Да и потом — утро добрым не бывает!

До недавнего времени.

Теперь же каждое утро у него стало блаженством. И открывать глаза стало приятным и даже ожидаемым (ага, и во сне) событием.

Всякий раз это было по-разному.

Иногда его губ качался острый влажный язычок любимой.

Иногда в голову прилетала подушка или на матрац запрыгивала необузданная, почти дикая «кошка».

А иногда сначала в ноздри проникал умопомрачительный запах только что смолотого и заваренного кофе. Или к ноздрям пробивался не менее умопомрачительный запах ещё скворчащих на масле блинчиков или кусочков бекона, например.

Да, есть свои плюсы в том, чтобы жить с любимой.

Спросите, мол, как это «жить»? Ну так вот уже полмесяца, как Дима съехал с квартиры родителей на съёмную.

Сказать, что новость о том, что он переезжает жить на вольные хлеба, для родных была шоком — просто промолчать. Мама сказала категорическое «нет», ведь «Деточка не готов к самостоятельной жизни!» Папа сказал категорическое «да!», ведь «Деточка не готов к самостоятельной жизни!» Катька встала на сторону папы, но по другой причине: многозначительно подмигивая Диме обеими глазами за спинами спорящих родителей, она как бы намекала на то, что квартирка у родича будет иногда ей ну очень нужна!

Точку в жарком споре поставила, как ни странно, Инга. Она умудрилась явиться ровно на пике бушующих страстей, причём принесла с собой что-то очень вкусно пахнущее. Краткий диалог двух женщин, умеющих готовить (Катька не в счёт) привёл к компромиссу: Инге выдаётся сын на испытательный срок. Прибежит, мол, с претензиями, что плохо кормят — значит, так тому и быть, и этот внезапный переезд считать не иначе как авантюрой.

Конечно, с такой постановкой вопроса, вернуться домой мог бы только полный неудачник. Да и в самом деле, сколько можно сидеть на шее у родителей? Пора становиться самостоятельным!

Дима решил, что он достаточно созрел для такого решительного шага. Это был невероятно трудный и важный для него шаг. Что там говорить! Он ведь настолько привык к тому, что не нужно заботиться о еде, об уборке, стирке, глажке и т. д и т. п., что совершенно не умел ничего делать по хозяйству. Как у них дома было? Лампочку заменить — и то папина работа, а не его. Кто в доме хозяин? Папа. Он на себя все эти хозяйственные штучки забрал. Кто в доме кулинар? Мама. Все вон из кухни, это моя территория! И так далее. Перегнули с ним палку. Слишком из него белоручку вылепили, слишком он был зависимым от них. Это он понял только на новом месте.

Ну, комнату свою «на старом месте» он сам убирал, конечно. И яичницу пожарить тоже ума хватало. Когда не забывал о ней в пылу гильдейской битвы. Но уже чуть сложнее… Например, забившаяся во второй день на съёмной квартире раковина ввела его в ступор — и на такую мелочь пришлось вызывать сантехника. Отсутствие мусоропровода (мусор надо было выносить в мусорные баки, стоящие во дворе) тоже чуть не привели к «системной ошибке сознания». Он минут десять стоял с мусорным пакетом на площадке и искал, куда же засунули люк мусоропровода? Пока, наконец, спускающийся сверху пенсионер с таким же, как у него, чёрным полиэтиленовым пакетом не промаршировал, многозначительно хмыкнув, вниз. Дима за ним проследил, подглядывая из-за угла, словно за шпионом каким. Или вот разгребал завалы на балконе, а там мыши! Испугался, моментом ускорился — и только в таком состоянии смог собрать весь тот хлам, что скопился за много лет — и выкинуть его. Естественно, эта уборка было оговорена с хозяином заранее. Впрочем, если бы и не было оговорено — Инга всё равно вышвырнула бы ту рухлядь, что собралась на и так страшненьком балконе. Причём, прямо с балкона и вышвырнула бы. Она такая.

Решение пожить вместе они приняли сообща. Так, во всяком случае, думал Дима. Она на него не давила, ну нисколечки! Наводящие вопросы были, не без этого, но ведь решение жить отдельно от семьи, а главное — с ней, Ингой — он принял сам. Хотелось в это верить.

Опять же — «жить сообща»… тут есть свои нюансы. Она не всегда с ним жила. Например, никогда не ночевала. Бывало, вообще отсутствовала сутки — полтора. А так, в общем-то — вместе, да. Естественно, это смотрелось бы ненормально — в «нормальных» семьях. Нормальных парах. С точки зрения родителей, например. Они же с Ингой были не совсем нормальными. Да что там — совсем ненормальными! И жили «вольным содружеством». Никто никого не контролировал. Дима не знал, что там Инга делает с Психом. Или кем-то ещё. Она же никогда не интересовалась, не флиртует ли он ещё с кем-то. Это было странно, да — с точки зрения, опять же, родителей, например. Да кто им скажет? И потом: никто и не требовал отчёта. Взрослые люди, сами за себя в ответе.

Спустя какое-то время мама Димы вынуждена была признать, что «сыночка подрос», и не так уже скептически относилась к «этой авантюре». Она несколько раз внезапно делала визиты, пытаясь застигнуть врасплох их «сладкую парочку». Вот тут и сказывалось преимущество ускоренных по сравнению с обычными людьми. Ну вот скажите, возможно ли за минуту прибраться в комнате? Пока мама, чертыхаясь на отсутствие лифта (дом был пятиэтажный, и потому лифта тут не предусматривалось), поднималась по ступеням, таща, как всегда, неподъёмную сумку с харчами и гостинцами, Дима с Ингой в четыре руки расставляли и рассовывали по местам разбросанные вещи, заправляли кровать, выносили мусор и прочее, прочее. Забавно бы смотрелось со стороны, да ещё и с точки зрения и «временного пласта» нормального человека сие действо: вдруг обстановка в квартире становилась размытой, там словно происходил неслышный взрыв: вещи внезапно срывались с тех мест, где в беспорядке валялись и направлялись на закреплённые за ними местечки. Ну или в кладовую. Разобранные постели по мановению волшебной палочки заправлялись за несколько секунд. На кухне мокрым веником пыль и крошки собирались за ещё несколько секунд, ставился чайник на плиту, накрывался стол. В общем, несколько раз моргнёшь — и вместо привычного для молодёжи бедлама комната сверкает почти идеальной чистотой. Идеальной — нельзя, иначе ругать будет не за что, а это — подозрительно. В общем, ни разу маме не удалось подловить молодых, и она, наконец, оставила эти попытки. Иногда наведывалась с мужем почаёвничать, да и Дима с Ингой не раз в ответ радовали визитами.

А ещё Суперпупс уволился с работы.

«Рвать — так рвать!» — решил он, и здесь тоже сделал крутой вираж. Вообще, для него это уже давно был решённый вопрос, не хватало только «дружеского пенделя», чтобы подать на расчёт. Работа тяготила его, сковывала по рукам и ногам. Он с его способностями хотел больше свободы, хотел полностью вживаться в роль Суперпупса. А приходилось, дабы у родителей не возникло подозрения, ходить на работу и отсиживать положенное время. Подглядывать и каверзничать надоело, в игры он уже не играл, с сослуживцами отношения были не то что натянуты, а просто — никакие. Даже с генеральным директором. Бывший «корешок», теперь же просто «босс» и сам тяготился Димой. Слишком наплевательски стал относиться к работе столь разительно изменившийся за последнее время друг. Уже и укорял его, и выговор выписывал. А тому чуть ли не всё равно! Заменил бы, да вдруг совесть не позволяла. Думал, может, одумается? Может, временные жизненные неурядицы? А тут вдруг тот в один день возьми — и хлопни ему на стол заявление по собственному желанию. И тут же откуда-то привёл сменщика, который впоследствии оказался куда как лучше предшественника. А напоследок Дима «накрыл поляну» отходную, на которую пригласил всю фирму. Славно погудели, даже жалко вдруг стало, что вот — уходит. Некоторые женщины и вновь — Ирэн — даже всплакнули. Ещё бы! За несколько последних месяцев Дима изрядно изменился как внешне — стал мускулистым мачо вместо рыхлого ботана. Так и внутренне. Стал более ответственным, решительным. Мужественным. То есть у него появилось то, чего так недоставало и что в принципе служит катализатором для женщин. Появилось — и уходит. Ну обидно же! Расстались, впрочем, хорошо.