– А документы? – сделал он последнюю попытку защитить свой аппарат. – Их же украли!

– А что, документы? – проказница уже вертела в руках его водительские права. Я – и то не успел заметить, как она успела их вытащить! – Ой, да ты посмотри на эту фотографию! За кого угодно сойдет, даже за меня!

– За тебя – никогда! – выпалил пацан. – Только вечером родители с работы возвращаются – вы уж постарайтесь успеть?

– Запросто! – пообещал я, запрыгивая в седло.

Ява завелась с пол-оборота. В смысле, с одного пинка по ножке стартера. Ну, на то она и YAWA 650. Вспомнились слова старой песенки – "Яву, Яву взял я на халяву!". Включив передачу, нарисовав задним колесом круг на щебне, под восторженный восклик Вероники и полный боли вздох байкера, я сорвал мотоцикл с места. Я обещал успеть до вечера, а вот на счет относиться бережно – не помню!

Притормозив в конце улицы, я вставил в ухо гарнитуру, и, включив на коммуникаторе проигрыватель, выбрал композицию Nelly Furtado. Вот оно, счастье-то! Байк и полоса дороги! Как давно я не ощущал скорости, ветра, забирающегося под куртку, и… не знаю, как это назвать – неба над головой, что ли? Безграничного, бездонного синего неба! Поставив мотоцикл на козла, самортизировав последующий удар переднего колеса по асфальту, я, положив стрелу на отметку "120", пулей устремился к городу.

Семенов не солгал – на посту ГАИ на плотине тормозили две машины из трех. Однако, байк-одиночку оставили без внимания. Похоже, никто и предположить не мог, что агент ЦРУ может обойтись без багажника, в котором хранится ЭВМ, размером с холодильник, никак не меньше!

В городе, первым делом, я наведался в "Дом книги". Этот магазин находился в одном и том же месте, сколько я себя помню, а, может, и еще дольше. И само название, и расположение магазина в мое время стало брендом – показателем надежности и стабильности. Здесь, всего за восемьдесят рублей, я приобрел отличную электрическую печатную машинку.

Если я собираюсь оставить предкам бесценную информацию – то пусть она, лучше, будет в печатном виде. Из всех, кого я знал, мой подчерк умела читать лишь моя первая жена. Учительница по литературе в школе – и то ставила мне за сочинения 3/3, потому что не могла их прочитать! А, смогла бы, поставила бы 2/2. Ведь писать без ошибок я научился только благодаря Microsoft Word, а мои суждения… они настолько отличались от общепринятых, что во времена инквизиции костра мне не миновать – факт. Наталке же – единственному человеку, которого я любил, просто не оставалось другого выхода – за пять лет совместной учебы в институте мы отправили друг другу столько записок, что хватило бы на пару Александрийских библиотек.

Оставался еще один пункт – документы. Нет, бесспорно, во все времена в любой стране мастерами по изготовлению липовых ксив были спецслужбы, которые печатали фальшивки на тех же станках, что и оригиналы. Были ли они фальшивками – вот в чем вопрос. На втором месте стоял криминалитет, к которому я и собирался обратиться.

Да, большая половина того самого криминалитета уже, скорее всего, искала меня, чтобы отомстить за убийство Фимы и Скелета, но, слава Богу, PERESTROYKA, поделила преступный мир на два лагеря. Даже, скорее, не поделила, а создала, кроме старожилов "блатных", еще один класс – бывших спортсменов, военных и ментов, использующих "формы деятельности мафии буржуазного мира", а, попросту говоря – рэкетиров. А найти этих, бесспорно, гораздо проще – достаточно пройти квартал пешочком – и вот он, пятачок, где представлены все вида народного промысла – от меда и капусты, до аудиокассет и игры в наперстки.

Нескольких затяжек "Стюардессой" (кстати, "САМЕЦ", которого я курил, пока не завязал, и рядом не лежал с нею) хватило, чтобы выделить двух широкоплечих парней с короткими стрижками, одетых в одинаковые коричневые кожаные куртки. Ребята сначала подошли к лотку с постерами групп "Кино", "Аквариум" и "Ласковый Май", причем фотографий с Шатуновым среди них было едва ли не девяносто процентов. После – к тележке с мороженным, затем – к сигаретному киоску, бесцеремонно отодвинув тощего мальчугана лет пятнадцати. Примечательным во всех передвижениях было то, что не сделав ни одной покупки, братишки везде получили сдачу. Мои клиенты – к гадалке не ходи.

Подождав, пока ребята проинспектируют весь рынок, и завернут в арку дома, я скользнул следом. Во дворе рэкетиры подошли к, наверное, наикрутейшей тачке в городе – белой квадратной японке со спаренными круглыми задними фонарями и надписью "Skyline" на отражателе.

У меня в жизни было многое, в том числе, в годы безоблачной юности, и пара лет увлечения стрит-рейсингом – поры, когда один лишь звук "скай" заставлял биться быстрее сердце любого мальчишки. Минул десяток лет, но я до сих пор до последнего штриха помнил хищный взгляд серии R34, плавные линии R33, неуклюжую угловатость легенды горы Айко R32, грубую, топорную красоту R31… но такой антиквариат я видел впервые!

– Обалденный аппарат, – нарочито громко произнес я, привлекая внимание бандитов.

Оба резко развернулись. Тот, что стоял справа от автомобиля, уже открыл рот, приготовившись послать пришельца, то ли по матушке, то ли по батюшке, но, смерив меня взглядом, поняв, что перед ним не лох-ларечник, проглотил заготовленный ответ, и коротко спросил:

– Че надо?

– Да так, – зевнул я. – Смотрел я на ваш бизнес, и думал – а не хотят ли пацаны подзаработать?

Привыкнув действовать грубой силой, да, даже, скорее, не столько силой, сколько напором и наглостью, бандит, не переварив до конца выгодное предложение, сделал первый необдуманный поступок – отодвинул край куртки, демонстрируя рукоятку заткнутого за пояс Нагана.

– Знаешь, че это такое? – с понтом поинтересовался он.

– Ага, – кивнул я. – Семизарядный револьвер Наган образца 1895 года, калибра 7,62 мм. Благодаря уникальной системе обтюрации пороховых газов, в годы второй мировой войны, оборудованный глушителем, использовался подразделениями СС для специальных операций. Судя по штамповке на рукоятке – сделан в начале сороковых годов на Ижевском заводе.

Ну… просто оба года, что я строил этот долбанный цех, в прорабском вагончике – как ни зайду туда, телевизор всегда показывал "Криминальную Россию". Надо же – пригодилось!

– Слышь, – набычился амбал. – А ты, случайно, не… этот… как его…

– Агент Эрик Картман, ЦРУ, – улыбнулся я.

– Так за тебя блатные столько капусты отвалят! – обрадовался рэкетир.

– Ты, дружище, кое-чего, похоже, не понял, – оскалился я, стараясь, чтобы мой оскал получился не уже, чем у бандита. – ЦРУ – это тебе не ментовка какая-нибудь. В одно прекрасное утро проснешься, а твоя пукалка уже у тебя в заднице. И даже мушку никто не спилит – поверь. А чтобы соседей не будил, тебе пасть твоими же яйцами и заткнут. Так ссориться будем, или бабки зарабатывать?

Для верности я потряс стодолларовой купюрой. На этот раз – одной. Гарантий, что и у этих комсомольцев не съедет крыша при виде пресса бабла не было. Но были и отличия, основное – в том, что этим ничего не мешало завалить меня и слинять по-быстрому.

– Что делать-то? – сломался бандит.

– Нужен паспорт, – ответил я. – И водительское удостоверение категорий "А" и "В".

– Пятьсот, – назвал цену напарник рэкетира, заслужив тем самым резкий взгляд бригадира. – Не рублей, конечно.

– Сто бакинских сейчас, и еще пятьсот, когда документы будут готовы, – поправил его первый.

– Заметано, – кивнул я, передавая зеленую бумажку.

– Пошли, – поиграл скулами старший, и твердой, пружинистой походкой зашагал обратно – в сторону рынка.

Я последовал за ним, замкнул колонну второй бандит. Петляя между лотков, мы вышли к почтовому отделению. Рэкетир, пригнувшись, зашел в маленькую, узкую дверь рядом, над которой висела фанерная табличка с надписью "фотоателье", сделанная краской по трафарету. Фотограф, завидев нашу веселую компанию, испуганно вжал голову в плечи.