— Хорошо, — отозвался я.
Признаюсь, его сумрачный тон немного меня встревожил.
— Со мной что-то странное происходит, Габриэль. Совершенно мне непонятное. Абсолютно неправдоподобное. И тем не менее это правда.
С виду он вроде бы оставался спокоен и собран. Но я заметил, что его лоб покрылся испариной, а в голосе зазвенели панические нотки. Я невольно поежился, сообразив, что мой друг чем-то сильно напуган. А Карлос был не из тех, кого легко запугать.
— Габриэль, — продолжал он, — я никогда тебе не говорил, но у меня есть одна странная фобия. Нелепая, может быть, и смехотворная, даже глупая. Я никому еще не говорил об этом. Даже самым близким и дорогим мне людям. Видишь ли, сколько себя помню, я все время испытывал безрассудный страх перед… перед…
— Перед чем?
— Это, наверное, прозвучит глупо. Но я должен сказать. Просто должен.
Однако он замолчал. Замолчат надолго. И ничто не указывало на то, что он собирается продолжать.
— Чего ты боялся? Змей? Пауков? — спросил я, надеясь тем самым его подбодрить. — Мне можешь смело рассказывать о своих страхах. В этом нет ничего постыдного. Я, например, до сих пор безумно боюсь собак. Помнишь того профессора в университете, который вечно таскал с собой своего спаниеля, так что я был просто вынужден пропускать его лекции?
— Хотелось бы мне, чтобы мой страх был таким же обыденным и безобидным. Видишь ли, дело в том, что боюсь я… я боюсь…
Он снова умолк.
— Интересно, откуда берутся все эти страхи? — спросил я, так и не дождавшись продолжения. — Если я вижу большую собаку, которая не на привязи, у меня замирает сердце, а потом начинает стучать часто-часто, мне кажется, что она обязательно меня укусит.
— Тебе повезло, — серьезно проговорил мой друг, — что у тебя такие заурядные и даже банальные страхи. Мои страхи… они другие… С самого раннего детства, сколько я себя помню, я панически боюсь… увидеть женщину, которая идет одна в ночи. Стоит лишь подумать об этом, и меня сразу охватывает безотчетный ужас.
Если бы не горе, постигшее моего друга, — а я знал, что смерть Хоакины стала для Карлоса страшным ударом, — я бы, наверное, расхохотался, а так я лишь тупо уставился на него, ожидая объяснений.
— Ты знаешь, что я не трус, — быстро проговорил он. — Ты знаешь, что я участвовал не в одной дуэли. Но когда я ночью иду по городу, я скорее соглашусь столкнуться в темном переулке с тремя пьяными головорезами, нежели с женщиной, которая идет одна. Меня сразу бросает в дрожь, а в голову лезут всякие мысли о демонах и привидениях. Я становлюсь просто беспомощным, Габриэль. Меня хватает только на то, чтобы тут же сорваться с места и бежать без оглядки.
Я не стал ничего говорить. Я просто не знал, что сказать. У меня в голове не укладывалось, что такого ужасного может быть в женщине, которая ночью идет по городу одна.
— Такое случалось со мной нередко. И всякий раз я пугался до полусмерти. Габриэль, ты — первый, кому я об этом рассказываю. Я не знаю, что делать. Как с этим бороться?
Он смотрел на меня, дожидаясь ответа, и глаза его были полны отчаяния.
Я лихорадочно соображал, что сказать.
— А они очень страшные, эти женщины? — наконец выдавил я.
— Ну… не то чтобы страшные. Обычные женщины. Они не желают мне никакого зла. Однажды это была старуха, которая просто ковыляла себе по улице. В другой раз — молоденькая девица. Она стояла у входа в дом. Наверное, дожидалась приятеля. Вполне нормальные, безобидные женщины. Кроме одной. Высокой Дамы.
Ом достал платок и вытер вспотевший лоб. Я заметил, что его бьет дрожь, хотя он и пытается ее сдержать.
— Габриэль, однажды я возвращался домой из казино. Поздно ночью. Три года назад. Я даже дату запомнил: шестнадцатое ноября. Было полнолуние, и узкие улочки заливал, знаешь, такой серебристый свет… Я как раз вышел на угол улицы Лос-Пелигрос — и тут впереди увидел ее. Совсем рядом. В каких-нибудь двадцати шагах.
— Высокую Даму?
Карлос кивнул.
— Она стояла одна. Неподвижно. Как вкопанная. Очень высокая. Очень старая. В черном платье до пят. Она смотрела на меня. Я помню ее глаза. Дерзкие, злые, блескучие — как два кинжала в ночи. А потом она улыбнулась своим огромным беззубым ртом. Такая гнусная, отвратительная усмешка…
— Карлос, — мягко перебил его я, — я понимаю, что все твои страхи — они такие же настоящие, как и моя боязнь собак… Что твой страх даже сильнее. Но, скорее всего, та женщина была просто нищенкой и собиралась попросить у тебя денег или…
— У нее был такой вид, будто она явилась из прошлого, — продолжал он, не слушая меня. — В руке она держала веер, она обмахивалась им так жеманно, словно была юной девицей, которая пытается кокетничать. Она была жуткой. Омерзительной. У нее отсвечивала мертвенно-бледная кожа. Почти серая кожа, Габриэль. И она ухмылялась мне с таким злорадством… Я буквально оцепенел от ужаса.
Он на мгновение умолк, собираясь с силами, чтобы продолжить.
— Обычно, если я ночью встречаю одинокую женщину, я просто в панике убегаю. Но в тот раз я не мог сдвинуться с места. Меня как будто парализовало. Ее взгляд приковал меня к месту. Я стоял и смотрел на нее, скованный страхом. Такого со мной еще не бывало. Даже сейчас, когда я рассказываю об этом, меня бьет дрожь. Она как будто околдовала меня. Ведьма. Сам дьявол. Законченное воплощение зла. Воплощение моего страха. Мой безотчетный страх обрел наконец видимый облик. И я понял тогда, почему всю жизнь боялся встретить женщину, идущую одиноко в темноте.
Карлос будто забыл о моем присутствии. Наш разговор превратился в его безостановочный монолог, иногда сбивчивый и горячечный, иногда ровный и даже монотонный. Он все говорил и говорил, раскачиваясь на стуле и устремив взгляд в одну точку.
— Я понимал, что мне надо бежать от нее. От этой Высокой Дамы. Но не мог сдвинуться с места. Я был слишком напуган и слишком слаб. Но наконец я заставил себя сделать шаг. Дальше пошло уже легче. Я двинулся по узкой улочке, держась за стены домов, как будто шел над бездонной пропастью. Я продвинулся шагов на десять, но потом одна жуткая мысль вновь пригвоздила меня к месту: а что, если эта Высокая Дама идет за мной по пятам?! Я не осмеливался оглянуться, но не оглядываться было еще страшнее. Я замер на месте. И стоял так минуту, может быть, две. Сердце билось так, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. А потом я все-таки обернулся. Причем у меня возникло чувство, что меня заставили это сделать. И знаешь, что я увидел? Она действительно шла за мной. Она беззвучно подкрадывалась ко мне сзади! Я увидел ее слезящиеся глаза, мутные, безжалостные. Лицо в складках морщинистой кожи. И эту злобную, наглую ухмылку. Я закричал, и мой крик разбил оковы оцепенения. Я сорвался с места и побежал. Я мчался точно заяц от своры гончих. Добравшись до дома, захлопнул за собой дверь я свалился прямо в прихожей. Если бы ты знал, каково мне было!..
Невозможно представить его тогдашнее состояние. Даже сейчас его била дрожь, а голос то и дело срывался.
— Но это еще не все, Габриэль, — продолжал Карлос, вспомнив наконец о том, что у него есть слушатель. — Это было только начало.
— Она проникла в дом?
— Нет, ее не было в доме. По крайней мере, в том смысле, какой ты имеешь в виду. Было четыре часа утра, но слуга не спал, дожидаясь меня. «Сеньор, — сказал он, когда я немного пришел в себя и был в состоянии слушать. — Сеньор, из Севильи приехал полковник Фалькон. Он с полуночи дожидается вас».
Карлос вздохнул, в глазах его заблестели слезы.
— При этих словах мне стало совсем дурно. Видишь ли, полковник Фалькон — старинный друг нашей семьи. Он редко бывает в Мадриде и, уж если приехал, значит, привез действительно важные новости. Отец уже несколько месяцев тяжело болел… Сам понимаешь, какие мысли полезли мне в голову. Я бросился в гостиную. Полковник сразу поднялся мне навстречу. Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы самые худшие опасения подтвердились. После встречи с Высокой Дамой нервы мои были на пределе. Я упал в кресло и расплакался. «Да, Карлос, — тихо сказал полковник Фалькон, — твой отец умер».