Десять метров до машущей руками фигуры в белом…

— Джинни! — закричал Чжао. — Джинни! — Все его мышцы внезапно отказались повиноваться и обмякли.

Цю схватился за руль обеими руками. Глядя в ветровое стекло, Чжао сумел крутануть баранку, но никак не мог заставить себя поверить в то, что он там видит. К автомобилю бежала Джинни Юнг, вскинув руки над головой. Ее бледное лицо казалось прозрачным в свете фар… И вдруг, с ужасающей внезапностью он сообразил, что уже не видит в ветровом стекле ничего, кроме темной ночи.

Чжао завыл.

Цю Цяньвэй крутанул руль влево и увидел, что там невысокий откос, поросший кустарником. Он сумел удержать руль — протестов и сопротивления со стороны Чжао не было. «Мерседес» взлетел по откосу и остановился. Когда он начал катиться назад, из темноты вынырнули люди из подразделения «Маджонг» и распахнули дверцы автомобиля. Чжао вывалился из машины на землю. Цю с силой затянул ручной тормоз, выпрыгнул из машины и побежал вниз по склону.

Вокруг Джинни уже собралась группа солдат. Она неподвижно лежала посреди проселка. Саймон Юнг стоял на коленях рядом с ней, и, когда он протянул руку к ее запястью, стараясь найти пульс, Цю инстинктивно понял, что ни пульса, ни сердцебиения не будет.

Но в последнее мгновение Саймон не сумел заставить себя дотронуться до тела своей жены. Он в ужасе подался назад и встал. Будучи не в силах плакать перед незнакомыми людьми, он отбежал на несколько шагов, закрыв лицо руками. Солдаты расступились, пропуская его.

Через какое-то время он совладал с собой и вернулся к телу на дороге. Спокойный голос у него внутри снова и снова повторял, что необходимо выполнить приготовления. Приготовления, приготовления. Когда человек умирает, необходимо соблюсти формальности. Кто-то должен сообщить детям. Конечно, это он должен сказать им. «Приготовления» — такое удобное нейтральное слово. Должны быть подписаны бумаги — это еще приготовления. Тело его словно оледенело и затекло от пережитого потрясения.

Саймон Юнг уселся на камни и взял в руку липкую ладонь жены, нежно растирая ее своими руками. Цю отошел в сторону. Он снова поднялся по склону к Роберту Чжао, стоявшему на коленях между двумя солдатами. Чжао посмотрел на него вопрошающими глазами, полными боли.

— Смерть, — лаконично сказал Цю.

Он щелкнул пальцами, и два «МАС-10» плюнули в Чжао огнем.

Когда выстрелы эхом прокатились по склону холма, Джинни Юнг открыла глаза и села.

— Что это было? — спросила она.

Двое солдат, отошедших на почтительное расстояние, не смогли скрыть своего изумления. Саймон уставился на жену, внезапно вернувшуюся из рук смерти, и открыл рот. Он не мог говорить.

Джинни повернула голову и, увидев мужа, снова спросила:

— Что это было?

— Джинни… с тобой все в порядке! Ты жива!

— Да, я жива. — Она смотрела на него, поражаясь его глупости. — Я споткнулась и потеряла сознание, и машина проехала надо мной.

Саймон прожил на Дальнем Востоке большую часть своей жизни. Общение с китайцами стало для него привычным делом. Он привык разбираться в небольших расхождениях, неизбежно возникавших в общении с людьми другого менталитета. Но, поскольку шок притупил все его чувства, он несколько секунд никак не мог сообразить, что должен понимать слова Джинни дословно: она споткнулась и упала посреди дороги, вытянувшись всем телом, и, когда машина проехала над ней, не задев, она потеряла сознание.

Но через какое-то время на Саймона все же снизошло озарение, и он громко захохотал от счастья.

Другой вид озарения пришел, когда люди Цю закончили подчищать все в доме Чжао и вокруг него. Это была замечательная работа. Не осталось никаких следов, говоривших о том, что у Чжао были ночные гости. Конечно, не осталось никаких следов и от самого Чжао.

Цю вышел из дома на террасу и обнаружил Саймона, опершегося о балюстраду и смотревшего в сторону Китая. Облака унесло прочь, и стали видны первые призрачные лиловые проблески великолепного тропического утра. Цю облокотился спиной о низкий парапет и закурил. Покурил примерно минуту в молчании и вдруг услышал, как Саймон спросил его:

— Где твои люди, Цю Цяньвэй?

— Они ушли.

— Я их и не видел, и не слышал.

— Хорошо.

— А Борисенко… Или как там его зовут. Вы нашли его?

— Нет еще.

— А найдете?

— Я не знаю. Надеюсь.

— А если найдете?..

Цю сильно затянулся.

— Мы убьем его. А сейчас, Саймон Юнг, я должен отвезти тебя домой. Нас ждет машина, но до нее надо немного пройтись пешком. Твоя жена уже там. Пожалуйста, побыстрее — уже поздновато…

Они спустились по лестнице на вертолетную площадку. От нее на юг отходила тропа, уводившая к Коулуну. Двое мужчин пошли по ней сквозь кустарник и примерно через метров пятьсот вышли на более широкую дорогу с гравийным покрытием, на которой стояла «мазда». Джинни уже сидела сзади. Саймон уселся подле, а Цю — впереди, рядом с водителем.

Цю сунул руку в карман куртки и достал лист плотной бумаги, сложенный вчетверо.

— Твой сертификат.

— Спасибо, — с трудом произнес Саймон. — Большое спасибо!

— Да чего уж там!

Когда машина тронулась, Саймон сунул сертификат в карман и, дотянувшись, похлопал Цю по плечу.

— А теперь что ты будешь делать? — спросил он.

— Я? Вернусь в Китай, конечно.

— Для очередного задания вроде этого?

Цю рассмеялся.

— Таких заданий, как это, просто не существует! Я поеду туда, куда меня пошлют, и буду делать то, что мне прикажут. — Он сделал грустное лицо. — Может быть, меня пошлют куда-нибудь в провинциальный университет, читать экономику. — Плечи его поникли, но он справился с грустью и продолжил. — А может быть и нет.

— Тебе не нравится быть полковником?

— Дело не в том, нравится мне это или нет. Я думаю, что я хорошо освоил свое дело, слишком хорошо, чтобы они теперь меня уволили.

— Когда мы снова встретимся?

Цю пожал плечами.

— Кто его знает?

Саймон стиснул плечо китайца, и тот вздрогнул.

— Мне очень жаль, что я использовал твоего сына таким образом, — произнес Саймон, немного помолчав.

— Да. — На мгновение сквозь любезную оболочку проглянула прежняя злость Цю. — И мне тоже. Может быть, время загладит воспоминания, Саймон Юнг, кто знает?..

Саймон плотно сжал губы.

— Время на твоей стороне, Цю Цяньвэй, а не на моей. Ты уезжаешь, твоя работа подошла к концу. Моя только начинается.

— Хорошо. Всегда хорошо начинать заново.

— Думаю, не в этом случае. В моем возрасте трудно начинать заново.

— Я не согласен, мистер Юнг. У нас есть пословица: «Трудности похожи на прыжок; если ты слаб, то они велики, если ты силен… то они малы». Пять миллионов гонконгцев очень сильны, Саймон Юнг. Ты тоже. И у тебя есть опора.

— У меня?

— Конечно. — Цю оперся плечом о спинку кресла водителя и повернулся к Джинни, улыбнувшись ей.

— Хорошая сестра! Мне понравилась эта часть моей легенды. Я даже немного завидую тебе, Саймон Юнг.

Джинни нахмурилась.

— Не буду благодарить тебя за это.

— Все это уже в прошлом, Ван Линьхуа.

— Не называй меня этим именем!

— Прости, прости. Все сначала, а? Новое имя, новый опреснительный завод, все начинается заново.

— Людям не так-то легко все начинать заново, — сказал Саймон. — И я не исключение. Моя коммерческая репутация подорвана.

Цю замотал головой и засмеялся.

— А я думал, что ты нас понял!

— Что?

— Разве товарищ Сунь не объяснил тебе это? Мы, китайцы, привыкли обращать внимание только на факты, мистер Юнг. Если бы я жил здесь, то я увидел бы опреснительный завод, который отстроен заново и работает, но я не увидел бы русского банка. Ты знаешь, что Советский Коммунальный банк вчера утром закрылся?

Саймон покачал головой.

— Ну так знай. Одно дело иметь на руках решение Верховного суда, другое — добиться его выполнения. Банк не смог это сделать, и теперь уже никогда не сможет. Мы уничтожили его и сделали это вместе с тобой.