Такие меры нисколько не удовлетворили католические «триумвиры». Они хотели, чтобы прежде всего были отменены уступки январского эдикта. Они договорились встретиться в Париже в марте, чтобы оказать давление на королеву. Герцог де Гиз, выехавший из своего замка Жуанвиль, провел воскресенье 1 марта в Васси, маленьком закрытом городе, оставленном покойным Франциском II своей супруге Марии Стюарт. Невзирая на установления эдикта, протестанты устроили мессу в риге, около церкви. В результате столкновения между свитой герцога и участниками собрания было убито около семидесяти четырех человек, среди них – двадцать четыре женщины. Двенадцать человек из свиты были ранены. Раненый герцог со спокойной совестью удалился, уводя с собой пленников, которых собирался предать суду как зачинщиков беспорядков и мятежников. В письме к герцогу Вюртембергскому, с которым он и его брат кардинал Лотарингский встречались в Саверно с 15 по 18 февраля, он извинился за зтот «неприятный случай», потому что не хотел, чтобы из-за этого испортились его добрые отношения с лютеранами. [136]
Но известие о резне в Васси обогнало его. Протестанты вооружались на всем пути его следования. Ему пришлось объехать Витри, где его поджидали пятьсот или шестьсот протестантов. Он не смог въехать в Шалон, где протестанты, хотя и составлявшие меньшинство, установили свои законы. А католики, наоборот, повсюду демонстрировали великую радость и приветствовали убийства, как значительную победу. Коннетабль, по оценке английского посла Трокмортона, встречал Гиза, въехавшего в Париж 16 марта, с эскортом в три тысячи вооруженных дворян. Прево купцов встретил его как победителя и предложил ему армию в двадцать тысяч человек с субсидией в два миллиона золотых экю, чтобы герцог мог принести мир в королевство, иными словами – восстановить религиозное единство. Герцог ограничился ответом, что этим должны заниматься королева-мать и король Наваррский, главный королевский наместник: имея честь состоять их подданным, он им повинуется.
Но Конде тоже был в Париже: к нему присоединились сотни дворян, и так как его старший брат перешел на сторону врага, то теперь принца считали естественным предводителем протестантской партии. Теодор де Без помчался в Сен-Жермен, чтобы потребовать наказания за резню в Васси. Желая избежать вооруженного конфликта, королева-мать еще раз попыталась воззвать к разуму противоборствующих сторон. Она назначила правителем Парижа кардинала Бурбонского, брата короля Наваррского и принца Конде, благодаря чему тот мог пользоваться доверием обеих партий. Кардинал выяснил мнение лидеров обеих партий и 17 марта решил просить Гиза и Конде покинуть Париж. Гиз, поддерживаемый Моиморанси, остался в городе: его об этом умоляли жители. Но Конде, боясь быть растерзанным толпой фанатиков на улицах, уехал 23 марта.
В этот момент Екатерина находилась в Фонтенбло. С 16 по 26 марта она написала принцу четыре письма, пытаясь представить себя в выгодном свете: «В том, что происходит вокруг, мне очень многое не нравится, настолько, что если [137] бы не моя вера в Бога и не уверенность, что вы поможете мне сохранить королевство и корону для короля, моего сына, наперекор всем тем, кто готов все погубить, я бы рассердилась еще более; но я надеюсь, что мы найдем лекарство, благодаря вашему доброму совету и помощи». Королева пыталась польстить ему и сохранить для себя союзника в правительстве, где заседали ее враги. Но все было напрасно. После Васси каждая из партий стремилась только к уничтожению другой.
Герцог де Гиз вдруг понял, что протестанты могут захватить королевскую семью в Фонтенбло. Он отправился туда вместе с королем Наваррским и, несмотря на протесты королевы, заставил ее вернуться в Париж 27 марта под защитой эскорта в тысячу всадников. В неизбежной гражданской войне католики обеспечивали себе законность, удерживая юного короля.
К Конде за короткий срок присоединилась еще тысяча восемьсот всадников. 27 марта, заглушив голос угрызений совести, Колиньи встретился с ним в Мо. Рядом с Конде скакал Теодор де Без. Теперь протестанты были намерены оружием обеспечить себе то, что не смогли им дать никакие разговоры. 2 апреля Конде со своим войском в две тысячи человек захватил Орлеан.
В самой Франции эмиссары Конде, иногда те же самые, что и во время Амбуазского заговора, набирали войска, а особенно кавалерию, в которую, повинуясь порыву, шли мелкопоместные дворяне, ищущие доходных приключений. Колиньи разрывается: диктует, пишет, проверяет. Он просит денег в Женеве, делает заем в Базеле и понемногу собирает армию.
Теперь, сама того не желая, связанная с католической партией Екатерина столкнулась с самой главной проблемой: уничтожить бунтовщиков, чтобы не терпеть их закон. Поэтому необходимо усилить королевские войска, защищающие особу короля и его города, собрать армию, способную противостоять войскам протестантов, а с другой стороны – найти деньги для этой внезапной мобилизации. [138]
В начале августа католическая армия насчитывала, без гарнизонов и войск прикрытия провинций, 17000 пеших солдат и 5200 всадников. 10 августа армия в 4000 испанцев прибыла в Бордо. 18-го Его Католическое Величество приказал выплатить в Пероне 50000 экю, потом по его приказу в Лион прибыли 3000 итальянцев. Он выделил 30000 в месяц для оплаты 4000 немецких пехотинцев и 1500 всадникам. Венеция одолжила 100000 экю, и такую же сумму дал герцог Флорентийский.
Но королева не бросается сломя голову в военную авантюру. Для начала она хотела использовать до конца все возможности переговоров. Она направляет в Орлеан многочисленных послов – Артюса де Коссе, аббата де Сен-Жан де Лаона, маршала де Вьейвиля, сеньора де Виллара, епископа Валансьенского, Монлюка, симпатизирующего Реформе, который, использовав в качестве предлога весьма своевременную болезнь, продлил таким образом свою миссию.
Королева хотела бы, чтобы Колиньи и д'Андело прибыли для переговоров ко двору. Она предлагает направить в Орлеан заложников. Католические «триумвиры» отклоняют ее предложение. Со своей стороны, гугеноты не смогли бы смириться с отменой права на свободное отправление протестантского культа, на чем Екатерина особенно настаивала. Она снова и снова, без устали настаивает на этом положении, сначала встречаясь с Конде в Туре (9 июня), потом с главами протестантской церкви в Тальси (29-30 июня). Казалось бы, цель близка. Конде согласился с тем, что должен покинуть королевство, чтобы доказать свою добрую волю. Обязательство было легким. Колиньи от лица всего своего гугенотского войска его отклонил.
Но в реальности складывается впечатление, что все эти разглагольствования используются в качестве прикрытия военных приготовлений каждой из сторон. Весна и начало лета были отмечены повсеместными локальными кровавыми сражениями. 12 апреля в Сансе были вырезаны протестанты и сочувствующие им: нескольким монахам аббатства Сен-Жан перерезали горло и бросили в Йонну, течением их отнесло по Сене к Парижу. Вокруг Луары бесчинствуют [139] католики: в Туре, в июле, убиты двести гугенотов и брошены в Луару; в Анжере герцог де Монпансье приказал повесить, обезглавить и колесовать протестантов. В долине Роны барон дез Андрэ заработал репутацию исключительно жестокого человека по отношению к католикам. Сначала Баланс 27 апреля, потом 30-го – Лион оказались в руках протестантов. А на западе Пуатье, Ла Рошель, Канн, Гавр, Дьепп перешли на сторону гугенотов.
Эти события разожгли народную жестокость. В Бурже 27 мая войска Монтгомери опустошили церковь, уничтожили статуи, украли священные одеяния, которые напялили на себя солдаты. Раки, дароносицы, потиры были переплавлены в слитки и монеты. Из колоколов отлиты пушки. Повсюду обыденным стало надругательство над могилами. В Орлеане протестанты сожгли сердце Франциска II, а в Бурже тело Жанны Французской, разведенной супруги Людовика XII; могила Людовика XI разграблена в Клери, а могила предков короля Наваррского – в Вандоме, прямо на глазах у Жанны д'Альбре. Весьма своеобразный и яростный ответ на попытки Екатерины Медичи прийти к согласию в вопросе культа изображений!