Изменить стиль страницы

Заслуженный педагог величественно удалялась, а Андрей брел к директору, пытаясь объяснить, что Верочка, пусть временно, но нуждается в особом отношении, к ней нельзя применять общие мерки дисциплины. Директор выслушивала огорченного отца с сочувствием и вниманием. Она ничего не имела против Верочки, и усилия Андрея вызывали в ней уважение. Но она была директором маленькой школы, стоящей на отшибе, и кадровая проблема занимала не последнее место в ее многочисленных заботах. «Поймите меня правильно, — говорила она Андрею, — я же не могу пойти на конфликт с учителем, проработавшим в школе не один десяток лет. Она заслуженный человек, и никто не станет сомневаться в ее педагогическом авторитете. Попробуйте найти с ней общий язык».

Не задался этот учебный год. Однажды у Ани зазвонил телефон. «У нас беда, — сказал Андрей, — Верочка в больнице, у нее травма головы». Верочку толкнул старший мальчик. Дети на перемене бегали. «Если бы она просто стояла, то все было бы не так страшно, — говорил Андрей, — но он ее толкнул, когда она бежала». Верочка как раз разбегалась, и в этот момент одиннадцати летний мальчик сильно толкнул ее в спину. Она со всей набранной скоростью врезалась лицом прямо в бетонную стену. Пока было известно, что у нее сотрясение мозга и сломан нос.

Верочке пришлось несколько дней провести в больнице. Нос ей быстро «починили», и хирург сказал, что никаких особых последствий не должно быть. И «красота» не пострадает — после того как снимут швы, следов не останется. Сотрясение мозга было сильным. Верочке предстояло несколько недель сидеть дома и заниматься ей было нельзя. «Ни бегать ей нельзя, ни телевизор смотреть, ни читать-писать. Что ж мы с ней делать будем?» — растерянно спрашивал Андрей. «Гулять, — пыталась подсказать Аня, стараясь не думать об отдаленных последствиях черепно-мозговой травмы, — дышать свежим воздухом, играть в куклы, клеить аппликации». Травма головы — это плохо. Душевная травма — еще хуже. Хуже всего Ане казалось, что Верочке рано или поздно придется идти в эту школу, и встречаться с этим мальчиком, и снова оказаться под презрительным взглядом «заслуженного учителя»…

Верочка так и не смогла выполнять требования учительницы и неподвижно сидеть сорок минут, аккуратно сложив руки на парте. Она съезжала под парту и сидела там, пока грозный окрик не возвращал ее на место. Андрей подолгу занимался с ней дома, но это мало помогало. Теперь Верочка просто не хотела учиться.

«Слишком рано мы ее в школу отдали, — сокрушался Андрей, — ей бы сейчас в первом классе — в самый раз было». И учительница, та, что вела занятия в первом классе, нравилась Любе и Андрею гораздо больше. Она не кричала на детей, а встречая Верочку в коридоре школы, ласково с ней здоровалась. Андрей думал о том, что, попади Верочка в класс к этой учительнице, дела с учебой шли бы не так трудно.

Когда выпал снег, Андрей с Верочкой стали ездить на лыжах. В выходные дни они вставали пораньше и подолгу скользили вдоль берега озера, а за поворотом останавливались и смотрели на снежную равнину и на лесок вдали, из-за которого в хорошую солнечную погоду виднелась колокольня. Потом бежали наперегонки, и Верочка, конечно, обгоняла папу. Дома замерзших лыжников ждала мама Люба. Все садились обедать, а после обеда Верочка устраивалась на диване в обнимку со «своей кошкой», и жизнь текла, и кошка мурлыкала, телевизор тихо бубнил, а в мире царили гармония и согласие.

Три года уже Верочка была дочкой Андрея и Любы, младшей сестрой Алексея, Коли и Лены. В семье каждый год отмечали это событие как праздник — день, когда Верочка стала членом семьи. Однажды она спросила: «Папа, а почему у меня другая фамилия?» Андрей честно объяснял ребенку, почему фамилия — другая. Говорить на эту тему было тяжело. Приходилось вспоминать о том, что ребенок родился в другой семье. Появлялись мысли — а где сейчас могут быть родственники Верочки, живы ли они и нужно ли что-то делать, чтобы рано или поздно дочка смогла узнать о своих «корнях».

Как говорится, «в каждом дому по кому». В каждой семье бывают ссоры, и даже самые любящие люди иногда говорят друг другу всякое. А уж в процессе «воспитания» ребенка редко кому удается не перегнуть палку и не отчитать излишне строго, особенно если есть за что. Иногда и ребенок в ответ может сказать такое, от чего у родителей перехватывает дыхание. «Вы мне не настоящие папа и мама, — сказала однажды Верочка в ответ на строгое внушение, — я не буду с вами жить, я уйду к своим настоящим родителям».

Андрей и Люба долго совещались, прежде чем вернуться в разговоре с Верочкой к этой теме. А возвращаться «к теме» не хотелось. Хотелось думать, что все это случайно, и нужно ли обращать внимание на каждое слово. Ну, сказала что-то девочка, и сказала. Может, просто так — сказала да и забыла. Она же любит их, они ее мама и папа. Вон как старательно она разыскивает сходство между собой и мамой Любой, как радостно кричит — «я как папа!», когда у нее получается быстро пробежать на лыжах или подтянуться на турнике. Прикинув все «за и против», Люба с Андреем решили все же выяснить, что Верочка имела в виду. Тем более, что она сама вовсе не забыла сказанное. Разговор продолжился.

«Мои настоящие родители — богатые, — пробурчала как-то Верочка, когда Люба отругала ее за самовольную покупку очередного чупа-чупса. — Они богатые, а вы — бедные. Я уйду жить к богатым». «Богатство» само по себе не было в семье камнем преткновения. Жили они скромно, лишнего позволить себе не могли, но, как иногда говорил Андрей, «все, что нужно, у нас есть». Верочке покупали красивую одежду и все то, что так радует девчачье сердце, — яркие резиночки и сумочки, а для школы — карандаши-фломастеры и тетрадки, на обложках которых красовались прекрасные принцессы. Поэтому Верочкины слова о «богатых» поставили Любу и Андрея в тупик. «Неужели ей чего-то не хватает?» — грустно думали они.

Люба с Верочкой приезжали раз в неделю в детский дом, на дополнительные занятия. Как патронатная семья, Люба с Андреем могли обращаться к специалистам детского дома, если возникала нужда. Ездить было далеко, но поскольку в школе дела шли совсем плохо, то было решено все же не пожалеть времени и привозить ребенка к нейропсихологу. Нейропсихологи занимаются с детьми по специальным методикам, учитывающим особенности развития конкретного ребенка. Занятия эти очень помогали. Верочке нравилось «играть» с «тетей Мариной», а еще больше нравилось после занятия показывать маме-папе тетрадку, в которой красовалась жирная заслуженная пятерка. Удивительно, но знания как будто «сами собой» оказывались в Верочкиной голове, а главное — не исчезали спустя несколько дней, как это бывало после школьных уроков.

Во время этих еженедельных приездов Верочка встречалась и с Аней. Аня по-прежнему работала в детском доме, и, когда Верочку привозили на занятия, ей удавалось выкроить полчасика, чтобы посидеть с девочкой, с благодарностью принять рисунок «в подарок», выслушать рассказ о том, что «наша кошка такая непослушная!». Пару раз Андрей или Люба просили Аню поговорить с Верочкой «посерьезнее». Вот и в этот раз Андрей заранее позвонил Ане и попросил, если получится, поговорить о «богатых родителях».

После занятия Верочка с Любой и Аней устроились за столом, девочка продолжала что-то дорисовывать в тетрадке.

— Как вообще дела? — начала издалека Аня.

— Да вот, — подхватила Люба, ласково поглаживая Верочку по голове, — говорит, не хочет с нами жить.

— А с кем же ты хочешь жить, Верочка? — нарочито изумилась Аня. — И на кого же ты папу с мамой оставишь, они так тебя любят!

Верочка исподлобья взглянула на Аню и снова уткнулась в тетрадку, пробурчав что-то под нос.

— Да вот, каких-то «богатых» выдумала, — Люба продолжала потрепывать Верочку по волосам, — говорит, уйду к богатым, буду с ними жить.

— Верочка, а зачем тебе богатые?

Девочка снова взглянула на Аню, мотнула головой и пробурчала:

— Они мне машину купят. На машине буду ездить. Не хочу на электричке…