– Юлиан Юрьевич, жена Вам нужна без змеиных укусов, мягкая, нежная, заботливая, преклоняющаяся перед Вашей гениальностью.

Арбелин поднял и приладил грелку, проворчал:

– Где такую найти? У тебя что, есть на примете?

Альфе вдруг стало как-то бесшабашно весело:

– Да, есть на примете!

– И кто же?

– Она перед Вами.

– Не понял. Где?

– Это я, Юлиан Юрьевич.

– Ты?!

Арбелин привстал, посмотрел на Альфу широко раскрытыми глазами и повторил:

– Ты?!

– Я, я, Юлиан Юрьевич. Вы что слепой? Не видите, что я Вас люблю? К тому же я каллипига и пою.

Арбелин машинально отодвинул грелку и прикрыл глаза. В один миг произошло то, о чём он боялся даже помыслить, всеми силами сдерживая себя, чтобы не выдать разрастающегося чувства к Альфе.

Не ждал и не думал о любви учёный-отшельник, списал себя в архив, все силы свои бросив на развитие фасцинетики. А коварная фасцинация как раз и подвела, перечеркнула все архивы и взорвала воображение и страсть. Допустил Арбелин, сам того не подозревая, губительную ошибку, приманив сексуальную фасцинацию, – запустил проект книги о фасцинации женского тела, привлёк к нему Альфу, начал съёмки для иллюстраций. И пропустил удар по своей психике и физиологии – сигналы её чудного женственного тела взорвали гормональную систему и выплеснули заряды тестостерона и адреналина. Если начиная с первой встречи в мае, он Альфой любовался как удивительным экземпляром женского рода, посланным ему судьбой для развития фасцинетики, то после танца в клубе у Нинели Геннадьевны зашевелилось любование иного свойства, волнующее его как мужчину, но всё же ещё не более как любование, и вот, как только она предстала перед ним в трепетно-живом обнажённом виде, разум выключился, фасцинация захлестнула и отодвинула разум и рационализм, и он уже не мог ими владеть, а только проваливался день за днём в омут, в котором любование стремительно перерастало в сексуальное волнение и любовь. Крепился, сопротивлялся, держал себя в узде, однако природа уже взяла над ним власть и он не мог не думать об Альфе как о желанной и единственной женщине, с которой ему хотелось бы быть навеки вместе. И всё же он смог бы устоять и не перейти черты, воли ему было не занимать.

И вот она сама разорвала его отстранённость и немоту, сама всё решила. О, небеса, где вы отыскали это сокровище! По щеке Арбелина прокатились слезинка. Это были слёзы истомлённого одинокостью мыслителя, которого на склоне лет прихватило нежданное счастье.

У Альфы тоже появились слезы. Молча ждала она, что ответит Учитель.

Арбелин открыл глаза, вытер слёзы:

– Я не слепой, Альфуша, я всё вижу. Но я терпеливый. Жизнь научила долготерпению. Учёному без этого невозможно. Уже почти полгода как я понял, что влюблён в тебя. Но разве мог я хоть одним движением это показать?

– А я чувствовала. Поэтому и говорю Вам – возьмите меня в жёны. Мне кроме Вас в этом мире никто не нужен. Только Вы. Я это поняла.

– Согласись, что для меня это так неожиданно, я не нахожу слов. Я знаю только одно – не надо спешить. Хорошо? Давай подумаем. Я боюсь. Я не хочу тебя терять. Мы должны заниматься наукой. Брак – это такая непредсказуемость! Страшно мне.

Альфа подошла к Арбелину, прижала его голову к груди:

– Не надо ничего бояться. Мы будем идти вместе и навсегда.

– Я старею, Альфуша, видишь, простудился на ровном месте.

– Вы будете жить до ста и дальше. Я буду Вас защищать от всех болезней и бед. Я Вам нужна, Юлиан Юрьевич. Лучшей жены, чем я, Вы во всём свете не найдёте.

Арбелин улыбнулся:

– Я искать и не собирался. Думал доживать в одиночестве.

– Но ведь вдвоём нам обоим будет легче и веселее. Будем смеяться и плясать.

– С тобой уж точно не соскучишься…

Арбелин недомогал и от волнения покрылся потом.

– Давай вот что сделаем. Мне что-то нездоровится, голова мутная. Это дня два-три. Отложим разговор и хорошенько всё взвесим. Потом сядем и как следует покумекаем. Чтобы не ошибиться.

– Юлиан Юрьевич, о чём Вы! Какая может быть ошибка, если мы друг друга любим? Или Вы меня не любите?

– Ты же моя несбывшаяся мечта. Люблю, люблю, Альфуша. И не могу, чёрт подери, остановиться. «Нет» не помогает. Но речь ведь идёт о браке. Любовь и брак – разные штуковины, как ни крути. Вот я о чём. Может стоит подождать, не торопиться с женитьбой?

***

То ли чутьё подсказало матери Альфы вынырнуть из Штатов и нагрянуть в Бург, то ли кто-то из подруг донёс ей об амурах дочери с Арбелиным, но, как бы там ни было, она появилась и позвонила Альфе. Мать есть мать, хоть и презренная шлюха. Альфа, согласилась увидеться.

Мать повезла её в «Три кита».

Исполнив ритуал женской болтовни о том о сём, она приступила к главному. Целью её появления было увезти дочь в Америку. Проект для этого, как она себе представляла, был просто идеален. В Штатах она подыскала Альфе выгодную партию, сорокалетнего миллионера с прекрасными перспективами, красавца и жизнелюба. Увидев фотографии Альфы, миллионер был очарован.

Мать начала обольщение дочери с показа фотографии мачо.

– Посмотри на этого красавца. Правда хорош?

Альфа без всякого интереса глянула.

– Жеребец! Твой новый бойфренд? Вроде моложе тебя лет на десять.

– И не жеребец, и не бойфренд. А влюблённый в тебя американский миллионер. – обиженно проговорила мать.

– В меня?! Он? Откуда же он меня знает?

– Я ему твои фотографии показала.

В самых радужных красках мать расписала Альфе перспективы замужества и роскошной жизни на Западе.

Забавна была Альфе психология родной матери, совсем растворившейся в мире престижности и зависти.

– Голову на отсечение, мамочка, даю, ты с ним переспала. – усмехнулась Альфа.

Сконфузилась от неожиданного удара мать:

– Ну какое это имеет значение, Аля? Да и спала я с ним всего только два раза. Надо же было проверить. Вдруг импотент.

Совсем скучно стало Альфе:

– Мама, извини, но я уже другому отдана и буду век ему верна.

– Уж не за того ли учёного старика, с которым связалась? – вспыхнула мать, негодуя.

Хитра была мать Альфы, разузнала о теперешней жизни дочери.

Сдержала себя Альфа, только побледнела:

– Мама, я с ним наукой занимаюсь. Мне это интересно. И я его полюбила. Он гений.

– Горбатый гений! – язвительно хохотнула мама. – И наверняка уже импотент.

И это хамство матери Альфа стерпела. И даже повеселела:

– Скажи мне, мамуля, не знакома ли тебе фотомодель Инга Мигачёва?

Смешком встретила мать названное Альфой имя:

– Кто ж эту б…. не знает. А тебе откуда она известна?

– Увидишь если её, поинтересуйся, понравился ли ей горбатый гений.

– Неужто она и к нему в постель прыгнула? А ты стерпела?

– До меня прыгнула. Теперь отпрыгалась. – усмехнулась Альфа. И сказала чётко, не оставляя матери ни единого шанса продолжать беседу: – Извини, мне ужасно некогда. Желаю тебе всяческих успехов в твоей бурной жизни. Этому огурчику своему – она показала на фотографии мачо – передай физкультпривет.

Альфа встала и быстрым шагом ушла, покинув раскрасневшуюся от негодования и растерянности мать.

Отцу Альфа о встрече с матерью не сказала.

Мать больше не возникала.

***

Арбелин делал последние защитные усилия, попытку удержаться на краю бездны, куда его толкала Альфа. Он обязан был попытаться оставить всё как было: он и она – соратники, он учитель, она ученица. И обратился, как всегда делал в трудные минуты жизни, к великому своему учителю Льву Толстому. Быстро нашёл в его дневниках всплывший в памяти текст о трагизме брака и сделал закладку, чтобы дать его Альфе – в слабой надежде, что Лев Толстой её образумит и удержит от рокового для обоих шага.

Решил ухватиться за соломинку.

То, что дал Арбелин прочитать Альфе при встрече через два дня, было выдержкой из дневника Толстого от 13 октября 1899 года.