– Привези мороженого десять штук, проведём экспертизу. – приказал Гаргалин.

Сюжет приобретал новые нюансы.

«Всё, встречу с Арбелиным надо провести не откладывая», – решил Гаргалин.

Он набрал номер телефона Арбелина, представился:

– Гаргалин Станислав Анатольевич, сотрудник ФСБ. Юлиан Юрьевич, мне передали Ваш проект для анализа и заключения. Проект очень интересный. Хотелось бы с Вами встретиться, побеседовать. Не могли бы Вы заглянуть к нам?

Арбелин этого приглашения ждал. Понял, что фээсбэшная карусель закрутилась.

– Когда и во сколько?

– Сможете завтра в одиннадцать ноль-ноль?

– Завтра в одиннадцать ноль-ноль буду у Вас.

Арбелин был точен.

Сухощавый, порывистый, горбатый он поразил Гаргалина энергетикой и стремительностью, с которой прошел от входа к столу, пока он поднимался из-за стола ему навстречу. Зоркие пронзительные глаза были не стариковскими, какого странного ярко карего с фиолетовым отливом цвета, и не содержали даже намека на какую бы то ни было аномалию, чего с надеждой ждал Гаргалин. Адекватные были глаза. И Гаргалин понял – непростой будет разговор.

Обменялись формальными фразами и Арбелин взял инициативу в свои руки, спросил, смеясь:

– Надеюсь, наш разговор не будет допросом?

– Как Вы могли подумать! – деланно-вежливо возмутился Гаргалин, уколотый репликой Арбелина. – Ваше предложение серьезное, а я, простите, в том, что Вы предлагаете, совершеннейший профан. Фасцинация, я и слова-то такого не слыхивал.

Гаргалин к разговору подготовился, разыграл в воображении варианты. Главной задачей поставил выведать, кто ещё знает о фасцинетике и нет ли у Арбелина мыслей связаться с Западом. Последнее, случись оно, вносило бы в разбирательство ненужную суету, а возможно и шумиху. Только этого не хватало.

Арбелин был психологом и знал, что говорить надо на опережение. Пошутил:

– Не напугал своими записками? Не показались ли они Вам ещё одним прожектёрством на тему спасения Отечества?

– Помилуйте, Юлиан Юрьевич, наша организация не привыкла пугаться. – Гаргалин усмехнулся. – Это нас обычно боятся. А спасителей хватает, это Вы точно заметили.

– Вот, вот! – подхватил Арбелин. – Я потому и спрашиваю. Я ведь тоже по линии спасения. От террористов и экстремистов.

– Мне бы понять, что такое фасцинация и какое отношение она имеет к террору.

– Скажем мягче – к экстремизму. – попробовал снизить планку Арбелин. – К тоталитарным потенциям людей. К массовой психопатии. К массовому зомбированию, как сейчас принято выражаться. А я называю это фасцинофикацией.

– Созвучно с электрофикацией. – вставил, шутя, Гаргалин. – Коммунизм – это советская власть плюс электрофикация всей страны. Так?

– И очень верно, кстати сказать. Без электрофикации вышел бы у Ленина со Сталиным вообще один пшик. А фасцинофикация – это сведение с ума, некая массовая шизофренизация населения.

Обо всем этом у Арбелина было написано в обращении и Гаргалин мог бы это усвоить, но Арбелин решил усилить формулировки. Устная беседа к этому располагала, позволяла делать акценты и уточнения.

И начал внушение со смешной истории.

– Я Вам, Станислав Анатольевич, презабавную байку расскажу. Вроде анекдота, хотя это исторический факт. Мне очевидец рассказал, он как раз в те годы служил пограничником на границе с Китаем. Это когда у нас с Китаем конфликт случился из-за острова Даманского. Помните такое?

– Помню. – подтвердил Гаргалин.

– Река в том месте не очень широкая, с берега на берег всё отлично просматривается. Китайские солдаты утром бегут к берегу, поворачиваются к нашей стороне задом, снимают штаны, садятся и хором опорожняются. Юмор такой придумали. Представляете, две сотни гавриков зад нам показывают. Унижают. И вот кто-то из наших сообразил, как с этим унижением сладить. Нарисовали огромный портрет Мао Цзедуна, и как только китайцы утром скинули штаны, подняли Мао. С китайцами чуть ли не паралич случился. Некоторые попадали прямо в своё дерьмо. Быстренько все оделись и смотались, как ветром сдуло. И ни единого бойца больше на берег по нужде не появлялось.

Гаргалину история понравилась, рассмеялся и размяк:

– Знай наших! Но я не совсем понял, где же в этой истории фасцинация?

– Как где? А Мао? Он же для китайцев святой, как Мухаммед или Иисус Христос. Не может же православный голую задницу иконе богородицы показывать, верно? Так и китаец Мао Цзедуну. В миг окультурились.

– Значит иконы и портреты вождей – это фасцинация? – спросил Гаргалин.

– Разумеется. Это сигналы, знаки, символы фасцинации. Для того и создаются, чтобы очаровывать, вселять восторг и уважение. Плачут люди от умиления. А издевательства над этими святынями вызывают ненависть и вражду.

– Но Вы же, Юлиан Юрьевич, предлагаете сражаться с террористами. Им хоть что покажи – взорвут.

Арбелин терпеливо начал разъяснять суть своего проекта.

– Вот смертницы. Вы, Станислав Анатольевич, в своей организации изучили, откуда и из чего появляются женщины-террористки, с готовностью опоясывающие себя поясами джахидок? Ведь смерть, конец земного существования.

– Откуда, откуда. Да от религиозного фанатизма! – сердито пробурчал Гаргалин азбучную истину.

Для Арбелина азбучной истиной это не было, потому он спросил:

– Отлично. Ну, а этот самый фанатизм до степени готовности и даже страстного желания умереть откуда?

Гаргалин и вовсе осерчал, хотел ошпарить ученого фразой «от верблюда», но сдержался.

– Корни. Ислам, агрессия к иноверцам. Воспитание...

– Ну, а у японских камикадзе? Они же не мусульмане. А на самолетах авианосцы американские взрывали. Тоже воспитание?

– Тоже. Самураи.

– А согласитесь, если бы найти такой инструмент, чтобы в мозгах этот фанатизм снижать до несмертного уровня, до некоего только щекотания, было бы легче человечеству?

Гаргалин несколько насторожился неожиданному повороту мысли.

– Как же его снизишь, если зашкалило.

– Вот-вот, хорошее Вы определение нашли – зашкалило. Значит надо такой инструмент применить, чтобы не зашкаливало. Пусть себе матюгается среди единоверцев, только не обматывает себя взрывчаткой.

– И Вы знаете такой инструмент? – язвительно усмехнулся Гаргалин.

– Прошу меня извинить, я спросил, есть ли у ФСБ такой инструмент?

– В ФСБ пока нету.

– А раз нету, надо же искать!

– И Вы его нашли?

– Я предлагаю гипотезу, как найти. Я предлагаю действовать, а не размышлять. Этого разве мало?

– Это мечты. Нам нужны конкретные результаты.

Арбелин понял, что натолкнулся на стену – им подавай готовенькое. Все же попытался стукнуться лбом о стену еще раз.

– Исследовательская лаборатория – это и есть поиск результата. Не с неба же результат упадет! Гитлер с Геббельсом нашли же способ фасцинофицировать нацию. Ведь что придумал и реализовал Гитлер? Надо внимательно, а не наскоком, прочитать «Майн кампф», там все чёрным по белому расписано. Кстати сказать, знаете как Гитлер себя называл в «Майн кампф»?

– Не читал и не знаю. – буркнул Гаргалин.

– Он назвал себя социальным инженером. И действительно, всё то страшное, что связано с его именем, он сконструировал тщательнейшим образом именно как инженер, подгоняя все шестеренки и винтики. Он ведь даже символику сам выдумал, цветовые сочетания ввёл в оборот, которые абсолютно фасцинативны: красное, чёрное, белое. А самое главное, сконструировал идеологию. Поставил точную цель – спасение фатерланда от коммунизма и коммунистов. Как этого достигнуть в стране, где половина населения ротфронту и левым социалистам симпатизирует? Надо вымести из мозгов эту чарующую дурь равенства и братства. Убеждать и разъяснять? Чёрта с два. Гитлер понял, что разговор с нацией – это не дискуссионный клуб интеллектуалов с высшим образованием, информация суха и бледна, она не способна вытеснять то, что застряло и нравится. Есть только один путь – вытеснить чем-то более чарующим. Лучшее – враг хорошего. Это закон фасцинации. На этом мир живёт и движется. Но чем вытеснить? И он додумался: тем же, что уже сидит в мозгах немцев, – коммунизмом! Только его надо перелицевать, как портные перелицовывали раньше износившееся, но родное пальто. И добавить чарующе-возвышающих фишек, туманящих разум. Так появился обновлённый социализм с приставкой «национал», подкреплённый возвеличиванием немца как лучшего образца рода человеческого. Униженным Версальским договором немцам очень понравилось быть арийцами и презирать всех не-арийцев. Вот вам и лучшее! А как это всобачить в мозги? Опять фасцинацией. Гитлер этого слова и феномена не знал. Но он понял и провозгласил как принцип действия и девиз: с немцами надо изъясняться не языком логики, а языком чувств. Как с женщиной. Даже для интеллигенции язык логики не годится, а про народ и говорить нечего. Массовый обыватель, в меру невежественный и значит туповатый, любит, как женщина, красочную силу и комплименты. Сила внушает страх, а для слабого страх – ключ к покорному обожанию. И штурмовики стали бить коммунистов везде и всюду: на митингах, в уличных драках, из подвортни. Такую установку им дал Гитлер: бить, бить и так бить, чтобы всегда побеждать! А чтобы и вовсе показать силу, начали по всей Германии маршировать под музыку. Очень эффектно получалось. Мать Альберта Шпеера, гениального министра вооружений при Гитлере, призналась сыну, что когда увидела стройные бравые колонны марширующих нацистов, сказала себе «Эти наведут порядок» и тут же записалась в партию Гитлера. Вся Германия смотрела эти спектакли маршей и шествий. И умилялась. Вот она мощь массовой фасцинации. Результат известен – на выборах нацисты победили, народ добровольно, без насилия и черного пиара отдал руль управления страной нацистам и Гитлеру. Дальше уже технология фасцинофикации заработала как по маслу. Талантливая Рифеншталь создала гениальный фильм «Триумф воли», после которого немцы тысячами попёрли в партию нацистов. И никаких тебе убеждений и логической эквилибристики. Бытует миф, что Сталин Рифеншталь приглашал поработать. Язык чувств самый мощный фасцинофикатор. Гениальный, злодейский, но и успешный эксперимент проделали Гитлер с Геббельсом.