После разгрома немцев под Москвой Жуков спал несколько суток. Не просыпался и не отвечал даже на звонки Сталина.

В конце войны Сталин произвел рокировку, поменяв Командующих фронтами. Жуков принял 1-й Белорусский фронт, а Рокоссовский — 2-й. Таким образом, Жуков получил направление на Берлин вместо Рокоссовского, оттесненного к морю. Сделал ли это Верховный под давлением Жукова? Неизвестно. Но Рокоссовскому была нанесена обида.

Объективности ради надо сказать, что к этому времени авторитет Жукова был таким, что если бы не ему было поручено брать Берлин — никто бы этого не понял — за ним шла череда побед одна значительней другой.

Но до этого еще было далеко.

Командуя Ленинградским фронтом, Жуков направил армиям и Балтфлоту шифрограмму № 4976: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена сами они тоже будут расстреляны». (В печально известном приказе Сталина № 270 от 16 августа 1941 года предписывалось лишать эти семьи государственного пособия и помощи, а «сдающиеся в плен врагу командиры и политработники являются злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою родину». О расстрелах там речь не шла).

Приказ жестокий. Но кто вправе определить меру жестокости, когда на карту поставлена судьба страны! Сдача в плен в начале войны, к сожалению, не носила одиночного характера. Рука не подымается писать «массовый». Выбираясь из окружения от Витебска до Вязьмы встречал сотни людей, уже переодетых в гражданское, шедших на запад…

Когда началась война советской власти было 23 года, двадцать четвертую годовщину страна отмечала уже в войну. Еще было много людей, имевших все основания относиться к советской власти без большой любви: раскулаченные и расказаченные, разоренные насильственной коллективизацией крестьяне, бывшие нэпманы («новые русские»?), уцелевшие участники белого движения — многие из них добровольно сдавались в плен. Появилась директива Генштаба, строжайше запрещавшая направлять в одно подразделение родственников и земляков «во избежание сговора и перехода на сторону противника».

Так что все здесь не так просто. Что касается самой шифрограммы — она вполне в характере Жукова. Но надо помнить в какой обстановке и в какое время дана эта устрашающая директива.

Главный Маршал авиации Голованов свидетельствует, что под Ленинградом по приказу Жукова расстреливали из пулеметов отступающих красноармейцев…

Известно, что Жуков, мягко говоря, недолюбливал политработников. Он собственноручно вычеркнул из списка Героев Советского Союза лейтенанта Береста, только потому, что тот был заместителем командира роты по политчасти. Между тем, именно Берест, крепкий мужчина, спортсмен, втащил — буквально — на купол рейхстага молодых и менее физически подготовленных Егорова и Кантария (лестницы были разрушены).

При Жукове в армии расцвело рукоприкладство, да и сам он, говорят, был скор на руку. Не отсюда ли пошла отвратительная дедовщина?

Начальником разведки фронта у Жукова был генерал Мильштейн. Наверное, не из худших. Сохранились воспоминания генерала и вот, что он пишет: «Когда вызывал Жуков, возникало желание не ответить на оклик часового — пусть стреляет!» Красноречивое свидетельство о характере Комфронта и обстановке в его штабе.

Один из Министров Обороны Советского Союза Маршал Малиновский (при рождении Рувим Янкелевич…) как-то сказал Хрущеву: «Жуков — страшный человек». — Его не без оснований упрекали в самодурстве.

В бытность Жукова Министром Обороны армия постепенно выводилась из-под контроля партии и государства. Доходило до того, что секретари ЦК республик не могли не только вызвать — пригласить к себе Командующего Округом — ехали к нему сами. Начальники гарнизонов, не стесняясь, вызывали партийных и советских руководителей.

Перед Парадом Победы Сталин пожелал сфотографироваться с Командующими фронтами, но в это время его вызвал к телефону Черчилль. Жуков сел на его место в центре первого ряда и этот снимок стал историческим. Сталин удивился, поворчал и забыл. Впрочем, Сталин ничего не забывал.

До последнего времени считалось, что обвинения Жукова в бонапартизме беспочвенны. Мы знаем, что Маршал написал, но не знаем, что он думал. Когда с этим вопросом обратились к Константину Симонову он неожиданно сказал: «А почему нет! Перед ним был пример Эйзенхауэра!» (ставшего Президентом Соединенных Штатов).

После войны начались аресты бывших подчиненных Маршала и близких к нему людей. Многие из них показали, что Жуков готовил военный переворот. Из 75 опрошенных это подтвердили 74 человека… Но Сталин собирался воевать дальше, Жуков был ему нужен и он отправил его подальше от Москвы — командовать Одесским Военным Округом.

Прибыв в Одессу и вступив в командование округом, Жуков собрал генералов и сказал: «Вы думаете, к вам приехал новый Жуков? К вам приехал старый Жуков!». В Одессе Жуков фактически узурпировал власть. Областные и городские учреждения, в том числе МВД, были практически лишены всякого влияния на жизнь города и области. Все вопросы решал Жуков. В Москву посыпались просьбы: «Уберите от нас этого диктатора!». — Но надо признать, что Жуков, если не искоренил, то значительно сократил преступность в городе, и одесситы вздохнули свободнее. Военные патрули навели в городе порядок.

Но вскоре Сталину доложили о причастности некоторых крупных военных к мародерству и грабежам в Германии. Были арестованы генералы Телегин, Крюков, его жена Лидия Русланова (с последней Жуков был достаточно близок и наградил ее орденом Отечественной войны 1-й степени). Упоминалось и имя Жукова. Сталин не поверил и поручил провести на квартире и даче Жукова негласный обыск.

Жуков не был аристократом. Он происходил из крестьянской семьи и бесхозное имущество его, по-видимому, раздражало. Его следовало прибрать, складировать, но почему-то не в государственных закромах, а на квартире и даче Главнокомандующего оккупационными войсками в Германии…

Список обнаруженного имущества, антиквариата, картин, ковров, драгоценностей и прочего велик и впечатляющ. Не хотелось его приводить, чтобы не унижать память Великого Полководца. Привожу его для тех, кто считал и считает, что это инсинуации имевшие место в период гонений Маршала. Предвижу возмущение поклонников бесспорного стратегического таланта Маршала. Но что поделаешь.

Личный эшелон Маршала Жукова состоял из 7 вагонов с 85 ящиками с мебелью со 194 предметами из карельской березы и красного дерева. При обыске в квартире обнаружено 4 тыс. метров шелка, парчи, панбархата, 323 собольих, обезьяньих, лисьих и каракулевых шкурок, 44 ковра и гобелена старинной работы, 55 ценных картин, 7 ящиков фарфоровой и хрустальной посуды, 2 ящика с серебряными столовыми и чайными сервизами, множество статуэток и ваз из бронзы и фарфора, множество книг в кожаных переплетах на немецком языке, которого Жуков не знал. Чемоданчик с драгоценностями был впоследствии найден на квартире няни Руслановой… И это еще не все.

Тех, кто пытается это отрицать или сомневается «обезоружил» сам Жуков, написавший в объяснительной записке в Политбюро, что «дает клятву большевика больше таких ошибок не допускать и просит не исключать его из партии». И подписывается просто: «Г. Жуков».

Сталин отправил Жукова в Свердловск.

Автор вовсе не собирался копаться в грязном белье великого полководца и знакомить читателя с частной жизнью Жукова. «Спровоцировал» автора сам Маршал. Командуя фронтом, он направил Командующему 1-ой Гвардейской танковой армией генерал-лейтенанту М. Е. Катукову записку следующего содержания: «Я имею доклады, что т. Катуков армией не руководит, отсиживается дома с бабой и что сожительствующая с ним девка мешает ему в работе. Требую немедленно отправить от т. Катукова женщину. Если это не будет сделано, я прикажу ее изъять органам СМЕРШ».

Сам Маршал вовсе не был пуританином. И с полным основанием мог бы отнести записку к самому себе.