В связи с этим становятся понятны слова С.Ф. Ахромеева, которые, по свидетельству О. Гриневского, он произнёс, покидая Женеву: «Теперь мне осталось одно — просить убежище в нейтральной Швейцарии»[886]. Это было сказано с иронией, но смысл этих слов понятен. Начальник советского Генерального штаба понимал, что Договор отвечал не столько интересам СССР, сколько интересам США.

В то же время в Вашингтоне была достигнута договорённость о продолжении переговоров по сокращению СНВ на 50 процентов. Чем меньше становится подобного оружия, тем проще создать противоракетную оборону. Чем совершеннее противоракетная оборона ядерной державы, тем больше вероятность использования наступательного ядерного оружия.

Понимая, что подписанное соглашение может вызвать недовольство со стороны стран — участниц Варшавского договора, М.С. Горбачёв при возвращении из Вашингтона в Москву сделал остановку в Берлине и заверил своих друзей по Варшавскому договору, что ему удалось добиться очень важной победы — «затормозить разработку американской программы СОИ»[887], хотя, как мы уже знаем, СОИ представляла собой блеф.

Заслуживают внимания и другие аспекты вашингтонской встречи. Известно, например, что во время этого визита М.С. Горбачёв встречался с американскими бизнесменами[888].

Известно также, что в декабре 1987 г. Вашингтон посетил начальник ПГУ КГБ СССР, т. е. глава внешней разведки В.А. Крючков, который при посредстве советника президента по национальной безопасности К. Пауэлла встречался здесь с заместителем директора ЦРУ Робертом Гейтсом.

В.А. Крючков написал двухтомные воспоминания, но об этой встрече только упомянул[889]. И мы, возможно, никогда не узнали бы об этом факте, если бы о нём не поведал в своих мемуарах Р. Гейтс. Но и он не стал раскрывать секрета переговоров с В.А. Крючковым[890].

Можно встретить утверждение, будто бы глава ПГУ обеспечивал безопасность поездки генсека. Однако, во — первых, для этого существовало специальное 9 Управление КГБ. А, во — вторых, упомянутая встреча состоялась не в советском посольстве, не в Белом доме и даже не в резиденции ЦРУ Лэнгли, а в вашингтонском ресторане Maison Blanche[891].

Не успел М.С. Горбачёв вернуться в Москву и поведать членам Политбюро о том, какой крупный шаг на пути к миру ему удалось сделать в Вашингтоне, как 16 декабря 1987 г. США заявили о начале производства бинарного химического оружия[892].

Между тем 15 января на страницах «Правды» появилась статья Г.Х. Шахназарова под названием «Мировое сообщество управляемо». В этой статье развивалась идея о том, что усложнение мира требует создания «нового мирового порядка» и «мирового правительства», которое исходило бы из признания целостности мира и учитывало баланс всех сил[893].

Отмечая, что если первоначально сторонники создания «мирового правительства» — мондиалисты (от французского le monde — мир) — «в своём большинстве категорически отвергали суверенитет», поэтому «идея мирового правительства не могла обернуться ничем иным, как юридическим оформлением мирового господства американского капитала», автор статьи далее в полном противоречии с фактами утверждал, что теперь, «сохраняя позиции лидера капиталистического мира, Соединённые Штаты уже не могут претендовать на абсолютное превосходство», в результате чего якобы «отпал один из главных доводов против мирового правительства»[894].

Процесс глобализации обусловлен объективно. Ни отменить, ни запретить его невозможно. Точно так же как неизбежно складывание единого мирового хозяйства, единой мировой цивилизации, единого мирового правительства. Весь вопрос заключается только в том, каким образом, в каком качестве и на каких условиях включаются в этот процесс отдельные народы и страны. Всё, что известно нам на этот счёт до сих пор, свидетельствует: ни о каком равенстве, ни о каком балансе сил речь не идёт. Всё определяло и определяет соотношение сил.

Появление упомянутой статьи на страницах центрального печатного органа КПСС уже само по себе было знаменательно. О многом говорила и фамилия её автора. Хотя Г.Х. Шахназаров был представлен читателям просто как член — корреспондент АН СССР[895], однако, как мы знаем, он занимал должность помощника Генерального секретаря ЦК КПСС. Поэтому есть все основания думать, что в данном случае он выступал лишь рупором М.С. Горбачёва.

Это означает, что уже в начале 1988 г., т. е. до того, как советская страна оказалась перед лицом экономического кризиса, до того, как сложилась оппозиция, пошедшая на штурм власти, до того, как началась дезинтеграция СССР, до того, как произошли «бархатные революции» в странах «народной демократии», лидер советской державы открыто со страниц центрального печатного органа партии объявил о своей готовности присягнуть на верность «мировому правительству».

Рассуждая о «новом мышлении», «общеевропейском доме» и «новом мировом порядке», М.С. Горбачёв первоначально использовал в качестве главного козыря желание сорвать новый виток гонки вооружений, связанный с созданием СОИ. Однако к началу 1988 г. сомнения в её реальности зазвучали не где — нибудь, а в самих США.

Поскольку 1988 г. был годом новых президентских выборов, демократы, получившие преобладание в Конгрессе, добились специального парламентского расследования по данному вопросу, в результате чего Бюро технологических оценок американского Конгресса пришло к выводу, что СОИ «не будет создана в обозримом будущем». Обоснованию этого был посвящён специальный 900 — страничный доклад названного бюро, обнародованный в 1988 г.[896].

25 февраля 1988 г. М.С. Горбачёв поставил на Политбюро вопрос: «Что такое СОИ — блеф или реальность? Точный ответ на этот вопрос позволит нам выработать и единственно правильную политику».

Как же так? На протяжении 1985–1987 гг. генсек запугивал своих соратников по Политбюро угрозой нового витка гонки вооружений, в декабре 1987 г. в Берлине уверял своих союзников по Варшавскому договору, что ценой серьёзных уступок сумел добиться в Вашингтоне крупной победы — задержать реализацию СОИ. И вдруг, оказывается, он не знает, «что такое СОИ: блеф или реальность?».

В 1988–1989 гг. мифологический характер СВЧ — оружия получил освещение даже на страницах массовой печати[898]. Чтобы спасти «новое мышление», под него нужно было срочно подвести новый фундамент. В связи с этим начинает распространяться идея, что военные расходы и без СОИ стали для нашей страны непосильными.

На упомянутом заседании Политбюро 25 февраля М.С. Горбачёв заявил: «Теперь ясно, что без значительного сокращения военных расходов нам не решить проблем перестройки»[899]. А в мае 1988 г. Э.А. Шеварднадзе сделал «признание», что реальные военные расходы СССР составляют не 20 млрд руб., менее 5 процентов всех расходов государственного бюджета, как это утверждается официально, а 19 процентов валового внутреннего продукта, ВНП. Поскольку в 1987 г. ВНП достигал 825 млрд руб.[900], получается, что военные расходы приближались к 160 млрд руб. и превышали 35 процентов всех бюджетных расходов.

И хотя это не соответствовало действительности, в сознание советских людей начинает внедряться мысль, что именно гонка вооружений и развитие ВПК поставили страну на грань кризиса. А когда экономический кризис станет фактом, эта идея перерастёт в другую, которую можно сформулировать словами: мы проиграли гонку вооружений, мы проиграли «холодную войну».