Так, в двухчасовых вахтах проходит день. Даже речи не идёт о том, чтобы приготовить нормальный ужин. Собрав волю, Лиззи лезет в переполненный рундук в поисках пакета риса-полуфабриката, пытаясь разобраться в груде рулонов бумаги, банок с сухим молоком, помидорами и тунцом. Наконец она выныривает с пакетом обезвоженного супа:

— Прочитай мне инструкцию.

Иду читать на корму в жёлтом свете заката, вдыхая воздух полными лёгкими:

— Уважаемые господа! Спасибо за то, что вы выбрали наши продукты… высыпать содержимое в кастрюлю… добавить пол литра воды, перемешивая…

— Это получится пол литра?

Добавить воды, сдержать тошноту, тщательно перемешать, хвататься за что-нибудь при каждом движении лодки, чтобы не упасть на плиту. С первой попытки получаем густую, с комками, жидкость.

— Что скажешь?

— Похоже на варево из отрубей, что моя бабушка давала курам.

Лиззи добавляет ещё порцию воды. Комки остаются, но теперь они плавают в желтоватой воде, покрытой пеной.

— Хочешь, попробую ещё раз.

— Да ладно. Брось. Завтра поедим. Лучше иди сюда, наружу. Здесь хорошо.

Облака в небе поредели и появляются первые звёзды нашего первого океанского плавания.

17 октября 1988

Второй день. Ночью ветер слабеет и поворачивает на северо-восток.

Через несколько часов и волны слабеют, движения лодки становятся более плавными. Рассвет вспыхивает в безоблачном небе голубыми и фиолетовыми красками. По сравнению со вчерашним днём это другой мир и другое море. Чуть позже появляются вереницы белых пушистых облачков. Мы уже видели их много раз в книгах.

— Могу поспорить, мы уже поймали пассат.

Сверкающее солнце, воздух тёплый и прозрачный, словно кто-то его очистил.

— Если это пассат, то он ещё лучше, чем я его себе представлял!

Морская болезнь прошла бесследно и мы полны желания работать.

Приводим лодку в порядок снаружи и изнутри, устраняя последствия плохой погоды. Снова меняем паруса, на этот раз отдаём все рифы и поднимаем большую геную. «Веккието» делает пять узлов с гротом, потравленным до самых вант и генуей на спинакер-гике. Ветровой рулевой работает великолепно. Когда, наконец, всё переделано, подготавливаем снасть для ловли рыбы в открытом море: большой тунцовый крючок, купленный в рыболовецком кооперативе на Тенерифе, привязанный к нему кусок спинакерной ткани, должен служить наживкой. 200 граммовое грузило на расстоянии двух метров, 50 метров толстой лески для тунцов, 50 метров верёвки диаметром 6 миллиметров, и снасть готова. Забрасываю её в воду, привязываю к утке и принимаемся ждать. Лоскут спинакерной ткани должен быть жёлтым, абсолютно жёлтым, иначе ничего не поймаешь.

Так нам объяснил Рэнди, увешанный серьгами блондин датчанин, живущий на лодке в Лос Кристианосе. Свои объяснения он сопроводил куском жёлтой материи из своих бесценных запасов. Кто знает, действительно ли цвет так важен.

Я поднимаюсь на топ мачты, проконтролировать такелаж. Вокруг простирается бесконечный, пустынный горизонт. В пятнадцати метрах подо мной «Веккиетто». Он такой маленький и я подумал, что лишь его тонкая скорлупка отделяет нас от водной бездны и небытия.

Море почти спокойно и лодка едва качается, но мачта увеличивает амплитуду, и я поочередно перелетаю с одной стороны лодки на другую, зависая над водой. Вида не подаю, но страшновато. Крепко держусь за стальные ступеньки и торопливо осматриваю шплинты и крепления вант на топе. А что же будет во время шторма?

Спустившись вниз, обнаруживаю сюрприз. У нас гости. Птичка уселась на леере и трётся клювом о мою, повешенную сушиться, майку. Чтобы не вспугнуть её, уходим на бак, загорать среди бананов.

Как здорово! Лиззи уснула на мешке со стакселем. Сейчас моя вахта, я стараюсь тоже не уснуть. Каждые десять минут поднимаю голову и осматриваюсь вокруг, нет ли судов. Но это бесполезное занятие. Ничто не прерывает чистую линию, отделяющую небо от моря, горизонт, кажется, не имеет границ.

Ничего не происходит. «Веккиетто» идёт сам, с надутыми парусами, подгоняемый ласковым ветром, горизонт остаётся чистым и пустынным, приятно пригревает солнце. — И всё время будет так?

Солнце медленно и равнодушно описывает свою дугу по небосводу и собирается скрыться за горизонтом. Небо настолько чистое, что кажется фоном дешёвой картины из тех, что продаются на рынке.

На ужин макароны и фасоль с капустой. Вкусно!

18 октября 1988

Третий день. Ясное небо и белые облака. Лёгкий ветер. Под всеми парусами мы идём со скоростью три узла и за двадцать четыре часа, со вчерашнего полудня по сегодняшний, прошли всего 85 миль. Нам повезло поймать пассат всего лишь через день после отправления с Канар. Я дремал на койке, когда меня разбудил крик Лиззи.

— Карло! Леска!

Что-то клюнуло и сильно тянет, заставляя леску дрожать.

— Быстро! Дай мне перчатки!

— Давай, вытаскивай скорее, пока не сорвалась!

Понемногу, понемногу выбираю пятьдесят метров лески, пока в глубине не появляется изящная, голубоватая тень нашей добычи.

— И как теперь поднять её на борт?

Конечно, у нас есть крюк на длинной деревянной ручке, который должен бы служить именно для этих целей, но не всё так просто.

— И как её зацепить? — спрашиваю я в сомнениях.

— Давай! Цепляй её за жабры. — Отвечает Лиззи.

Видимо действительно, надо было хватать крюком за жабры, но мне казалось, что так я сделаю ей больно. Да и рыба не стоит неподвижно, непрерывно дёргается и подпрыгивает, наполовину в воде, наполовину снаружи, подвешенная на стальном поводке, который я удерживаю с большим трудом. С каждым рывком леска всё сильнее врезается мне в руки и, кажется, добыча вот-вот сорвётся.

Я откладываю крюк, наматываю леску на правую руку и сильным рывком, сопровождаемым широким движением рук, выдёргиваю рыбу из воды. Пролетев по воздуху, она с глухим ударом падает в кокпит.

— Лиззи! Смотри, какая красивая!

Рыба длинная, веретенообразной формы, наводит на мысль о том, что плавает она очень быстро. Брюхо и спина, радужно — голубого цвета, разделены пятью жёлто — золотыми полосами. Мы сразу узнаём её, хотя видим в первый раз. Это дорадо! Я никогда не видел таких красивых цветов! Но они быстро блёкнут, уходят вместе с жизнью. Через десять минут в кокпите лежит просто большая серебристая рыба. Последующие два часа я провожу за распутыванием лески, которую мы оставили на дне кокпита, и агонизирующая дорадо превратила её в жуткий клубок. Но это не важно, мы довольны как дети и придумываем рецепты на вечер.

Вскоре после этого появляются дельфины, пристраиваются у форштевня и идут с той же скоростью, что и лодка. Выныривая, они выдыхают воздух и пар из большого отверстия на голове. У них серые спины и светлое брюхо. У некоторых видны шрамы, возможно, память о столкновениях с акулами.

— Они не могут по ошибке схватить наживку?

— Нет. Я думаю, они слишком умные.

Дельфины сопровождают нас до самого заката.

На ужин: Дорадо в фольге «по Веккиеттовски»

На десерт: platanos fritos flambeados.[1]

19 октября 1988

Четвёртый день. Ветер северо-восточный, три балла. Под большой генуей и полным гротом делаем четыре узла. Утром мы пересекли тропик Рака и в полдень наша широта — 23°23’N, то есть три мили к югу от параллели тропика. Мы будем продолжать спускаться на юг, пока не достигнем, примерно, широты Островов Зелёного Мыса, дальше повернём на восток и пойдём вдоль параллели, пока не достигнем другого берега. Такой маршрут длиннее, чем прямой, но он следует направлению пассата. Если же мы пошли бы напрямую, курсом Запад-Юго-Запад, то через несколько дней застряли бы в зоне штилей и переменных ветров, известной как Саргассово море.

Мы подняли две генуи на одном штаге с карабинами защелкнутыми попеременно и шкотовыми углами, вынесенными на спинакер-гиках.