Офицеры, несмотря на сильный ветер и возросшую качку, выгнали свои дивизионы не занятые несением службы на занятия рукопашного боя. Широченная палуба линкора ни чем не уступала спортивному стадиону средних размеров. Полураздетые матросы, выстроившись в несколько рядов, стояли босиком на мокрой палубе. В дополнение к завыванию ветра, до мостика долетали дружные команды мичманов и крики матросов, выполняющих заученные упражнения. Со стороны камбуза потянулись аппетитные запахи.

Вой воздушной тревоги мгновенно очистил палубу от лишних людей, оставив только дивизионы ПВО, живо закрутивших башенками дальнобойной зенитной артиллерии, ощерившихся стволами многочисленных строенных автоматов, напряженных заряжающих, стоящих на изготовку со стальными магазинными обоймами, и бдительных наводчиков и офицеров со стеками, вглядывающихся в небо.

— Англичане, — вице-адмирал Ибо Такахаси в очередной раз поднёс к уставшим, не выспавшимся глазам большой морской бинокль, — союзнички американцев.

Он вдруг вспомнил то странное место, где они оказались после воскрешения.

«Что-то там говорилось тем подозрительным неизвестным типом по поводу поддержки американцев союзниками. Какой-то там „адекватный ответ“. И где же он, этот ответ? Хотя англичане пока ещё не открывали огонь…».

Как и планировалось, им удалось соизмеримо разделаться с самоуверенными американцами. Общий процент полученных повреждений даже не дотянул до расчётных. Правда, этот плюс нивелировался отсутствием ремонтных баз, поэтому не имеющие возможности поддерживать крейсерскую скорость или получившие большие повреждения корабли бросили. Морякам было жаль топить свои израненные корабли, и их просто отпустили, предоставив своей судьбе, словно в весенних ручейках бумажные детские кораблики. Словно дав им последнюю надежду. Кто-то заикнулся о возможности захвата их врагом, но все и так уже устали от смерти и потерь. Пусть плывут.

С некоторым запозданием вице-адмирал Такахаси даже нашёл в оставленных кораблях некоторую пользу — на поисковых радарах американцев это лишняя засветка, а значит отвлечение и распыление сил.

В распоряжении вице-адмирала оставался прекрасный и мощный корабль — линкор «Мусаси». Пеленгом шёл вполне боеспособный линейный крейсер «Конго». Россыпь эсминцев и крейсеров дополняли ударную мощь, но следующий ход, как ни крути, оставался за врагом.

Автономность уцелевших эсминцев сопровождения была ограниченной, да и крупные корабли нуждались в дозаправке, поэтому за время перехода Атлантики эскадра «высосала» до донышка не один танкер.

С появлением самолётов неприятеля боевые посты на японских кораблях были усиленны сверх штатного расписания. Один за другим, посыпались доклады о боевой готовности. Напряжение по людским нервам достигло высшего напряжения, но чёрные точки летательных аппаратов кружили на недосягаемом или малоэффективном для зениток расстоянии. И по-прежнему — атаки с воздуха не следовало.

Стоявший рядом капитан I ранга Тосихиро Иногути снова предложил открыть огонь из зенитного оружия, но адмирал молча отрицательно мотнул головой. Погодные условия были отвратительные — ветер резкими порывами срывал с больших покатых валов волн пенные белые барашки, выбрасывая брызги на метры, нещадно накатывая на борта. Дым из труб порой застилал пустынные палубы кораблей, и лишь огни ратьеров мелькали, напоминая о том, что экипажи по-прежнему бдительны и только ждут команды.

«Представляю, как болтает экипажи эсминцев, — подумал Такахаси, — о какой прицельной стрельбе может идти речь. Это нас здесь с полным водоизмещением и не шелохнёт почти. При таком волнении эсминцы нас только тормозят».

— Эффекта ноль, только отпугнём. Пусть выжидают. Может они расслабятся и удастся отстреляться наверняка, — коротко, словно выплёвывая фразы, произнёс вице-адмирал, — а пока пусть команды постa двухкоординатного дальномера и особенно посты «94» и «89» производят упреждающие вертикальные и горизонтальные расчёты для этих типов самолётов, не очень-то они и скоростные. Американцы по-прежнему глушат радиосвязь?

— Неопределённо, — ответил капитан, — связь периодически пропадает, но прямая видимость позволяет общаться с капитанами кораблей. Может нам удастся продержаться до захода солнца.

— И не надейтесь, тем более что для их приборов слежения и наведения темнота не особая помеха.

— Как знать, как знать, — пробормотал Иногути и тут же осёкся — адмирал не любил пустой риторики.

— Самолёты явно с авианосца, под брюхом у них болтается достаточно оружия, почему же они не атакуют? — Вице-адмирал даже не обратил внимание на смущение капитана, и после короткой паузы сам же на вопрос, — они чего-то выжидают…. Думаю на нас выводят корабли с тяжёлым противокорабельным оружием, а?

— С «Конго» пришло сообщение, — отвлёкшись на офицера связи, доложил флаг-капитан, — их «восемьдесят девятый» пришёл в негодность после боя.

— У нас остались ещё целые самолёты? — Вице-адмирал словно проигнорировал последнюю фразу штабного офицера, по его лицу можно было понять, что он решает какую-то сложную задачу и не находит решения.

— Шесть машин мы ещё можем запустить, с небольшим интервалом. Остались разведчики и на лёгких крейсерах.

— Пусть приготовят их старту. Что докладывают наблюдатели за горизонтом и офицеры радарных систем?

Старший офицер не по-уставному пожал плечам:

— Мы по-прежнему не видим противника.

— Сколько на данный момент их самолётов барражирует в воздухе? Семь?

— Так точно. Кстати, пилоты пять минут назад что-то сбросили в море, если бы это были торпеды — мы бы уже знали.

— Возможно это акустические буи. Может они предполагают наличие наших подлодок? А если это пустые дополнительные баки с горючим? Вы понимаете? У них кончается топливо, а ни не улетают, — вице-адмирал вопросительно посмотрел на старпома. Не получив ответа, Такахаси тяжело кивнул, словно найдя своим мыслям подтверждение. Он чувствовал нарастающее напряжение. В такие минуты он больше доверял своей интуиции, тем логике и расчёту, тем более что в этом мире невозможно переиграть противника со сложнейшими вычислительными машинами:

— Теперь они нас на пушечный выстрел не подпустят. Мы ничем не сможем ответить. Это будет наш последний бой, а точнее избиение, — и вдруг, приняв решение, дал команду, — прикажите по эскадре: открыть зенитный огонь по воздушным целям противника, самолётам взлёт и атака, кораблям рассеяться и… выбирать свой путь к смерти самим.

Пилот «Харриера» флайт-лейтенант Самюэль Питт всё время порывался снизиться и пощупать из пушек строгие борта и надстройки самурайских кораблей. Между авиагруппой и союзными эскадрами поддерживался постоянный радиообмен, и лётчики прекрасно были осведомлены о готовящемся ракетном залпе противокорабельными ракетами. В наушниках уже гнусаво искажённым помехами голосом отсчитывались цифры обратного отсчёта. Ведомый, выполняя задание командования, отрапортовал о готовности включить аппаратуру цифровой записи. Самюэль Питт, внимательно следил за японским флагманом, но не видел перед этим поднявшуюся суету около стоящего на корме линкора биплана, и даже проглядел катапультный взлёт самолёта — замигали лампочки чувствительной аппаратуры локационного обнаружения: в небе появился ещё один летающий объект. Впрочем, локатор сразу потерял вражеский самолёт — японский пилот, неверно установив закрылки, поначалу взмыл на несколько метров, но сразу же сменил режим полёта на бреющий. Четыре следующих аэроплана с японских броненосцев взлетели более аккуратно, низко стелясь над водой, но их старт уже не укрылся от встревоженных наблюдателей.

«Ты смотри! В такую болтанку умудрились взлететь на этих фанерных этажерках», — подумал лётчик, вслух же быстро известил в эфире:

— Внимание! «Пенсионеры» выпустили самолёты!

— Поясните «ноль-седьмой»! А-а-а! Понял! Вижу!