— Заходи, Алик, садись! Это же не Осьмеркин, а Мебиус какой-то. Божественно!

На этой кухне все было как тогда. И радушная, заводная, неизвестно чья, но родная хозяйка. И колченогие белые табуретки, и стол, покрытый клеенкой в виноградинах, сливах и яблоках. И даже календарь на тысяча девятьсот семьдесят шестой год. С календаря улыбался, как перед хорошим стаканом, Юрка Гагарин. Над его головой размашистые буквы: «Пятнадцать лет космической эры!» Восклицательный знак ракетой улетал в далекие звезды. Совершенно не верилось, что прошло уже сумасшедших двадцать лет. С Афганом и с перестройкой…

Зоя разлила по тарелкам дымящийся ароматный борщ. Плюхнула в него по целой ложке сметаны:

— Проголодались, мальчики?

Василий сглотнул слюну:

— Заинька, считай, я восемь лет не ел.

— Сидел, что ли? — делово осведомилась Зоя.

— Считай, что сидел, — засмеялся Василий, — я из Америки, Заинька…

— У-у-у, — посочувствовала ему Зоя.

— Но для начала, для разгона, для старта… Заинька, раки у тебя имеются?

Зоя лукаво ему подмигнула:

— Сейчас к соседу зайду.

— Тогда «Жигулевское» и раки! — торжественно провозгласил Василий.

— Так, «Жигулевское» и раки, — повторила Зоя.

— И бутылку «Стрелецкой» для драки,— в рифму закончил Василий.

Зоя вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Алик и Василий устроились за неказистым столиком.

— Ты уже бывал здесь? — спросил Алик, оглядываясь.

— Никогда, — огляделся и Василий, — времени не было. Я же вашу лабораторию покупал. Готовил документацию.

— Откуда же ты про «Ностальжи» знаешь?

— По логике.

— Как это? — не понял Алик.

— Очень просто, — доходчиво объяснил Василий, — раньше в этой стране можно было через «Березку» за доллары попасть в будущее. Сейчас это будущее стало расхожей банальностью. Эрго! За доллары из этого будущего мы можем попасть обратно в «Ностальжи». Просто тонкий расчет. Доллары в этой стране могущественнее, чем на Западе!

Аркаша Северный закончил свою приветственную песнь. Магнитофон пожурчал немного и вдруг томно запел голосом Лещенко. Не этого, а настоящего.

Тихо вошла Зоя. Поставила на стол поднос с крупными раками, две кружки пенного пива и бутылку водки с мужиком разбойного вида на этикетке. На плече мужик держал страшного вида секиру.

Зоя ласково улыбнулась Василию, ожидая похвалы. Но не дождалась. Василий всем своим существом слушал песню. А ей только рукой махнул. Мол, не мешай, исчезни. И она, пожав фланелевыми плечиками, обиженно исчезла.

— А мы в силах! — Василий поднял пенную кружку. — Слушай, Алик, про мою прошедшую весну!

— Ты же хотел рассказать, как ты стал чертом,— напомнил ему Алик.

— А я о чем? Той прошедшей весной я и стал им! Весна очень способствует разным метаморфозам. — И Василий резко нажал клавишу магнитофона. Сказал сурово: — Дальше не надо.,. А то заплачу.

Алик протянул ему пачку «Мальборо»:

— Кури.

Василий вздохнул с сожалением:

— Ты же знаешь, я не курю.

— Да, — обрадовался Алик,— а почему это ты не куришь? Спортсмен, что ли?

— Можно и так сказать, — улыбнулся Василий,— просто нам этого нельзя. Рюмочку иногда нам разрешают. А дымить эту вонючую дрянь нам категорически нельзя.

Алик даже в ладоши хлопнул от восторга:

— Кому это «нам»? Чертям, что ли?

Василий оглянулся по сторонам и, указав на лампочку, сказал шепотом:

— Членам нашей организации.

Алик почувствовал себя совсем хорошо. Совсем как на кухне семидесятых. Он наклонился к Василию и сказал тоже шепотом:

— А что у вас за организация?

Василий ему многозначительно подмигнул:

— Общество разумных тружеников. Сокращенно — ОРТ. Мы, сознательные труженики, решили наконец объединиться. И создали ОРТ…— Василий глотнул «Стрелецкой». Захрумкал соленым огурчиком. — Божественно… Правда, не все нас понимают… Местечковые остряки дразнят нашу ОРТ «обществом рогатых тружеников». А рядового члена нашей организации прозвали «чорт». Член общества рогатых тружеников… Остроумные, подлецы. Но мы на них не сердимся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Ведь правда?… А то, что именно мы последними останемся, — сомнений-то ни у кого нет. Потому что мы трудимся. А кто трудится, тот и ест. Всех! — Василий вдруг поморщился брезгливо. — Фу… В политику ударились… Давай, Алик, оставим эту грязь… Мы же с тобой островитяне, черт возьми! И лицо мне твое жутко знакомо… Где-то мы с тобой встречались. Не помнишь?…

Алик уже давно не смеялся. И у него разрасталось впечатление, что они с Василием давно знакомы. Только мучительно не мог вспомнить, где и когда они познакомились. И он пустил пробный шар:

— Сколько тебе лет?

Василий прищурил серый глаз. Уставился на Алика черным. Черным, как пистолетное дуло.

— А мы с тобой еще на «ты» не пили, между прочим.

— Пили на брудершафт.

— Это не одно и то же,— засмеялся Василий,— знаю я этих западных брудеров. Сегодня пьют, а завтра продают друг друга за двадцать центов. Мы с тобой должны выпить по-русски, на «ты».

— Так в чем же дело? — Алик плеснул в граненые стаканы «Стрелецкой».

Они выпили на «ты». Алик вновь поставил на повестку очень волнующий его вопрос:

— С какого ты года?

— А какая разница? — искренне удивился новый друг Василий. — Мы же знаем, что времени нет. — И добавил не без кокетства: — А лет мне столько, на сколько я выгляжу…

Алик посмотрел на него. И понял, что смуглый Василий отлично законсервирован. И выглядит на широкий возрастной диапазон от поношенных двадцати восьми до бережливых пятидесяти. И он обиделся:

— Конечно, времени нет. И у нас в России это давно и великолепно знали. В летописях писали: «Это случилось, когда затмилось солнце и погорел храм Пресвятой Богородицы». Возраст твой мне знать ни к чему. Ты напомни координаты события, когда мы с тобой познакомиться могли. Когда у тебя затмилось солнце?

— Вот, — поднял смуглый палец Василий. — Но ведь и солнце не координата. Солнце-то могло затмиться только для меня одного! И это, уверяю, для меня вселенская катастрофа! Ты же астральный летчик! Ты же знаешь, что Вселенная в тебе!

Алик рассердился:

— Нам с тобой так никогда не договориться!

— Почему? — искренне удивился Василий.— Мое дело рассказывать, а твое — слушать и искать. Ищи свою координату. Внимательно ищи. Для меня, может быть, это и не событие даже. А у тебя на нем «солнце затмилось», как ты красиво выразился. И ты не должен обижаться, что я его на пробросе пролетел… У меня же свое «утомленное солнце», на которое тебе наплевать. И я ведь не обижаюсь на тебя… Так сказать, печалься сам и дай печалиться другим. Это и есть высшая гуманность.

Алик стукнул кулаком по столу. И тут же смутился. Вспомнил, как Андрюша недавно на другой кухне по столу кулаком стучал.

— Чушь… По-твоему, люди никогда не поймут друг друга. Не поймут, не помогут, сдохнут врозь, каждый от своей собственной катастрофы, от своего «затмения».

Василий захохотал, довольный. Налил «Стрелецкой» и Алику, и себе.

–Божественно! Вот ты и доказал, что мы с тобой люди одного поколения! Одно у нас смешное утомленное солнце. Одни координаты. О своем затмении можем забыть, лишь бы помочь ближнему. — Василий торжественно чокнулся с Аликом. — Молодец! — выпил аппетитно. — Я могу тебя порекомендовать в наше ОРТ. Ты человек общественный. Хочешь стать чортом?