— С Лондоном.

— Лондон ничего не хочет знать об этом деле. — Барни посмотрел через плечо Саймона на Тома Юнга и нахмурился. — Мы немного в курсе относительно тех проблем, которые существуют между Корпорацией и «Дьюкэнон Юнг». Если бы имелась какая-то альтернатива…

— Так что же насчет банка, а? Почему не может помочь Гонконгский и Шанхайский? Или «Стэндард чартеред»?

— Они заявили, что не желают иметь с этим делом ничего общего. Экономический климат таков, что…

— Ну что ж, тогда пинайте их под задницы до тех пор, пока они не захотят принять участие в этом деле. Мартин, что толку с того, что ты обладаешь большой властью — практически диктаторствуешь, — если ты даже не можешь выстроить по струнке свои поганые банки?

— Это так характерно, — съязвил холодный голос за спиной у Саймона.

Саймон сердито повернулся в своем кресле.

— Не вмешивайся в это дело!

— И не собираюсь. — Том прошелся по кабинету и встал за спинкой кресла Барни, положив руку на изголовье, словно желая подчеркнуть, на чьей он стороне. — Мартин слишком деликатен, чтобы высказать тебе все это напрямую, поэтому лучше я выскажусь вместо него. И банк, и «Стэндард чартеред» не хотят никогда иметь с тобой дело. И знаешь почему? Потому что они думают, что ты или безумец, или дурак, и никак не могут решить, кто же ты именно. — Саймон попытался заговорить, но отец продолжал: — У тебя около трех месяцев, не больше, чтобы придумать способ оттянуть платежи по долгу, который, даже по меркам Гонконга, просто астрономически велик. Если у тебя не выйдет, то двадцать акций учредителей перейдут к русским. К русским, Боже мой!.. И все мы знаем, что это значит.

— Брось ты! СКБ вполне законный сингапурский банк.

— Законный! Я бы предпочел, чтобы ты взял этот кредит хоть у самого черта! Наверное, ты скажешь сейчас: что было, то прошло и забылось, но ты ошибаешься. Ты узнаешь, насколько ты ошибаешься, когда попытаешься делать здесь свой бизнес и дальше. Если вообще ты когда-нибудь будешь им заниматься… В результате нападения террористов на твой опреснительный завод, он, похоже, вступит в строй не скоро, во всяком случае, не достаточно быстро, чтобы спасти тебя.

— В том, что кто-то подложил эти бомбы под мой завод, нет моей вины.

— Возможно. Я не могу высказать свои соображения по этому поводу, не будучи знаком подробно с условиями страхового договора. Насколько я знаю, страховые компании не особенно спешат выплачивать страховку. Что-то там насчет пневматического ружья, верно? Нелегальное хранение и применение огнестрельного оружия в нарушение условий контракта — неплохой повод не платить страховку, а?

Саймон ничего не ответил. Отец был прав на все сто. Страховые компании, не заявляя открыто, что не собираются платить, тянули со своими расследованиями гораздо дольше, чем обычно бывает в таких случаях и чем им требовалось на самом деле. И всему причиной это ружье охранника, насчет которого Саймон не давал никаких распоряжений. Конечно, если бы он знал о нем, он бы немедленно запретил это…

— Нынче ты утверждаешь, что Советский Коммунальный банк основывается на поддельных документах. Насколько я понимаю, ты уже видел сегодняшние газеты?

— Да.

— Тогда поправь меня, если я понял что-то не так. Первое: ты получил деньги; второе: ты «по ошибке» подписал фальшивые документы, чтобы потом не выплачивать долг; третье: весь Гонконг знает, что ты осмелился дать эти показания под присягой во время открытого слушания дела в суде. — Он сделал паузу, ожидая ответа. Когда его не последовало, он продолжил: — Так скажи мне, Саймон, скажи мне, кто именно после всего этого захочет иметь с тобой дело, а? Кто поспешит выстраиваться в очередь, чтобы иметь честь вести бизнес с председателем Совета директоров «Дьюкэнон Юнг»?

— Отец, если бы я был на твоем месте, я бы просто продолжал заниматься своими собственными делами.

— Понятно. Ты не думаешь о своих детях, об их будущем. Ты не думаешь о Джинни.

— Вот уж не ожидал от тебя такого, — взорвался Саймон. — Она ведь китаянка, ты что, забыл? Не надо лицемерить, отец. Только не сейчас…

— Не надо оскорблять меня. Я никогда не имел ничего против Джинни потому, что она китаянка. Ты никогда не слышал, чтобы я сказал твоей жене хоть одно грубое или даже просто невежливое слово.

— Да, ты прав, — язвительно согласился Саймон. — Я всегда чувствовал, как трудно тебе сдерживаться все эти годы, быть с ней вежливым: ведь сын женился на китаянке, его дети — полукровки…

Барни, видя, что разговор начинает выходить из-под контроля, громко кашлянул.

— Джентльмены, так мы ни к чему не придем. Том, я думаю, ты преувеличиваешь проблемы Саймона. Ведь это Гонконг, и наши правила уже почти не соблюдаются. Твой сын — уважаемый человек, а человеческая память коротка. Его репутация может оказаться на время подпорченной, но он восстановит ее. Мы должны надеяться и молиться, чтобы он восстановил ее, потому что если «Д. Ю.» рухнет…

— Если «Д.Ю.» рухнет, — перебил его Том, — то я и многие другие захотим узнать ответы на целую кучу «как», «почему» и «с какой целью».

— Тогда задай эти вопросы ему, — Саймон презрительно ткнул пальцем в сторону сэра Мартина Барни. — Или спроси губернатора. Они втянули меня в это. — Он сердито развернулся в кресле. — Питер, если я подписал поддельные документы, то тебе-то известно, почему. — Он повернулся к Барни. — Спроси его и послушай, что он скажет.

Барни посмотрел на Тома Юнга и двое мужчин обменялись невеселыми взглядами.

— Мы спрашивали его, — сказал секретарь. Было заметно, что он избегает даже смотреть в сторону Рида.

— И что?

— Лучше будет, я думаю, если он сам скажет.

— Ну, что же ты, Питер, давай, скажи им!

Рид улыбнулся. Его улыбка показалась Саймону какой-то садистской.

— Я все тогда объяснил тебе очень четко. Я сказал, что, если ты обратишься к нам и сообщишь, что у тебя есть деньги на этот проект, губернатор Ее Величества не станет задавать тебе нескромных вопросов, откуда ты их взял и на каких условиях, лишь бы кредитор был уважаем в финансовом мире, платежеспособен и не запятнан связями с коммунистами.

— Но это ужасное искажение того, что ты говорил мне тогда!

— Я возражаю.

— Ты активно подталкивал меня к сделке с Советским Коммунальным, потому что, как ты выразился, это полностью отвечает твоим планам, которые ты — как мне вряд ли надо уточнять — был не готов обсуждать.

— Сейчас ты искажаешь мои слова.

— Это ложь! Ложь, черт бы тебя побрал! Ты же сам говорил мне, что это совместная операция ДИ-6 и китайской разведки.

— Я не говорил этого.

— Но это… нелепо! — Саймон вскочил. — У меня есть свидетели. Джордж Форстер. Он подтвердит…

— Твой главный бухгалтер? — В голосе Тома Юнга послышалось презрение. — Это очень надежный свидетель, Саймон, в самом деле очень надежный.

— Тогда Цю.

— Кто?

— Цю Цяньвэй, агент КНР.

Сэр Мартин Барни развел руки, жестом показывая свою полную беспомощность.

— Прошу прощения, но у меня мало времени, я опаздываю, Питер…

Рид кивнул головой.

— Том?..

— Я опоздал давным-давно, Мартин. — Он уже не делал попыток скрыть свою горечь. — Когда-то, когда Саймон был еще ребенком, я опоздал. — Том снова повернулся к своему сыну. — Что бы здесь ни говорил господин секретарь по делам финансов, ты конченый человек в Гонконге. Каким-то чудом ты не отдал в руки русским «Д. Ю.». Как только я закончу все необходимые приготовления, я позабочусь о том, чтобы тебя убрали из всех советов директоров, и верну компанию на правильный курс…

— Она всегда была на верном пути. — Вся желчь Саймона выступила наружу. — С тех самых пор, когда я спас ее от этой гагары — Дэвида, твоего брата, прежде чем он успел пустить все на ветер и его прокляли…

— Замолчи!

— Только милостью Божьей он убрался на тот свет от наследственного сифилиса… прежде чем…

Лицо Тома окрасилось в малиновый цвет. Он пошел вокруг стола, сжав руки в кулаки, но Саймон продолжал оставаться на месте.