«Как вообще Инга нашла это видео? — думал Дима, заводя несколько новых аккаунтов на ю-тьюбе. — Я бы прошёл и не заметил. И вряд ли дальше первых пятнадцати секунд смотрел».

А потом Дима развил краткое, но бурное обсуждение. «Левые» его же аккаунты троллили автора и действующих лиц ролика, разводили в комментариях очень грязную склоку и через несколько комментариев уже перешли на личности, национальности и веры. Дима сделал всё от него зависящее, чтобы и ролик, и комментарии к нему прикрыли за нарушение всяческих законов страны.

А потом позвонил телефон. Инга сухо сказала, через сколько и где они сегодня встретятся.

Дима тихо выматерился.

Погулял, мать его.

Дима пришёл на место встречи раньше.

Поздний вечер, уже стемнело. Жара сменилась прохладой — и на улицу высыпало пожилыми, парочками и мамочек с колясками. В кафе рекой льётся холодное пиво, долетают звуки пьяного караоке.

Инга, как всегда, запаздывала. Дима сидел на лавочке, иногда отхлёбывал из пластиковой бутыли стремительно нагревающуюся воду и вспоминал сегодняшний мамин звонок…

— Сына?

— А, это ты, мам. А что это за номер?..

— Живой. Хорошо… Ты что натворил?

— ???

— Почему тобой полиция интересуется?

— Я… я не знаю, мам. Я ничего…

— Сегодня приходил один, интересовался, тебя спрашивал. Никаких корочек не показывал, сказал, что сотрудник по работе. Что ты натворил, сына? Молчи! А сам глазами: шнырк! Шнырк! И зайти, значит, хочет. Я его не пустила, конечно, мало ли. Я ему, мол, отселился ты, он такой: а адресок? А я: не знаю, мол, он на Дальний Восток уехал в эту самую… экспедицию. Он: какую? А я… молчи! И главное такой, мол, номер телефона можно его? А я ему: а кто вы вообще такой? Он опять про работу начал говорить, так я его осадила, мол, что ты давно не звонил, и что я волнуюсь, и что если он, то есть ты позвонишь ему, то чтобы он — мне. И дверь захлопнула. Я ментяр за сто тыщь километров вижу! А это вообще опер какой-то был или какой там кэгэбист, как их, чёрт возьми… фээсбэшник. А ну как на духу: что натворил? А? В какую такую кучу влез?

— Мам… ну не влезал я. Не знаю, чего это.

— Ты не дрейфь, я тебе с телефона-автомата звоню. И нашим всем сказала, чтобы тебе не звонили, а твой номер стёрли с мобильных. Так что с нашей стороны им шиш что перепадёт. Но мы же не одни у тебя? А? Что натворил, гад ты эдакий?! Ты представляешь, что я тут понапридумывала уже?! А?! Представляешь?

— Мам, ну что ты. Ну не надо. Не плачь. Я понятия не имею, кто это, что это и зачем. Может, с военкомата? В армию будут тянуть? Или хотят меня инструктором нанять, чтобы виндсьюту обучил. Ну, прыжки эти мои…

— Вот говорила я тебе, что не доведут они тебя до добра! Говорила? Никто не хочет маму слушать.

— Ма-ам. Всё будет хорошо!

— Выключи телефон! А то они тебя как Басаева…

— Мам, ну в самом деле, не городи чушь.

— А лучше номер смени! Значит, так, запоминай. Связь держим через Светлану Ильиничну. Помнишь, кто это? Ай-яй-яй! Соседка снизу. Да-да, та, которая всё время жалуется, то есть жаловалась на твои прыжки у неё над головой и перед которой мне постоянно приходилось извиняться. Хороший она, между прочим, человек, не надо мне вот это так вот вздыхать! Не надо. Она, между прочим, всякий раз о тебе спрашивает, мол, и как ты поживаешь, и всё ли у тебя в порядке. Волнуется, да. Сопереживает.

«А может, она давно завербована ментами. Вот и интересуется, чтобы стучать», — хотел было сказать Дима, да не смог ввернуть эту фразу в монолог мамы. Впрочем, мама и так имела свою голову на плечах.

— Я даже подумала сегодня, а чего это она так тобой интересуется, не шпионит ли за тобой? Но вспомнила её историю… Ты вообще о ней много знаешь? У-у-у, дубина! Ладно, не буду тебя надолго задерживать, скажу только, что полицию она ненавидит люто: ППС-ники как-то заставили машину мужа развернуть поперёк дороги якобы для создания препятствия угонщикам, за которыми велась погоня. А те взяли — и не остановились. Врезались аккурат в машину её мужа. А там не только муж, — мама вновь захлюпала носом, — а и дочка их. В общем, ненавидит она их. И когда я её спросила, мол, контактом послужить, согласилась со всем удовольствием. Так что вот так. Номер есть? Ах да, откуда тебе… записывай… И чтобы не реже раза в день звонил. Светлана Ильинична, запомнил? Ну давай, сына. А свидимся — ухи тебе оторву! Так и знай.

Тут она положила трубку, а Дима тут же вошёл в ускорение и как мог путая следы, бросился в подворотни.

«Добрались! — билась в голове мысль. — Всё, амба!»

Теперь в каждой тени он видел мужчину в форменной одежде, а за каждым поворотом — засаду. Думал было разбить телефон, но вовремя опомнился. Выключил. Украл новый стартовый пакет какого-то левого оператора, быстро сменил «симку», настрочил смс-ку любимой, что теперь общаться по этому номеру будут и «подробности при встрече».

Через некоторое время благоразумие взяло над ним верх. Он вспомнил, что нынче многое может, на многое способен и в случае опасности сумеет сбежать от любого нормального человека и от любого человеческого прибора.

«Но место жительства придётся сменить, — размышлял он, уже сидя на лавочке и прихлёбывая воду. — Его могут выпытать у мамы, например. Выпытать??? Пусть только притронутся к маме! Всех, суки, покоцаю! Хоть пылинка с моих родных упадёт!..»

— Ты что творишь? — вдруг его думы прервали самым бесцеремонным образом: пребольно ущипнули за ягодицу.

Дима подпрыгнул от неожиданности, матюгнулся. Но тут же увидел обидчика: Инга рассерженной фурией стояла рядом с ним, уперев руки в бока.

— Любимая, я, — он потянулся к ней поцеловать, но та его осадила:

— Ты совсем сбрендил, раз в ускорении сидишь на одном месте? Тебя же видно!

Упс. А он и не заметил, как ускорился.

— Прости. Впредь буду осторожен, — и вновь потянулся к ней. Ему так не хватало её! Столько сразу плохого навалилось, хотелось поддержки, участия, а от кого её можно ждать больше всего? От любимого человека. Но Инга не настроена была на ласки. Оттолкнула его резким толчком в грудь, да так, что он сел с размаху на пятую точку опоры.

— Целуй своих поклонниц, которых на себе катаешь!

Вот так и тон разговора она задала!

— Любимая! Ну в самом деле! Это же такая мелочь! Это просто забавы.

— Я для тебя тоже мелочь? Тоже забава?! Поматросил — и бросил?

— С чего ты взяла, что…

Она его не слышала. Не слушала. Накрутила себя. Видно было, что злобы в ней скопилось больше, чем нужно. Обиды, страха, недопонимания. Мрачного всякого. Выход нужен, выпустить пар. Вот она и спускала пар. На нём. Когда Дима это увидел, то понял, как себя вести и чего в принципе ожидать от разговора. Он выставил перед собой руки в примиряющем жесте:

— Инга. Успокойся, хорошо? Ты никогда для меня не была забавой. Даже обидно от тебя это слышать.

— А мне, думаешь, не обидно? Не обидно видеть, как ты лижешься с какими-то подвыпившими шалавами, а потом садишь их к себе на закорки — и убегаешь чёрт-те куда. Что вы там делали, а? Что ты там с ней делал в ускоренном состоянии?

«Лижешься»? О чём она? Я же не один раз видео смотрел. Не целуемся мы там. Или… или это не первая съёмка того вечера?» — Дима от стыда взвыл.

— Да ничего мы не делали. Я даже не знаю, кто это. Просто тащил её на спине. А она сначала визжала от восторга, потом от страха, а потом её стошнило чуть ли не мне на спину! Я её приволок, извинился, а потом… ушёл?

— «Ушёл». Он ещё у меня спрашивает! — всё возмущалась Инга. — Лижется, трахается там с…

— Инга! Прошу тебя! — Диме уже начала надоедать её ревность. Как рассказывать про своих многочисленных бывших — так ничего, получается, а он и не упрекает ничем и не устраивает сцены ревности. А как тут «зажёг по пьяни» с кем-то левым, да и то — просто веселился, без всякого «этого» — так тут же воплей выше крыши. Его начала злить её ревность на пустом месте. — Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моей любви к тебе?