что ребёнку дают на бесплатном завтраке в детском саду, а не количеством калашниковых на складах.

Я ещё раз вздыхаю, вглядываясь в силуэты людей. Где же Тома, что за чёрт? Минусую молочный коктейль, всё равно уже не успеем до сеанса… Понимаю глаза, любуясь выбеленной синевой ленинградского неба.

Интересно, сколько времени понадобиться для перепроверки моей информации? Когда мне начнут посерьёзному доверять? Митрохина проверить быстро, а вот остальное — не очень. Заложу-ка я полгода на ожидания.