«Таким образом, количественное выражение петровских реформ дается следующими цифрами: увеличение налогов на поместных крестьян в 5—6 раз и увеличение расходов на армию в 2,5 раза»[187].

Заключение Нефёдова об увеличении Петром налогов с поместных крестьян в 5—6 раз не согласуется с его же пересчётом прямых налогов в пуды хлеба с души: 0,9 пуда при Наталье Кирилловне[188] в 1688—1696 гг., 2,5 пуда в 1723—1725 гг.[189] Значит, Пётр увеличил прямой налог с крестьян в 3 раза. По Нефёдову, косвенные налоги (соляная подать) в 1723—1725 гг. равнялись 1,4 пуда хлеба с души. Но ведь такие же налоги были в 1680 г. (рис. 3.5 у Нефёдова)[190]. Получается, что в конце XVII в. поместные крестьяне платили прямых и косвенных налогов 2,3 пуда хлеба с души, а к концу царствования Петра — 3,9 пуда. Увеличение в 1,7 раза, а не в 5—6 раз, как утверждает Нефёдов. Стоит вспомнить и данные Милюкова, показавшего, что налоги при Петре I возросли в 2,6 раза[191].

Со сбором подушной подати непосредственно связано задуманное Петром размещение армейских полков по уездам на «вечные» квартиры. Полковой командир с офицерами являлись как бы параллельной властью в уезде: они должны были надзирать за порядком, удерживать крестьян от побегов, защищать население от мздоимства губернских чиновников и, что немаловажно, собирать подушную подать. Население с ужасом ожидало прихода полковых команд, проводивших сбор. Воинские команды были разорительней самой подати. Вооруженные сборщики, по полгода живущие за счёт обывателей, собирали подать и проводили взыскания и экзекуции. Эта новация Петра вызывает у Ключевского возмущение: «Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить её во 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных но десяти губерниям среди запуганного населения, — во всем этом не узнаешь преобразователя».

Повинности и побеги крестьян. Огромные налоги не исчерпывают тяготы подданных Петра I. Народ ещё платил «налог кровью» — поставлял рекрутов. За 15 лет (1699—1714) были взяты в солдаты свыше 330 тыс. рекрут, главным образом крестьян. С 1705 г. и до Полтавской битвы (1709) брали ежегодно но одному рекруту с 20 дворов. В 1714 г. нормы наборов снизились — брали уже одного рекрута с 40 дворов, а в 1715 г. — с 75 дворов[192]. На плечи крестьян легли натуральные повинности (поставки продовольствия, леса, подвод) и мобилизации на работы. Крестьян и ремесленных людей посылали на строительство портов, каналов и особенно на строительство Петербурга. Начиная с 1704 г. в Петербург ежегодно требовали по 40 тыс. человек. Людей посылали со всей России, даже из Сибири. Только в 1718 г. прекратили отправлять крестьян на работы в Петербург, ограничив эту повинность крестьянами Петербургской губернии.

От невыносимых поборов, правежа и повинностей крестьяне ударялись в бега. Бежали семьями и целыми селениями. В 1706 г. крестьяне Чернеева монастыря писали о причине побегов: « От того побору и от большего правежу и бою, видя свою скудость, что им тех поборов платить нечем и продать нечего, многие крестьяне и вытчики, покиня жен своих и детей, бегут и укрываются». Бегство крестьян особенно усиливалось в неурожайные 1704—1706 и 1722—1723 гг. Поначалу многие бежали на Дон, откуда «выдачи нет». Посылка войск для их сыска привела к Булавинскому восстанию (1707—1709); для его подавления потребовалась 30-тысячная армия. Правительство издавало многочисленные указы о беглых, по жестокости мер наказания далеко превосходившие указы XVII в. Тем не менее даже официальные данные свидетельствуют, что бегство крестьян приняло массовый характер: в 1719—1727 гг. было зарегистрировано 199 тыс. беглых.

Пётр и крепостное право. Пётр I не издавал законов о правовом положении крепостных крестьян. Но при проведении подушной переписи 1718—1723 гг. в податные списки внесли холопов. В январе 1723 г. они были положены в подушный оклад как крепостные.

Ключевский пишет: «Холопство как особое юридическое состояние, свободное от государственных повинностей, исчезло, слившись с крепостным крестьянством в один класс крепостных людей». С 1724 г. крестьянам разрешалось наниматься на работу «для прокормления» в пределах своего уезда лишь с «письменного отпуска» помещика или приказчика. Для отхода далее, чем за 30 верст, крестьянин с отпускным письмом от помещика должен был явиться к земскому комиссару, который выдавал «пропускное письмо от себя за рукою своею, и за рукою ж и печатью полковника, которого полк в том уезде имеет вечную квартеру».

По словам Ключевского, от последних лет царствования Петра дошло иноземное известие, что царю не раз советовали отменить крепостное право, но он «ввиду дикой натуры русских», которых «без принуждения их ни к чему не приведешь», отвергал эти советы. Все же Петру не нравилась розничная торговля крепостными, как скотом, «чего во всем свете не водится». В 1721 г. он передал Сенату указ — «оную продажу людем пресечь, а ежели невозможно будет того вовсе пресечь, то бы хотя по нужде продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь». Но это, замечает Ключевский, «был не закон... а только добродушный совет в руководство Сенату при составлении нового Уложения, как господа сенаторы "за благо рассудят"«. Господа сенаторы сочли за благо с Уложением не спешить, и новый свод законов Российского государства появился лишь при Николае I.

Чиновники. Реформы Петра сопровождались разрастанием бюрократии. Многочисленные чиновники не только содержались за счёт населения, но его беспощадно грабили. Не менее успешно они разворовывали государственные доходы. Иностранцы описывают русских чиновников как истинных виртуозов своего ремесла. Ключевский приводит пример подобного отзыва: «Писец, при вступлении в должность едва имевший чем прикрыть свое тело, в 4—5 лет, получая 40—50 рублей в год жалованья на наши деньги, разгонял подведомственный ему крестьянский округ, зато скорехонько выстраивал себе каменный домик». Он добавляет: «Сведущие в чиновничьих изворотах русские люди серьезно или шутливо рассчитывали тогда, что из собранных 100 податных рублей только 30 попадают в царскую казну, а остальное чиновники делят между собою». Воровали и крупные чиновники. Грабеж астраханским воеводой вверенных ему жителей вызвал астраханское восстание 1705—1706 гг.; для его подавления потребовалась посылка войск. Тогда же восстали доведенные до отчаяния башкиры; башкир подавили лишь через шесть лет.

Крепостники и крепостные. Ключевский пишет, что «у Петра были два врага казны и общего блага, которым нет никакого дела до правды и равенства» — это дворянин и чиновник. Дворяне, продолжает историк, больше всего заботятся о том, как освободить своих крестьян от казенных повинностей — «не для облегчения крестьян, а для увеличения собственных доходов, и здесь они не брезгают никакими средствами». Автор не уникален — историки дореволюционной России любили изображать помещиков жестокими крепостниками. Подобная оценка перешла как аксиома в советскую историографию. Между тем обвинения в адрес помещиков во многом являются мифом. Нет сомнений, что помещики жили за счёт труда крепостных, но неверно думать, что они не заботились о крестьянах. Пусть барская забота диктовалась расчётом, но она действовала. Даже пример Ключевского — укрывательство крестьян от повинностей свидетельствует о помощи со стороны помещиков. Своекорыстные побуждения, конечно, преобладали, но нельзя полностью отбросить и феодальный патернализм — отношение отца к детям.

Историк Л.В. Милов в книге «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» (1998) рассматривает условия жизни крестьян в XVIII в. Он приводит данные, показывающие, что вследствие неблагоприятных природных условий Нечерноземья — короткого сезона земледельческих работ и бедности почв, низкого уровня земледелия, налогов и работ на помещика, уровень жизни большинства крестьян «располагался между крайней бедностью и состоянием выживания, когда хозяин, применяя всевозможные "крестьянские извороты", поддерживал на плаву свой двор и семью». За вычетом зерна для подкормки скота у крестьян оставалось для питания от 13 до 18 пудов зерна в год на душу, что соответствует 1700—2400 ккал в сутки. Излишек зерна для продажи крестьяне могли получить лишь при хорошем урожае либо снижая свое потребление. У крестьян Черноземья было больше возможностей для товарного производства зерна. Наиболее критичными для крестьян были недороды, нередкие на Среднерусской равнине.