Он медлил.

– Давайте сначала посчитаем. – отвёл он глаза от её огнедышащего тела. – 62 делим на 92 получаем…получаем… – Арбелин считал ручкой на листочке бумаги, – получается 0, 67 с хвостиком, даже меньше, чем 0,7. Идеально!

Он посмотрел на Ингу, не скрывая восхищения.

Инга засверкала глазами.

– А встань-ка и крутанись. – властно попросил Арбелин, не заметив, как перешёл на ты.

Инга не заставила себя уговаривать, озорно вытянулась на носочках, а потом лихо крутнулась, показывая прелесть своего гибкого тела. Смотреть было на что.

Арбелин причмокнул по-кавказки:

– Ай, какой женщина! Пэрсик. – ласково засмеялся он.

Истомлён был Арбелин в долгом одиночестве. Бурно, как оно и бывает частенько в отношениях мужчин и женщин и предусмотрено мудрой и циничной эволюцией, Арбелина захватило чувство оленя, то самое, какое знал в себе и ненавидел Лев Толстой, а гениальный Эйнштейн обозначил как «низ», определяющий судьбу.

Судьбу Инга не определяла, но волнение вызвала неодолимое.

Арбелин откинул все сомнения и преграды, отпустил вожжи и ринулся в волнующую круговерть, завещанную природой. Чуткая Инга тотчас подстроилась, призывно посмотрев в глаза Арбелина долгим дерзким взглядом разрастающегося вожделения.

И не надо было уже ничего говорить. Арбелин властно и нежно привлёк её к себе и приник к «рабочим» губам.

Откинув голову, она восхищённо посмотрела на Арбелина.

– Какой Вы стремительный, Юлиан Юрьевич!

Губы её в их естественном и ещё более сексуальном виде завораживали Арбелина. Арбелин снова приник к ним поцелуем истомлённого «оленя».

Инга же упивалась волнением, какого никогда не испытывала. Задание Гаргалина превращалось в праздник, о каком она, многоопытная шлюха, прошедшая огни, воды и спецшколу ФСБ, не мечтала и во сне.

Инга не уступала в цинизме Умнику. Мужчин она делила на три класса по критерию готовности запрыгнуть на нее: сразу, спустя пять минут и спустя десять минут. Больше десяти минут не удерживался никто, для этого у нее был богатый опыт, чтобы в этом убедиться с уверенностью экспериментатора-естествоиспытателя. Главным индикатором её воздействия был, само собой понятно, фаллос, этот компас тестостерона в мужском организме. Удерживались только боязливые, им требовался как бы дополнительный стимулятор, отодвигающий в сторону комплекс неуверенности. У Инги был несметный набор стимуляторов для поднятия фаллоса в указующую на достаточный вброс тестостерона стрелку. Наитием самки она угадывала доминантное предпочтение жертвы и приводила в фасцинирующее движение именно ту часть своей сексуальной роскоши, которая жертву надёжно отключала от цензуры разума и превращала в похотливого самца. Филигранно и тонко до художественности она умела создавать из своего тела пластические этюды, образуя желанные изгибы, разжигающие воображение мужчины. Совершала все это она с такой непринужденной естественностью и грацией, что и самый набивший глаз профессиональный режиссер театра или кино не заподозрил бы преднамеренную и тонко спланированную игру.

С иронией Инга частенько ворчала сама на себя, вспоминая сведения о знаменитых сексшпионках, которые им преподнесли в спецшколе: агент императора Александра Первого княгиня Доротея Ливен ложилась по его заданию во благо России в постель к министрам иностранных дел Австрии, Франции и Англии, агент КГБ, жена скульптора Маргарита Коненкова спала с самим Эйнштейном, а ей приходится обнимать толстопузых депутатов, рыхлых полубандитов-бизнесменов и наглых, туповатых, как еловые пеньки, высших чиновников. Обидно, чёрт подери. Арбелин на этом блёклом фоне воспринимался Ингой как Эйнштейн.

Глядя на явно одноместную лежанку Арбелина между компьютерами, Инга весело прикидывала, как же они на ней приступят к священному ритуалу.

Арбелин рассмеялся, поймав её недоумённый взгляд.

– Не здесь. – со смехом сказал он. – Тут только для интеллектуальных занятий.

Он достал из шкафа огромный надувной матрац, разместил это футбольное поле посреди кабинета на ковре и наполнил воздухом. Получилось восхитительно и необыкновенно.

– Поместимся?

Инга от души расхохоталась. Такого варианта в её богатой практике не случалось. Это добавило азарта.

– Какую музыку вы любите, о, несравненная? Можно я включу бесаме мучо?

«Ну и жук», – подумала Инга и мгновенно была очарована великой мелодией.

– Это как раз истинно твоё! – воскликнул горбун.

– Да, да, фасцинация. – подтвердила Инга, изогнув своё тело гибкой пантеры в истоме. – Целуйте меня крепче. – прошептала она в унисон мелодии, мягко прильнув к искусителю.

Инга теряла голову, это было для неё внове и ужасно приятно. «Вот дьявол-искуситель!» – нежно подумала она об Арбелине, предчувствуя необыкновенную ночь. Она уже знала, что не оставит его до утра.

Арбелин был нежен и многообразен.

Бесаме мучо не прекращалась, что приятно удивило Ингу. Это была любимая мелодия Арбелина и он записал в единый поток все варианты её исполнения, какие смог собрать за многие годы. Все исполнители пели по-разному и прекрасно – гениальная фасцинирующая мелодия и чудные точные слова, даже и произносимые на разных языках, зажигали и вытаскивали у каждого певца всё то талантливое, чем он обладал. Инга ловила варианты и они добавляли ей импульсы сексуального наслаждения. И это тоже было в её сексуально похабной жизни впервые.

Часа в два ночи Арбелин почувствовал зверский аппетит.

– Надо бы перекусить. Лежи, я сварю кофейку.

Он накинул халат и ушёл на кухню.

Инга тотчас сообразила, что момент для жучка в самый раз, быстренько поднялась, достала жучок из сумки, присмотрелась, куда бы его прилепить, и выбрала место под журнальным столиком, разделяющим два кресла. Она тихо произнесла «Готово», подавая сигнал Никшанову о подключении жучка.

Когда Арбелин вошел в кабинет с подносом и поставил его на журнальный столик, жучок уже функционировал и будь Гаргалин на работе, мог бы слышать всё, что дальше происходило между Ингой и Арбелиным. Но он давно был уже дома и крепко спал. А запись началась и ему предстояло всё услышать завтра, и убедиться, что Инга задание исполняла в точности.

Кофе взбодрило. Инга решила перейти к разведке. Преамбула была сладкой, но слишком затянулась.

– Юлиан Юрьевич, Вы же препарировали только меня. А как фасцинетику применить к моим девочкам? Все они до меня не доросли, у каждой есть недостатки.

– Я же не с потолка взял, что телесно ты типаж Мерилин Монро. А она – идеал. Ты чуть повыше, а бедра и грудь такие же. Это очень современно. Кстати, сама Мерилин Монро себя считала толстушкой.

– Все бы такие толстушки были.

– Ты уж точно не толстушка.

Арбелин прижал Ингу к себе.

– Но учти, если начнёшь раздаваться вширь, гламур твой начнёт гаснуть.

– А какую пользу женщинам может принести фасцинетика?

Инга начала осторожно выезжать за пределы секретов сексуальной коррекции.

Арбелин опасности не почуял, продолжал по инерции:

– Кому нужна корректирующая фасцинетика? Понятно, что фото и топ-моделям. Опять же актрисам и певицам эстрады. Светским львицам уж точно. Но быть может более всех – сексагентам госбезобасности и сексразведчицам вроде танцовщицы Мата Хари. У них тело – первейшее оружие по добыванию государственных и военных секретов. Вот если бы ты была сексагентом ФСБ, а того лучше, руководила бы не студией фотомоделей, как сейчас, а спецшколой по подготовке сексагентуры, то я многому бы тебя научил.

Инга похолодела.

Но Арбелин упивался романтикой нежданных наслаждений и логикой увлекательного разговора, только и всего. Инга не допустила ни одного промаха, чтобы он мог насторожиться и заподозрить неладное. И она решила подыграть:

– И как Вы, Юлиан Юрьевич, меня научили бы? Хотя в роли сексшпионки я себя не представляю. Да и опасно! Мату Хари ведь расстреляли.

– Точно. А научил бы вот чему. Это тебе, кстати, и с твоими фотомоделями пригодится. Открыл я существование простого и абсолютного критерия фасцинации. Он прост, как солнечный зайчик. Качеством фасцинации наделено для животного и человека всё то, что ему нравится. Нравится – и всё, больше ничего и не надо. Для сексшпионажа, и даже для обольщения мужчинами и женщинами друг друга в обычной жизни, надо делать то, что нравится тому, кого обольщают. Великая соблазнительница мужчин Лили Брик знала в этом толк. Она вывела первое и наиважнейшее правило для охмурения мужчины – мужчиной надо восхищаться, вознося его до небес. Это было её бронебойное оружие. Маяковский от него ошалел и в буквальном смысле голову потерял. Что нравится мужчине больше всего? Восхищение им как самцом и как умнейшим из смертных. Ведь чем глупее мужик, тем гениальнее он себя считает. Скажи ему восторженно, что он умён, как бог, и он поверит. Мало кто из женщин умеет по-настоящему тонко нажимать на эти две мужские клавиши. Ехидничают, иронизируют – это сплошь и рядом. Глупышки. И вот представь, что надо выведать у министра иностранных дел Турции или Нигерии государственные секреты. А он мужчина в расцвете и как всякий доминантный самец по макушку набит сексуальным вожделением, как итальянец Берлускони. Желания же у него индивидуальные, эксклюзивные. Лаврентия Берия, к примеру, приводили в сексуальный трепет молоденькие девушки с полными икрами. А турецкому министру на тебе, иностранная разведка подослала бы европейского типа красавицу 90–60–90. Жуткая ошибка! Ему же такая и при сексуальном голоде не очень. Он грезит женщиной пышной, габаритной, и в то же время гибкой и податливой. Уже в наши дни один турок подал на развод с женой, которая была ему в самый раз, но сдуру решила худеть и достигнуть европейского стандарта. И суд его мотивы для развода понял и удовлетворил. В Турции веками сексуально фасцинировали мужчин пышногрудые и широкобёдрые красавицы, а не тощие 90–60–90. Вывод: в спецшколах подготовки сексразведчиц обязаны готовить для Востока сексшпионок с роскошью габаритов и танцем живота.