— Пока что?

— Пока не канул в трещину!

Грив неожиданно указал рукой на что-то невидимое для Летти — на то, что отбрасывало вторую тень на стене.

— Но даже смерть не остановила его. Он все еще смотрит на меня. Все время смотрит! Он не дает мне покоя! Теперь он будет смотреть на меня всегда. Пока я не умру!

Летти с криком выбежала из спальни.

Я был твердо намерен вышвырнуть этого убийцу из моего дома, будь он сколько угодно слаб и плох. Я бросился наверх. Даже не знаю, что я в тот момент собирался делать: отвести его в полицейский участок или просто спустить с лестницы — мне было уже все равно. Я провозился с замком очень долго: от ярости у меня тряслись руки. И все это время я слышал безумные вопли Грива:

— Нет, не надо!.. Пожалуйста, не отпускай меня! Нет! Не-еееееет!

Когда я ворвался в комнату, постель Грива была пуста, а окно распахнуто настежь. Я рванулся туда. Грив медленно, но неуклонно скользил вниз по влажному скату крыши. Он отчаянно цеплялся пальцами за черепицу. Даже отсюда мне было слышно, как скрипят его ногти. Он смотрел вверх, вроде бы на меня. Но у меня было такое чувство, что он смотрит сквозь меня и видит кого-то другого.

— Не смотри на меня! — выкрикнул он.

Лишь на мгновение он задержался на краю крыши, а потом полетел вниз и разбился насмерть.

Роковой обет

В Мей Форстер были влюблены чуть ли не все молодые люди нашего городка. И действительно, Мей была девушкой замечательной — умной, хорошенькой и веселой. И к тому же — богатой. Она была одинаково приветлива и с рабочими из окрестных ферм, и с сыновьями местных помещиков. Я бы и сам с радостью сделал ей предложение, если бы у меня была хоть малейшая надежда на то, что она скажет «да». Но я был убежден, что она выйдет замуж обязательно за какого-нибудь блистательного аристократа, невероятно красивого и сказочно богатого. Так что я даже и не пытался за ней ухаживать, хотя большинство моих друзей предпринимали такие попытки. И самым настойчивым среди них был Джон Чаррингтон.

Мысль, что Мей Форстер пойдет замуж за Джона Чаррингтона, вызывала у меня усмешку. Он был неплохим парнем, но малорасторопным и внешне неказистым. Но чем он отличался, так это упорством, а точнее — упрямством. Если Джон хотел чего-то, он, как правило, этого добивался. Знаете, есть такие собачки — терьеры — маленькие, но настырные. Джон никогда не сдавался. Он упорно стоял на своем, что бы ему ни говорили друзья и родные.

Первый раз он сделал ей предложение, когда ему исполнился двадцать один год. Она отказала. Через два года он снова сделал ей предложение. Она опять отказала. А когда он в третий раз попросил ее руки — это случилось в тот год, когда он купил себе небольшую ферму, — Мей не только ему отказала, но и попросила впредь не докучать ей подобными предложениями. И еще она прибавила, что ей очень не хотелось бы задеть его чувства, но она скорее согласится жить на необитаемом острове, чем выйти за него замуж.

Бедный старина Джон! Мы все немного жалели его, хотя, в сущности, он сам виноват. Не любит — значит, не любит. Надо просто с этим смириться, а не выставлять себя посмешищем.

Спустя несколько месяцев Джон заглянул в трактир на постоялом дворе, где мы частенько собирались теплой компанией в субботние вечера. В последнее время он ходил унылый и мрачный, но в тот вечер был явно доволен собой.

— Что ты делаешь в субботу четвертого сентября? — спросил он меня.

— Понятия не имею, — отозвался я. — До сентября еще столько времени.

— Я хотел бы тебя кое о чем попросить.

— О чем?

Его обычно угрюмое лицо озарилось лучезарной улыбкой.

— Так о чем ты хочешь меня попросить?

— Будешь шафером у меня на свадьбе?

Справившись с первым потрясением, я крепко пожал ему руку и объявил радостную новость собравшимся:

— Джон собрался жениться!

Все зашумели, как это обычно бывает. К нему подходили, хлопали по плечу, а кто-то даже направился к стойке бара спросить, не найдется ли здесь шампанского. Я был искренне рад за Джона, потому что меня не раз уже посещали мысли о том, что он выставляет себя полным дураком, увиваясь вокруг неприступной Мей Форстер. «Да ты посмотри, сколько девушек вокруг! Выбирай любую», — постоянно твердил я ему. На что Джон отвечал с некоторым даже апломбом: «Нет, Питер, есть только одна». Но теперь, похоже, он все-таки образумился.

Нашлось и шампанское. Я сам открывал бутылку, предварительно встряхнув ее. Все смеялись, подставляя бокалы под пенную струю.

— А кто счастливая избранница, Джон?

— Мей Форстер.

На мгновение над столом нависла тишина, а потом мы все расхохотались. Джон не часто шутил. Но уж если он отпускал шутку, она получалась действительно достойной.

— Но это правда! — воскликнул он.

— Я, наверное, ослышался, — сказал я.

— Ничего ты не ослышался. — Джон нахмурился, как будто не понимая, как у меня вообще могли возникнуть какие-то сомнения на этот счет. — Я всегда говорил, что женюсь на Мей Форстер. Или нет?

— Говорил, но…

— Свадьба назначена на субботу, четвертое сентября.

Мы вновь зашумели и принялись хлопать его по плечу, как будто женитьба именно на Мей Форстер, а не на ком-то еще заслуживала дополнительной порции восторженных поздравлений.

— И что она в тебе нашла, Джон? — спросил Джеймс Гилс с некоторым напряжением в голосе. Когда-то он тоже сватался к Мей и получил от ворот поворот.

— А ты разве не понимаешь?

— Нет, — ошарашенно отозвался Джеймс, вызвав у нас новый взрыв смеха.

Честно сказать, я тоже не понимал. У Джеймса было все, чего у Джона не было и в помине: проницательный ум, чувство юмора и весьма неплохие внешние данные. И было действительно странно, что Мей предпочла ему Джона, человека невзрачного и заурядного. И — уж если на чистоту — даже занудного.

— Хорошо, я скажу тебе. — В голосе Джона было что-то настолько таинственное, что все мы невольно подались вперед и замерли, словно в ожидании божественного откровения. — Я никогда не отступаюсь. Ни-ко-гда.

Всю последующую неделю я часто думал о Джоне и Мей. Меня не покидало чувство, что Мей совершает большую ошибку. Выйти замуж за человека лишь потому, что он так настойчиво добивается твоей руки… Мне это казалось нелепым. Где любовь? Где безумная страсть, наконец? Как они собираются жить вместе до конца дней своих? Но, увидев Мей, я перестал задавать себе эти вопросы.

Когда я поздравил ее, она смущенно зарделась, словно школьница, и в глазах у нее заблестели слезы счастья — да-да, слезы — как будто она не могла поверить, что выходит замуж за такого замечательного человека. Я расстался с ней, убежденный, что она просто боготворит своего жениха.

В те же дни произошло еще одно событие, которое представило мне Джона в совершенно новом свете. Был чудный летний вечер. Я возвращался домой из трактира, где мы с приятелями душевно провели время. Почему-то я решил срезать путь и пройти прямиком через погост. Я перелез через ограду и пошел средь могил.

И тут я увидел Мей. Она сидела на плоском могильном камне. Мягкий вечерний свет омывал ее лицо и искрился в роскошных рыжевато-каштановых волосах. Она была так потрясающе красива, что я встал как вкопанный и уставился на нее во все глаза. Джон полулежал на траве у ее ног. Ее лицо светилось такой нежностью и любовью, что меня охватило пронзительное сожаление — сожаление о том, что любит она не меня.

— Любимая, — донеслись до меня слова Джона. — Нас никто с тобой не разлучит! Ради тебя я восстану из мертвых, если так будет нужно!

Я и не подозревал, что он способен на столь страстные чувства. Тронутый до глубины души, я поспешил прочь, пока влюбленные меня не заметили. Если до этого у меня и оставались сомнения, то теперь все сомнения рассеялись: эти двое безумно любили друг друга.