Согласно Ключевскому, по переписи 1678 г., из 888 тыс. тяглых дворов только 92 тыс. (10,4%) принадлежали свободным людям — посадским и черносошным крестьянам; остальное тяглое население находилось в крепостной зависимости от церкви — 118 тыс. дворов (13,3%), царского дворца — 83 тыс. (9,3%), бояр — 88 тыс. (10%) и дворян — 507 тыс. дворов (57%)[170]. В эти расчёты П.Н. Милюков внёс уточнения. Тяглых дворов по переписи 1678 г. оказалось меньше — около 790 тыс., поэтому число дворов поместных крестьян, полученное путем вычитания всех остальных категорий из общего числа податных дворов, составляло 409 тыс., т.е. 52, а не 57%.[171] И всё же поместная, самая тяжкая для крестьянина форма крепостной зависимости преобладала в допетровской России конца XVII в.

Налоги. Московское государство вышло из Смуты с разорённым хозяйством и разрушенной налоговой системой. Денег не хватало, и правительство вместе с земскими соборами собирали чрезвычайные налоги с торговых и посадских людей — «запросы волею» и «пятую деньгу». Деньги взимали и с черносошных крестьян. В 1620-е гг. патриарх Филарет занялся восстановлением налоговой системы. Перепись земель показала, что площадь «живущей», т.е. засеваемой, пашни сократилась в 4, 10 и более раз. Налоги брали с податной единицы — сохи. Сохи различались по размерам «живущей пашни». «Служилые сохи» помещиков были в 1,6 раза больше, чем «чёрные сохи» черносошных крестьян. Поэтому на крестьян, живущих на земле помещика, приходилось меньше налогов, чем на черносошных крестьян. В посадах налоги раскладывались но «подворной сохе», содержащей от 40 до 160 посадских дворов.

В конце 1620-х гг. патриарх Филарет резко повысил налоги, но под давлением помещиков, засыпавших правительство челобитными, должен был уступить. Хуже всего пришлось черносошным крестьянам: они продолжали платить высокие налоги — в 10—20 раз большие, чем у поместных крестьян. В 1677—1678 гг. была проведена подворная перепись, позволившая обложить податями тяглое население по дворам. В 1679 г. прямые налоги были объединены в единый налог — «стрелецкие деньги», которые стали собирать с числа дворов. Подворное обложение сохранилось почти до конца царствования Петра I.

Для поместных и монастырских крестьян, т.е. для большинства населения, уровень налогов в XVII столетии был низким. Согласно С.Л. Нефёдову, налоги поместных крестьян в пудах зерна на душу в 1630--1672 гг. составляли 0,16-0,31 пуда, в 1672-1688 гг. - 0,53-0,7, в 1688—1696 гг. — 0,9 пуда. Для сравнения: при Иване Грозном в 1561 -1562 гг. с поместных крестьян собирали податей 2,8 пуда, а при Петре в 1723—1725 гг. — 2,5 пуда[172]. Это значит, что первые Романовы стремились избежать разорения (и бунтов) крестьян и собирали щадящие налоги, в десять раз меньшие при Алексее Михайловиче, чем при Иване Грозном или Петре I. Упор делался на косвенные налоги: таможенные пошлины и кабацкие доходы давали до двух третей поступлений в казну. Попытка ввести высокую пошлину на соль привела к Соляному бунту (1648). Неудачной оказалась и попытка введения медных денег вместо серебряных.

Барщина и оброк. Страшные опустошения Смутного время затронули все слои населения, но в наибольшей степени бояр и служивых людей. «Прежние большие роды многие без остатку миновались»[173], а служилых людей стало меньше в разы: если в 1580-е годы в дворянском ополчении числилось 65 тыс. всадников, то в 1630 г. полевую службу могли нести лишь 15 тысяч дворян[174]. Ведь именно служилые люди — дворяне и дети боярские (наряду с казаками), сражались и гибли в войнах Смуты. Резкое уменьшение числа служилых, т.е. помещиков, не могло не сказаться на жизни поместных крестьян: их положение улучшилось. Прокормить немногих дворян было крестьянам по силам, а помещики опасались их притеснять — ведь крестьяне могли сбежать на южную границу или на Волгу, или перейти на боярские и монастырские земли. Отмена урочных лет в 1649 г. не сразу сказалась на масштабах побегов: лишь в 1660-е гг. стала налаживаться служба сыска беглых крестьян. Но тут подоспело восстание Степана Разина (1670—1671), переросшее из казацкого в крестьянское. Восстание жестоко подавили, но дворяне были слишком напуганы, чтобы увеличивать повинности крестьян.

При первых Романовых нормы барщины были в три раза ниже, чем в крепостной России XIX в. По оценке С.А. Нефёдова, в 1630-е — 1640-е гг. барщина отнимала 1/5 крестьянского труда, в 60-х гг. — 2/5 и в конце столетия — немногим более 1/5. Норма барщины на протяжении XVII в. оставалась низкой, хотя временно возросла в 1660-е гг. Посилен был и оброк. Нефёдов пересчитал оброк в пудах «хлеба» (зерна) на душу и получил следующие средние значения: 1626-1644 гг. - 2,9 пуда, 1660-1670 гг. - 1,5 пуда, 1680-1690 гг. -3,2—5,8 пуда. Автор приводит размер оброка в 1540 г. в Новгородской пятине — 8—12 пудов надушу. Получается, что крестьяне в XVII веке платили оброка в 3—4 раза меньше, чем в XVI в.[175]

Уровень жизни в XVII в. Для большинства крестьян жизнь при первых Романовых нельзя назвать тяжёлой. Налоги были низкие, и помещики не обирали крестьян. По оценке Нефёдова, барщинный крестьянин собирал с урожая для своей семьи 18—21 пудов зерна на душу, из них 5—9 пудов излишков. О зажиточности крестьян свидетельствует среднее количество скота во дворе. Монастырские крестьяне имели по 2—5 лошадей и 3—5 коров; помещичьи — по 2—3 лошади и 2—3 коровы; у крестьян, недавно бежавших на Юг, на дворе стояло по 3 лошади и по 2 коровы.

О жизни «чёрного» люда можно также судить по оплате труда наемных работников. Нефёдов пересчитал поденную плату в количество купленного на нее хлеба. Оказалось, что 1640-е гг. она составляла 10 кг хлеба, в 1654— 1679 гг. уменьшилась до 6 кг и в конце века увеличилась до 14 кг. В 1674 г. батрак на дневную плату в 15 денег (3 коп.) мог купить 4 кг мяса (пуд говядины стоил 56 денег)[176]. Найти работников было непросто. В 1630-е гг. монахи Иосифо-Волоколамского монастыря жаловались, что не могут подрядить крестьян для обработки пашни: «Люди стали огурливы, в слободу посылаем для жнецов нанять, и нихто из нойму не идет, не страшатся никово»[177]. Не шли и на Тульские заводы; властям пришлось обязать крестьян соседних деревень выполнять подсобные работы как повинность. Ещё труднее было нанять людей в Белгородчине. В 1639—1642 гг. власти предлагали платить жнецам 7—10 денег в день, что в пересчёте на зерно составляет 14—20 кг. Это вдвое превышало поденную плату в Подмосковье, но не привлекало зажиточных крестьян Юга[178].

О высоком уровне жизни людей Московского государства свидетельствуют записки заезжих иностранцев. Адам Олеарий пишет, что страна «чрезвычайно плодородна», в ней «громадное изобилие хлеба и пастбищ» и «редко приходится слышать о дороговизне». Юрий Крижанич утверждает, что «хотя в богатых странах более зажиточные люди живут удобнее и роскошнее, нежели на Руси, однако при всем том крестьяне и убогие горожане, кормящиеся рукоделием, живут на Руси намного лучше и удобнее, нежели в тех пребогатых странах... Все люди, как самые бедные, так и самые богатые, едят ржаной хлеб, и рыбу, и мясо и пьют по крайней мере квас, если не имеют пива. Так что крестьянам и бедным рукодельцам живется на Руси намного лучше, нежели во многих местах Греческой, Испанской и других подобных земель... Ни в одном королевстве простые чёрные люди не живут так хорошо и нигде не имеют таких прав, как здесь».