Марисабель благоразумно держалась в стороне. Во–первых, в тени от петеэски. Во–вторых, подальше от конкретно пропотевших назло антиперспирантам и дезикам девок. А в–третьих, без Федора всё равно не начнут. Пускай себе порепетируют, потренируются. На кошках драных.

— Почему опять посторонние в кадре?! В этом бардаке кто–то вообще отвечает за посторонних? Смирнов! Где, я спрашиваю… Очистить мне площадку, живо!!!

Вообще–то левый народ вел себя вполне прилично. Правда, еще с утра один дедок попытался вякнуть нечто возмущенное насчет телевизионщиков, отгородивших себе добрый кусок набережной, но в широких массах понят не был. Народу нравилось. Народ обступил съемочную площадку плотным кольцом, время от времени кто–нибудь пытался поднырнуть под символическое заграждение: ну интересно же! Если б сама Марисабель вот так случайно напоролась на съемки подобного шоу, она по–любому пролезла бы на площадку. И даже в участницы, без всяких там предварительных отборов!

Очкастый Смирнов турнул подальше двух мужиков в майках и белых шортах, вовсю обсуждавших драконьих наездниц и их сексуальные костюмы; вот кретины, знали бы, как в ней жарко, в этой долбаной коже! Жилетку Марисабель давно сняла, оставшись выше пояса в красных кружевах и крестике из четырех ненастоящих рубинов, но с юбочкой и сапогами ничего нельзя было поделать. Хоть бы под ними сыпь не выступила, что ли. Но смотрелось действительно супер, тут мужики не ошибались. И на ней — в десять раз суперовее, чем на других.

Кстати. Она в двадцать пятый раз просканировала взглядом толпу. Ни одной знакомой морды! А ведь должно быть как минимум три. Ну, Бейсик еще ладно, он, как всегда, отпускал двусмысленные шуточки и было непонятно, правда ли он собирается в Срез или опять–таки прикалывается. Но Открывачка! Серьезный же, конкретный пацан, если сказал, то сделал, — и где, спрашивается? А уж как Воробей бил себя в грудь…

Ну и ладно. По правде говоря, у нее были тут виды куда покруче.

— Кто–нибудь звонил Брадаю? Федору звонили, я спрашиваю?!

— Ну?! И когда?!!

Марисабель это тоже интересовало. Вчерашний день принес в активе: один узнавающий взгляд (он же оценивающий: только полные идиотки не чувствуют разницы, но тут имелись оба оттенка); пять–шесть взглядов мимолетных, однако зацепившихся, как ветки акации за платье; одно объятие за талию на съемках, профессиональное, но все–таки; одну фразу «посмотрите все: у Марины получается»; одно прощальное рукопожатие — кажется, чуть более долгое, чем со всеми остальными. Пообщаться с ведущим вне съемочного процесса не вышло: да ладно, не всё же сразу. Марисабель была собой довольна. И ждала.

Съемочная группа ждала тоже. Солнце поднималось всё выше, операторы заботливо прикрывали камеры чехлами и зонтиками, менеджеры нервничали и звонили по мобилкам, Крокодилица орала из–под соломенной шляпы, девчонки по конвейеру лезли на спину сонного дракона, размазывая по щекам поплывшую косметику, девица–фотографша щелкала, как автомат.

— Кто–нибудь раньше с ним работал? Он всегда так?

— Звезда, блин!..

— А может, он тут бабу завел?

— Брадай? Вполне!

— А ты чего вытаращилась? Ты работай, снимай! Может, хоть зажиматься перед объективом перестанут, дурочки…

Марисабель вдруг занервничала. Ясно, что эти фотки пробные, тренировочные, никто не будет их даже печатать, — но кадры же сохраняются в фотоаппарате, и по ним легко можно будет определить, что она продинамила репетицию. Как–то раньше об этом не подумалось. А что если она стукнет, мышь бледная? Полезть? Или уже поздно?

— Привет, Маринка. Давно тут?

Голос был низкий, хрипловатый, единственный в своем роде, но она сразу не поверила. Обернулась. И не поверила уже глазам.

Телеведущий Федор Брадай стоял тут же, в тени, почти невидимый, наверное, издали против яркого солнца. На его бритой голове поблескивали капельки пота, Лицо было осунувшееся, усталое. Глаза в красных прожилках. Несвежая футболка, шорты до колен и пляжные шлепанцы на ногах. Никто его не замечал и не узнавал.

«Маринка»! С ума сойти!!!

Она чуть было не ляпнула что–то вроде «все вас ждут», но вовремя сообразила, что Крокодилица, как только его увидит, заорет примерно то же самое. Ничего не сказала — только улыбнулась нежно и ободряюще. Женское чутье безошибочно подсказывало, что данный мужчина в данный момент нуждается именно в нежности и ободрении.

— Устал, как собака, — бросил Брадай. — Ладно, Мариш. Работаем.

И перед тем как шагнуть под солнце, потрепал ее по щеке!!!

Марисабель лихорадочно завертела головой по сторонам. Ну?! Вы видели?!! Открывачка, Бейсик, Воробей!!! Ну где их носит, кретинов, шестерок, малолеток, черт побери?!

И тут все ее самые сильные девичьи чувства оказались вознаграждены в полном объеме.

Она увидела Дылду.

— Федор!.. — прорезалась Крокодилица. — Я, конечно, не… но все же вас ждут! Света, Люда!!! Костюм, визаж Федору Сергеевичу! И живо, я ж вас поубиваю!!!

Дылда стояла в первых рядах толпы, сдерживая напирающих сзади не хуже волнореза на пляже. Половину ее лица скрывали агромадные очки (писк моды прошлого сезона, сейчас — со скидками на распродажах), но можно было не сомневаться, что всё это время она не отрывала взгляда от нее, Марисабели. И видела!..

— И этим дурочкам поправить грим, быстро! То есть как это нет второго визажиста?! Я сегодня точно кого–нибудь убью!..

Марисабель вышла из тени, эротично помахивая плеткой и не удостоив ни единым взглядом (скрытое наблюдение боковыми локаторами не в счет) ни Дылду — интересно, она здесь одна? — ни операторов, в момент вставших наизготовку, ни девчонок, ошалело рыщущих по съемочной площадке в поисках былой красоты, пегими потеками тона и туши расползающейся по щекам. Их проблемы.

— Так, живенько все наштукатурились! Сами, сами! Нет, вы на них посмотрите! А кто еще должен подтирать ваши?!.

Дальше Крокодилица ударилась в непечатное. Тем временем Федор Брадай уже подходил к парапету, одетый с иголочки, свежий, красивый и демонический. Шустрый мальчик–ассистент вылил на голову спящего дракона ведро морской воды; дракон взвился, отряхнулся, и несколько капель чуть–чуть не долетели до белого костюма ведущего. Мальчику достался такой взгляд, что странно, как он не умер на месте.

— Почему не работаем? — спросил Брадай. — У меня сегодня по контракту час. Я попросил бы.

Фотографша неосторожно хмыкнула. Крокодилица бросилась ее убивать. Так тебе и надо, мстительно (за что? — а, неважно) подумала Марисабель.

Дылда смотрела. Что опять–таки добавляло драйву.

Марисабель прошла к парапету, надевая на ходу кожаную жилетку — если умеючи, это получается не менее сексуально, чем раздеваться, — и остановилась возле драконьего хвоста, напротив ведущего. Все камеры снимали ее — только ее одну! И сам великолепный Федор Брадай на глазах у Дылды, у всей набережной и всей страны улыбнулся ей навстречу.

— Сегодня мы приготовили для наших участниц непростое и даже опасное задание, — заговорил он профессиональным бархатом. — Хотел бы я посмотреть на ту амазонку, которая не побоится первой оседлать дикого, подчеркиваю, неинициированного дракона! Марина, это будете вы?

А кто же еще? Остальные либо толпились вокруг гримерши Люды, отдавливая друг другу сапоги и обрывая стразы, либо делали козьи морды над пудреницами, занимаясь косметической самодеятельностью. Даже где–то жаль, что на них не хватило камер.

— Я попробую, — скромно сказала она.

Дракон поднял на Марисабель мутный взгляд. Ему было пофиг. А зато Брадай поддержал ее за щиколотку возле шпоры! И улыбка на камеры! И в объектив этой, недоубитой в силу своей востребованности в съемочном процессе…

— Как ощущения, Марина?

— Кайф!!! — звонко закричала она, взмахивая плеткой над драконьей головой.

И не соврала.

Но слезать оказалось страшно. Драконий бок круто уходил вниз, наверняка скользкий и холодный — б–р–р–р! — а седло было слишком маленьким, чтобы как следует опереться ладонями и спрыгнуть, будто с подоконника. Марисабель спустила ногу, едва достав до стремени, аккуратно перенесла на нее тяжесть тела, отпустила руки и… Каблук соскользнул, юбочка прокатилась по неожиданно теплой чешуе, перед глазами прыгнули море–небо–толпа–камеры–Крокодилица–девки–парапет — и, разумеется, она завизжали диким голосом..