Он не стал наклеивать на письма марки и опускать их в общий почтовый ящик в Фонтенбло, ибо почтовый штамп указал бы местонахождение беглецов. Вместо этого он попросил кондуктора дилижанса опустить корреспонденцию в почтовый ящик в Париже. Снова власть денег позволила закрыть глаза на закон, категорически запрещающий служащим дилижансов принимать закрытые письма.

Эта власть, к которой Луицци прибегал так часто, не могла не предупредить его, что она закончится вместе с деньгами. Расплатившись со всеми поставщиками, он понял, что, если не произойдет ничего особенного, полученных от Анри денег ему хватит для достаточно длинного путешествия, но случись что-то непредвиденное — и ему надо будет покинуть Францию раньше, чем он того захочет, у него неизбежно возникнут денежные затруднения.

Больше всего барона привело бы в отчаяние и причинило боль, если бы он снова увидел, как Леони, лишенная самого элементарного и необходимого, испытывает физические страдания, как уже случилось по его вине. Но эту беду ему легче всего было предотвратить. Меж тем, не желая раскрывать места своего убежища никому из живущих в Париже, Арман решился написать Барне, чтобы попросить у него денег, необходимых ему на несколько месяцев. Его смущал лишь вопрос о том, где ждать ответа от нотариуса.

Из осторожности барону не хотелось больше показываться в большом городе, поэтому он попросил Барне собрать все золото, которое тот мог найти, закрыть его в надежную шкатулку и, заявив содержимое, отправить по почте. Ключ же от нее отослать ему с курьером в письме, адресованном… (указание места отсутствовало, поскольку он его еще не выбрал и хотел посоветоваться с графиней по этому вопросу).

По его подсчетам, Каролина могла приехать в Орлеан почти одновременно с ними, пожалуй, одного дня должно было хватить, чтобы им всем объединиться. Но от Орлеана, как и от Фонтенбло, слишком близко до Парижа, и оставаться там надолго небезопасно. Барон поделился с графиней своими планами и предложил вместе наметить путь следования и место, где остановиться. Когда он рассказал госпоже де Серни о предпринятых им мерах предосторожности, она ему ласково ответила:

— Я тоже хочу поделиться с вами, но не принятым мной решением, а лишь некоторыми соображениями. Очевидно, что мы не можем покинуть Францию вместе, пока вы не уладите все дела таким образом, чтобы не нужно было сюда возвращаться. Из нескольких слов, оброненных неким господином Гюставом де Бридели и услышанных мною в доме госпожи де Мариньон, я поняла, что вам необходимо срочно быть в Тулузе для полного восстановления ваших несправедливо оспариваемых прав на состояние.

— Похоже, в нашем мире всем обо всем известно, — улыбнулся Луицци.

— Не вам этому удивляться, — улыбнулась в ответ графиня, — но, как бы то ни было, мне это известно. Итак, мой друг, будьте благоразумны и осмотрительны, отправляйтесь напрямик в Тулузу; лучше самому заняться устройством будущего, чем делать это по переписке, ведь малейшая случайность может разрушить все ваши планы.

— Возможно, вы правы, — откликнулся Луицци, — но решитесь ли вы следовать со мной в город, заселенный самыми знатными людьми Франции?

— Никогда не поступлю столь неосмотрительно, — промолвила госпожа де Серни, — я ни разу не была в Тулузе, но в Париже я часто встречалась с людьми оттуда. Я могу подождать вас где-нибудь, а вы заберете меня, когда закончите необходимые приготовления для нашего бегства.

— Нет, Леони, — возразил барон, — я не оставлю вас одну в какой-нибудь гнусной деревне. Ваш муж, несмотря на все наши предосторожности, может обнаружить место вашего убежища, тем более что мой отъезд в Тулузу, завершение всех дел и возвращение за вами займут немало времени.

— Если Провидению будет угодно, чтобы граф нашел меня, ваше присутствие принесет, поверьте, еще больше неприятностей. Я даже думать не хочу об обстоятельствах подобной встречи, они могут быть чудовищными. И наоборот, если он меня застанет одну, то подумает, что я и сбежала одна, но, если он захочет вернуть меня силой власти, данной ему законом, поверь мне, Арман, — она протянула руку барону, — поверь, я сбегу от него и догоню тебя в любом месте, куда ты мне скажешь приехать.

— Я верю, верю, — волновался Луицци, — но вы не знаете, Леони, что такое простая деревня, где вы останетесь одна, без поддержки, где вам не к кому будет обратиться за помощью, если с вами что-то случится, если вы заболеете, а та болезнь, которую вы уже перенесли, заставляет задуматься об этом.

— Я выбрала убежище, — заявила Леони, — эти неудобства там исключены.

— Вы выбрали убежище?

— Кажется, я говорила вам об одной из моих тетушек, госпоже де Парадез. Она живет в собственном замке в нескольких лье от Буа-Манде, таким образом, дорога туда приведет вас к цели вашего путешествия, а я побуду у нее во время вашего отсутствия.

— И как вы ей объясните свое появление? — осведомился Луицци.

— Скажу правду, вернее, ту ее часть, которую я должна ей сказать. Я — единственная наследница госпожи де Парадез, и она относится ко мне с нежностью матери. Я уверена, что благодаря своему доброму сердцу она легко согласится не говорить моему мужу, что я скрылась у нее от его ужасного преследования.

— А вы уверены, что она сохранит тайну?

— Уверена, как в вашей любви, Арман. Эта добрая душа много страдала, много плакала, и никто на свете не любил ее, кроме меня. Она так же предана мне, как я вам.

— Но, — продолжил Луицци, — разве она одна будет знать о вашем пребывании в замке?

— Я не смогу утаить свой приезд от ее мужа, господина де Парадеза. Но он уже стар, ему больше восьмидесяти, он болен и слаб и, впрочем, потакает всем желаниям моей тетушки, ибо обязан ей состоянием и даже именем.

Арман и Леони еще довольно долго обсуждали этот вопрос. Луицци не допускал и мысли, чтобы покинуть ее хоть на минуту, она упорствовала в своем благородном решении и настаивала, что нет лучшего способа обеспечить будущее, чем создать ему твердую основу в настоящем. Ее план казался таким разумным и легко выполнимым, что Луицци в конце концов уступил со словами:

— Вы обладаете всеми превосходными качествами, Леони, включая здравый смысл, и не существует ни одного, рабом которого я не хотел бы стать.

— То, что вы называете здравым смыслом, — промолвила графиня, — не что иное, как любовь, мой друг. Поверьте, когда ценят свое счастье, находят в себе и силы и благоразумие для его защиты. Подумайте теперь о времени отъезда в Орлеан. Мне кажется, что лучше поехать в простом дилижансе. Мы пришли сюда пешком, если теперь мы наймем частный экипаж, это привлечет внимание и нас очень быстро обнаружат.

— Вы правы, как всегда, — согласился Луицци.

Он вскоре вышел, а когда вернулся несколько минут спустя, сообщил графине, что они смогут покинуть Фонтенбло в пять часов утра, если только в дилижансе найдутся свободные места. Он сообщил также, что на всякий случай навел справки насчет наемного экипажа и узнал, что цена на него до Орлеана никого не удивит и никак не выдаст людей, желающих путешествовать незаметно.

XI

Любовь

Остаток дня прошел в последних приготовлениях. После ужина, который подали очень поздно, служанка постоялого двора зажгла две свечи и вышла из комнаты со словами:

— Мы разбудим господ завтра утром в четыре часа.

Луицци и Леони остались одни.

Ни о чем нельзя отзываться абсолютно отрицательно, даже о жизненных невзгодах, а именно они показались сегодня нестерпимыми Луицци. Всякое явление имеет положительные стороны, позволяющие принимать его безропотно. Даже такая отвратительная вещь, как бедность, которую обычно называют пороком и проклинают, даже она, несмотря на нужду и страдания, связанные с ней, порой приносит проблески радости и дарит часы наслаждения, и они становятся потом самыми приятными воспоминаниями в жизни. Лучше всех эту истину выразили, наверное, уста, не раз нашептывавшие слова любви, уста куртизанки, достигшей богатства и известности, которая восклицала с грустной усмешкой гранд-дамы: «Где те прекрасные времена, когда я была так несчастна?»