Сьюзен отыскала небольшую фляжку и поднесла ее к губам Чейза. Он отхлебнул немного и закашлялся. Заткнув флягу пробкой, Сьюзен принялась развязывать узел на его ноге.

Не зная, что делать дальше, она решила напоить его водой. Но он отчаянно замотал головой и, будто собрав последние силы, прошептал:

— Разорвите штаны, высосите яд… и смажьте рану бренди… скорее!

Сьюзен отпрянула в нерешительности. Но она не может сделать того, что он просит! Ведь разорвать штаны — все равно что раздеть его. К тому же, рана на бедре…

Чейз словно читал ее мысли.

— Я умру, если вы этого не сделаете, Зеленоглазка! — пробормотал он. — Пожалуйста! Высосите яд… только не глотайте… скорее… будет поздно…

Его тело скрутило от неимоверной боли. Неужели такой огромный мужчина может так быстро умереть от одного укуса змеи!

О, Боже, да ведь он и впрямь умирает! Забыв про ложный стыд, Сьюзен с удивившей ее саму решимостью схватила нож и разрезала штанину. Где-то Сьюзен читала, что инструменты хирурга должны быть стерильными, и сунула нож в костер.

Затем, стиснув зубы, она сделала два надреза крест-накрест в том месте, где был укус. Кровь хлынула из раны, но Сьюзен преодолела в себе отвращение. Она упала на живот и прижала губы к окровавленной ране. Она высасывала кровь — осторожно, чтобы не проглотить, — и сплевывала ее, стараясь не обращать внимания на странный металлический привкус во рту. И горячо молилась про себя — за жизнь Чейза и за свою собственную…

Затем Сьюзен открыла флягу с бренди и осторожно смазала рану. Перевязывать она не стала, решив, что рана должна подсохнуть. Оторвав большой кусок от нижней юбки, она подложила его под ногу Чейза. А повыше раны вновь перевязала ногу платком и только тогда заметила свисавшего с его пояса выпотрошенного кролика. Вскрикнув и поморщившись, она отвязала тушку несчастного зверька и положила на камень.

Накрыв Чейза одеялом, Сьюзен села рядом и вдруг увидела, что ее руки и лиф платья — все в крови. Она мгновенно вспомнила, как ее бил Эндрю и как она до крови закусывала себе губы, а кровь красными каплями падала ей на платье. Сьюзен помотала головой: нет, сейчас не время об этом вспоминать.

Стараясь истратить как можно меньше воды, Сьюзен вымыла лицо и руки. Но с темными пятнами на одежде поделать было ничего нельзя.

Вновь опустившись на колени, Сьюзен с отчаянием смотрела на большого беззащитного мужчину, лежащего без движения, и кляла себя за то, что не бросилась ему на помощь сразу.

Его жизнь была теперь в руках Господа.

Сьюзен стиснула ладонь Чейза и прошептала:

— Я сделала все, что могла, Чейз Маккейн. Так что, не смей умирать. Учти, если ты умрешь, я тебе этого никогда не прошу.

Сьюзен даже страшно было подумать, что она никогда не увидит его улыбки и не услышит больше его чудесного глубокого голоса. Как ей хотелось, чтобы он снова назвал ее Зеленоглазкой! Если Чейз умрет, она никогда больше не увидит и этой особенной искорки в его темно-синих глазах! Интересно, замечали ли эту искорку другие женщины?

Весь остаток утра Сьюзен сидела подле Чейза в надежде, что он вот-вот откроет глаза. Но Чейз едва дышал и не шевелился.

Когда солнце стояло уже высоко в небе, Сьюзен отыскала у Чейза в мешке котелок, положила в него тушку кролика и вылила остатки воды. Меньше всего на свете ей хотелось это делать, но бульон — лучшее, что можно было придумать сейчас для Чейза.

Вскоре от бульона пошел такой аромат, что у Сьюзен потекли слюнки и неприлично забурчало в животе. Она тихонько поблагодарила Чейза: ведь это он добыл им пищу — что бы она сейчас без нее делала? Впрочем, еда досталась слишком дорогой ценой.

Весь длинный, скучный, жаркий день Сьюзен провела рядом с Чейзом, постоянно стараясь поддерживать тень — еще не хватало, чтобы он получил солнечный удар — и не сводя с него глаз. Она все ждала, когда же он наконец проявит хоть малейший признак жизни. Сьюзен несколько раз осматривала его рану. Это место было по-прежнему распухшим и красным, но чистым.

Наконец Сьюзен сняла туфли. Теперь уж ясно, что они никуда сегодня не пойдут, и она решила дать сбитым, усталым ногам возможность отдохнуть. В глубине души Сьюзен радовалась тому, что идти не придется. «Все же нет худа без добра: ноги подживут, плечо, может, тоже», — утешала она себя. Однако она многое отдала бы сейчас за то, чтобы Чейз вновь был здоров!

Сьюзен оторвала от нижней юбки еще одну длинную полоску ткани и сделала из нее перевязь для руки. Теперь плечо болело гораздо меньше.

Ближе к вечеру, когда Чейз оказался в тени камней, Сьюзен решила отправиться на поиски воды. Идти босыми ногами по раскаленному песку оказалось невыносимо, и Сьюзен стала выбирать места потенистей. Но нигде не было ни малейшего признака воды, только кактусы и камни, и снова камни и кактусы. А еще повсюду — ослепительный горячий песок пустыни. Сьюзен попалось по пути несколько заброшенных шахт, но каждую из них она обходила, что называется, за милю.

Сьюзен отошла довольно далеко, как вдруг ощутила внезапно нахлынувшее беспокойство за Чейза и кинулась обратно. Почему-то ей показалось, что над ним нависла страшная опасность. Она спешила как могла — то бежала, то шла, прихрамывая.

Еще издалека она с ужасом увидела, что на груди у Чейза сидит огромный черный гриф.

— О, Боже! — вырвалось у Сьюзен.

Неужели он уже выклевал ему глаза? Его прекрасные синие глаза! Завизжав от ужаса, Сьюзен бросилась к Чейзу, изо всех сил размахивая руками, пытаясь согнать отвратительную птицу.

— Пошла отсюда, гадкая, мерзкая тварь! — кричала девушка.

Гигантская птица смотрела на нее в пол-оборота, склонив на бок блестящую иссиня-черную голову. Было ясно, что ее ни капли не испугали ни крики Сьюзен, ни ее взмахи руками. Но так или иначе, когда Сьюзен подошла к ней совсем близко, птица поднялась и перелетела на большой камень, всего в нескольких шагах от Чейза, и вновь нагло посмотрела на девушку.

— Пошла отсюда! — изо всех сил закричала Сьюзен, но птица даже не дернулась.

Сьюзен бросилась к Чейзу: спасибо, Боже, он остался цел и невредим. Сьюзен швырнула в птицу сначала один камень, затем другой, но гриф лишь ловко отскакивал, уворачиваясь, но не улетал.

А хуже всего было то, что уже начинало темнеть.

Взглянув сначала на безжизненное тело Чейза, затем на черные тени, постепенно окутывающие лагерь, Сьюзен почувствовала себя такой же одинокой и брошенной, как в ту первую ночь, когда Чейз оставил ее среди пустыни. Неужели ей предстоит еще одна такая ночь?

Солнце тем временем уже скользнуло за горизонт. Ужас охватил душу Сьюзен, а мертвая тишина до боли резала слух.

А птица не сводила с нее глаз.

Она ждала.

11

Сидя подле Чейза, Сьюзен смотрела только на огонь — смотреть в темноту ей было невыносимо страшно — и все думала, что же с ними будет. Впрочем, ей настолько хотелось пить, что эта мысль почти затмевала все остальные. Не считая, разумеется, беспокойства о Чейзе.

Обернувшись, Сьюзен с радостью обнаружила, что гриф наконец улетел. Спасибо, Господи! Сьюзен вздохнула с облегчением. Одной проблемой стало меньше.

Но радость ее оказалась преждевременной. Отвратительная птица сидела теперь в тени, на огромном кактусе, будто поджидая, когда же наконец умрет Чейз. А потом — Сьюзен.

При мысли об этом девушка вздрогнула. Страх смерти заполз ей в душу, буравя, словно червь. Дрожа, она с тоской думала о том, что может стать жертвой жестокой судьбы.

А птица тем временем принялась выклевывать колючки из огромного бочкообразного кактуса. Сьюзен глядела, не отрываясь, как острый клюв впивается в толстую кожу растения. Гриф поднял голову и посмотрел прямо на Сьюзен, точно хотел сказать: «На-ка вон, погляди!» Затем, к ее величайшему удивлению, птица откусила от кактуса кусок и, проглотив его, насмешливо взглянула на девушку своими похожими на бусины глазами.

— Что ты делаешь? — Сьюзен даже подскочила от удивления. — Разве это едят?