Глава 9
Голод
Все мужики в мире разделяются на мартовских котов и не мужиков. Дима внезапно понял, что вновь чувствует себя шерстистым мурлыкой.
Весна! Как много в этом слове!
Любимая пора года у Димы была осень. Он каждый год, как только начинал желтеть лист, и до тех пор, пока лужи не начнут затягиваться ледком, любил пройтись в парке, в лесу, по саду. Прогуляться по заваленным жёлто-бурым ковром пригоркам, потрогать вечернюю росу на ещё зелёной траве.
Но весна! Весна — это искристый бег ручейков и старики, счастливо подставляющие лучам солнца испещрённые морщинами лица. Выжили! Это весёлая трель купающегося в луже воробья и ветер, несущий не колючие снежинки, а запах распускающихся цветов.
И, конечно же, это сходящие с ума от тепла и гормонов, девушки. Весенние лучи, видать, несут в себе скрытые флюиды сексуальности, так как с началом, так сказать, всеобщего природного отопительного сезона, все симпотяжки и не очень преображались в прелестных элегантных и просто брызжущих желанием любви красоток! Ходячие мины! Секс-роботы с глазами-пулемётами! Это же невозможно — наблюдать, как они, ранее прячущиеся под куртками и шубками, являли всему миру свои прелести: нате, любуйтесь, завидуйте!
И Дима любовался. Ещё как любовался! И это совсем не походило теперь на шалости в коридорах фирмы. Ибо масштабы уже были не те, окружение было не то, да и опыта у него прибавилось. Теперь он любовался, сколько хотел, где хотел и как хотел. И теперь он не просто созерцал. Теперь он играл в театре одного актёра, вот только декорации были настоящие, а манекены — живые. Дима трогал женские «манекены», Дима наслаждался тем, что трогал их. Нагло этим пользовался. Но никогда не переходил границу. Пока не переходил. Не решался.
Флюиды и в нём играли, гормоны и его сводили с ума. Он что — не мужик, что ли? Так почему у него должно быть по-другому? И его взгляд, конечно, приковывала фигуристая мадемуазель, вот только у него было неоспоримое преимущество по отношению к другим мужчинам. И даже несколько. Во-первых, он мог любоваться буквально часами на понравившихся девушек. Во-вторых, теперь он не отказывал себе в том, что легонько, чуть заметно, прикоснуться, провести рукой, потрогать, даже мимолётно поцеловать. Ветер, всё это — ветер. Лёгкий ветер-забияка задирал юбки, пробегал воздушными пальцами по попе или даже оставлял случайно откуда-то прилетевшую каплю дождя на щеке. А кто же ещё?
Да, Дима понимал, что ведёт себя как прыщавая школота, «которому ещё рано, но который уже вовсю хвастается». И может быть, он уже преступил ту грань, которая отделяет нормального порядочного человека от маньяка и негодяя, но всё же… Всё же дальше лёгких прикосновений дело не шло.
Да и этого, в сущности, хватало. Не зря ведь серверная частенько была заперта изнутри.
Как все неудовлетворённые по жизни, Дима ничего не мог с собой поделать. Подобно тому, как дети, надвинув шапку-ушанку на глаза, считают, что раз они никого не видят, так и их никто не видит — подобно им Дима считал, что если он любуется, подглядывает и слегка притрагивается к девушкам и женщинам и при этом никто не видит его, так значит этого в «нормальном» мире не происходит, а значит, не считается. Право слово, будь на его месте кто-нибудь, у кого мораль забыта, а наглости хватает, уже не одна девушка «вдруг» приобрела бы «зачатие от невидимки». И всё же Дима вместе с наслаждением чувствовал и стыд.
И был рад этому стыду: благодаря ему Дима понимал, что ещё не скатился на дно выгребной ямы и всё ещё не растерял обычных человеческих чувств.
Впрочем, этот период — период брызжущей сексуальной энергии — длился недолго. Когда пелена с глаз Димы спала, и он стал замечать не только женский силуэт и желаемые части тела, то вырисовывающаяся картинка его стала пугать. Если в «нормальном» мире движение обычно воспринималось плавно, шаг или бег в основном воспринимался мозгом только как перемещение того или иного тела в пространстве, то теперь, в «ускоренном» мире стала видна работа каждой мышцы. Сотрясения мышц при движении, все эти волны, исходящие от места удара или соприкосновения с преградой. Волнение кожи, жира и расслабленных мышц при резкой смене положения тела. А изгиб частей тела под немыслимыми углами при ударе?! Это вообще выглядело пугающе.
Или вот взять мимические мышцы. Как же безобразно на самом деле выглядят люди, когда общаются! Как неестественно искривлены их рты, как необычно и отталкивающе двигаются губы, язык. Только сейчас Дима заметил, что когда человек быстро меняет направление взгляда, то моргает, и частенько так бывает, что перед морганием глаза закатываются за веки. В «нормальном» мире этого не замечаешь, всё происходит для наблюдателя достаточно быстро. Так быстро, что вообще не воспринимается, смазывается. Но теперь Дима всё это видел и ужасался.
Теперь айтишник предпочитал наблюдать всё же за людьми, находящимися в состоянии покоя. Девушка, сидящая на лавочке и читающая книгу — да! Старик, обдумывающий ход в шахматной партии — да! Залюбовавшаяся закатом парочка — да!
Или вот однажды Дима встретил в соседней конторе скромную, ничем не примечательную девушку. Эдакую мышку. Она и похожа была на мышь: одета неброско, скромно. Косметикой практически не пользуется, но и без неё — миловидная. Колец на пальце не наблюдалось, что указывало, что она не замужем. В конторе Вика — так звали девушку — работала обычным офис менеджером. У их шефа была своя персональная секретарша, но вся её работа ложилась непосредственно на плечи «серой мышки». Было что-то в этом каноническое, словно из современных сериалов про офисный планктон. В которых по сюжету потом это «серошкурое создание» расцветает в принцессу. Ну так то в сериалах. Тут же — будни, серые, как и она. Серые, несмотря на весну.
А Диме она нравилась. Может, поумнел после козней Ирэн? Или теперь для него начался тот самый период, когда о второй половинке не только мечтаешь, но и ищешь? Раз уж из родных опору не сделаешь, то на стороне поддержку найти?
Однажды Дима проследил за ней. Следовал до самого дома, ощущая себя одновременно шпионом и каким-то маньяком. Старался вообще не попадаться ей на глаза, постоянно ускорялся и забегал вперёд, иногда ошибаясь с направлением. Пришлось идти за ней в супермаркет, а потом ждать у небольшого зоомагазина. Подсмотрел код на замке входной двери в подъезд. Жила она, кстати, в недурственном месте. В одном из старых районов города, в доме ещё сталинской постройки. Высоченные потолки, массивные стены и лепной фасад. Широкая лестница, третий этаж.
Когда Вика открыла дверь и хотела войти, она остановилась на пороге и присела. Дима, ускорившись в 20 раз, решил было отвлечь девушку и попытаться проникнуть вовнутрь, чтобы вообще всё, что можно, узнать про неё. Это граничило с крайней степенью наглости и одновременно — пьянило смелостью поступка. Никогда прежде он не позволял себе такого. Впрочем, однажды в школе он, науськанный одноклассниками, должен был пробраться в учительскую и спереть оттуда классный журнал. Но был застукан на месте преступления, задержан, выведен на чистую воду. Он так струсил, что заложил всех заговорщиков, за что стал ненавидим в классе пуще прежнего. А сейчас вот сам, никем не подзуживаемый, он решил свершить чуть ли не преступление. Пусть без злого умысла, но всё же пытался проникнуть в чужую квартиру!
Он думал было оставленную у ноги сумку передвинуть назад, и когда Вика за ней потянется, проскользнуть в квартиру. Он даже снял обувь и на цыпочках подходил к девушке, как вдруг услышал грозный рокочущий гул. Звук исходил от девушки. Вернее, от того, кто был за девушкой, у её ног. От кота. Это для него Вика, получается, покупала в зоомагазине консервы, а сейчас присела погладить домашнего любимца.
Кот, однако, совсем не млел от поглаживаний за ушком. Выгнув тельце дугой и распушив хвост, он выл, глядя… прямо на Диму. Айтишник так и застыл. Он не поверил, что такое возможно, проверился, ускорился ещё, сместился, но кот умудрялся следить за ним взглядом! Он смотрел широко раскрытыми глазами прямо на Диму — и выл. Айтишник и раньше слышал, что коты живут одновременно как минимум в двух мирах: реальном и потустороннем, и потому видят призраков и чуют саму Смерть. Но что они могут, по крайней мере, ускоряться взглядом — об этом не слышал.